Оборона Порт-Артура. Русско-японская война 1904–1905
Шрифт:
С наступлением темноты к противнику подошли новые подкрепления, и только теперь положение на форту стало критическим. Генерал Горбатовский решил форт оставить.
Он выехал в штаб отдела для отдачи соответствующих распоряжений, предупредив по телефону коменданта форта, чтобы выносили раненых и готовились к взрыву. Запрошенный об окончании подрывных работ начальник инженеров ответил, что все будет готово около 2–3 часов ночи. Подъезжая к штабу Глаголева, Горбатовский в темноте встретил группу солдат, которые сообщили ему, что они идут с форта и что форт уже взорван.
Было только 11 часов вечера. В это время появился Глаголев и подтвердил, что форт очищен им по приказанию Фока. Командующий сухопутной обороной, замаскированный предатель, боясь противодействия своим черным замыслам со стороны
В последние часы форт № II защищали главным образом моряки с «Победы» и «Пересвета» под командой мичмана Витгефта, [205] сына бывшего командующего эскадрой; в его распоряжении была сухопутная рота, прибывшая из резерва. Матросы сражались насмерть: из 108 человек, находившихся под командой Витгефта, было убито и ранено 101.
Генерал Ноги, заняв развалины форта № II, достигнутого успеха не развивал. Битый много раз, он в эти дни действовал особенно осторожно. Командиры его дивизий окончательно примирились с мыслью, что любое укрепление осаждаемой ими крепости нужно сначала взорвать и развалить, а потом уже брать штурмом.
На фронте наступило затишье, продолжавшееся десять дней. Японские саперы в это время вновь рыли землю и к 28 декабря под бруствером форта № III проложили минные галлереи, заложив в них мины.
* * *
Положение Порт-артурского гарнизона ухудшалось: люди недоедали, устали и физически и морально. Количество цынготных больных возрастало; за первую половину декабря поступило в госпитали 71 офицер и 1790 солдат. В крепости почти не оставалось резервов. На позиции посылались солдаты, только что поднявшиеся с госпитальной койки. В эти тяжелые дни Порт-Артуру был нужен такой организатор, как Кондратенко, который мог бы руководить обороной крепости.
Генерал Ноги не рассчитывал более штурмовать крепость, он решил брать ее измором, по частям. Через десять дней после взрыва и занятия форта № II он решил проделать то же с фортом № III, под бруствер которого было уже заложено 12 зарядов динамита общим весом свыше 6 тонн. Форт мог стать в любую минуту братской могилой. За несколько часов до его падения 28 декабря комендант капитан Булгаков в рапорте Стесселю, докладывая об обстановке, писал, что противник днем и ночью обстреливает форт 11-дюймовыми снарядами, днем и ночью ведет минные работы; из гарнизона давно выбыли смелые и опытные солдаты, а на пополнение присылают из госпиталей и околотков людей с опухшими ногами и незалеченными ранами; все блиндажи разрушены, и солдаты несут большой урон.
Не успел еще Булгаков отправить свой рапорт по назначению, как на форт обрушился небывалый ливень снарядов. Вскоре раздался оглушительный взрыв под землей, который, однако, оказался неудачным: забивка вылетела через галлерею в ров к противнику. Через два часа взрыв повторился. Дым, тучи песку и пыли заволокли форт; в напольном бруствере образовались две воронки; многие уже полуразрушенные блиндажи от сотрясения рухнули; развалились помещения для солдат; вспыхнул пожар.
Во время катастрофы на форту находилось 240 рядовых и офицеров, из них 58 моряков. Часть гарнизона погибла, а остальные [206] были настолько деморализованы происшедшим, что не могли оказать должного сопротивления.
После взрыва форт был сразу же атакован. В это время Булгаков донес в штаб крепости, что бруствер занят неприятелем и гарнизон держится на второй линии. На форт были немедленно посланы подкрепления и организована артиллерийская поддержка, но солдаты противника упорно продвигались вперед, закрепляя каждый захваченный метр мешками с песком.
Генерал Горбатовский приказал коменданту немедленно очистить от японцев бруствер, но наличными силами это сделать не удалось. Тогда Горбатовский прислал роту моряков с броненосца «Ретвизан», но и это не помогло: форт получал из резерва роты, а японцы бросали в бой полки.
