Обратная сторона Мебиуса
Шрифт:
И ни про какие снега, ледники, вечные ночи и вечные холода никто никогда не говорил.
– К вам посетитель.
Пресс Эни Кей кивает. Он знает этого посетителя. Хорошо знает.
– Пусть войдет.
Посетитель заходит, чуть замирает на пороге. Пресс пожимает ему руку жестом начальника.
– Ну что… гонорарчик можете получить…
– За Найта? – спрашивает квадратный человек.
– За него. Молодчина. Только грязновато работаете, ну что такое, застрелен у себя дома. Тут ежу понятно, дело нечисто. Нет, чтобы
– Но…
– Ну, это я так. Вам, конечно, виднее, я-то не спец…
– Но… господин директор…
– Я за него.
– Я… – квадратный человек бледнеет, – никого… не… убивал…
Не теряем лицо. Делаем хорошую мину при плохой игре. Улыбаемся и машем. Пресс пожимает руку жестом начальника, выпроваживает гостя за дверь. Глотает две таблетки Позитива, думает, добавляет еще одну.
Нужно что-то делать. Пресс не знает, что. Когда раньше не знал, что делать, звонил отцу. Это было раньше. Сейчас отцу не позвонишь, на тот свет роуминг до сих пор не доходит.