В пятом часу пополудни неприятельские солдаты бросились лавиной в атаку и с ходу захватили вторую линию обороны — линию батарей. Русские отступили к казарме и, отстреливаясь, закрепились. Около 6 часов туда подошла полурота моряков с «Севастополя». Булгаков рассчитывал дождаться темноты, чтобы выбить неприятеля с форта,
Неприятель продолжал накапливать силы. Начальник отдела подполковник Гандурин обратился к генералу Горбатовскому с просьбой дать разрешение оставить форт, пока еще не взошла луна. Гандурин писал, что ручаться даже за несколько часов борьбы трудно, гарнизон находится в каземате, почти окруженном японцами. Горбатовский доложил об этом в штаб крепости, и в 10 часов 30 минут вечера Стессель приказал форт оставить. Русские обороняли его развалины одиннадцать часов. Отступая, они зажгли все, что могло гореть. Японцы взяли в плен только трех раненых солдат. Сами же они за день боя потеряли убитыми и ранеными свыше тысячи человек.
После падения форта № III для Порт-Артура создалось угрожающее положение: неприятель на этом направлении мог ворваться в город. Фок в докладе Стесселю заявил о том, что положение крепости безнадежное. Все предыдущие акты предательства Стесселя и его подручных — Фока и Рейса — привели крепость к состоянию, когда можно было доказать, что положение ее действительно безнадежно. Со смертью Кондратенко у предателей были развязаны руки для завершения их гнусного дела. Смирнов не мог им помешать, так как он сам был участником вредительских актов против гарнизона крепости. Стессель решил, что наступил момент, когда можно открыто заявить о капитуляции.
На совете Стессель ни слова не говорил о положении крепости, да истинного состояния ее и не знал. Обратившись к присутствовавшим, он предложил высказаться «что делать». Хотя Стессель не поставил вопроса прямо, сдавать крепость или продолжать оборону, офицеры поняли, что он собрал их именно для этого. По обычаю говорили сначала младшие чином. Взявший [207] слово начальник штаба 7-й дивизии капитан Головань заявил, что нужно продолжать воевать. Подполковник Дмитриевский, начальник штаба 4-й дивизии, говорил нерешительно, но в выводах все же заявил, что обороняться еще можно, а сколько времени — это будет зависеть от активности неприятеля. Подполковник Поклад коротко заявил: «Держаться необходимо на 1-й позиции». Его поддержал подполковник Хвостов, добавив: «До последней крайности». Категорически высказался против сдачи крепости полковник Петруша, заявив, что отказываться от дальнейшей обороны несвоевременно. «Положение тяжелое, но только относительно... — сказал он. — Если нам тяжело, то и им не легче; если [208] нас мало, то и их мало Они понесли очень тяжелые потери, и дух их также подорван{164}. Безусловно отказаться от дальнейшей обороны еще несвоевременно».
Особенно энергично высказались за дальнейшую борьбу боевые полковники Семенов и Мехмандаров.
Начальник артиллерии генерал-майор Белый заявил, что снарядов еще достаточно и можно отбить два больших штурма.
За дальнейшую оборону энергично высказался полковник Ирман, который заявил: «Пусть у нас теперь 8 тысяч, будет 4 тысячи, 2 тысячи, наконец 500 штыков — все продолжать оборону».
После полковника Ирмана выступил полковник Рейс — начальник штаба укрепленного района. Нет сомнения, что его выступление было заранее подготовлено и согласовано со Стесселем. Рейс сказал, что «вопрос состоит лишь в том, что лучше — оттянуть ли сдачу крепости на несколько дней или даже часов, или спасти жизнь двух десятков тысяч безоружных людей. То или другое решение вопроса, конечно, есть дело личного взгляда, но казалось бы, что последнее важнее, и потому, раз второй линии будет угрожать серьезная опасность, этой линией следует воспользоваться как средством для возможности начать переговоры о капитуляции...» {165}. Рейс убеждал офицеров, что крепость являлась главным образом убежищем флоту, а раз флот погиб, следовательно, отпала необходимость и дальнейшего сопротивления, что крепость оттягивала на себя сто тысяч солдат противника, чтобы дать возможность Куропаткину сосредоточить армии в Маньчжурии, и что эта необходимость тоже отпала. Наконец, Рейс, как и Фок, заявил, что, сколько ни сопротивляйся, выручки не будет и в конце концов крепость падет.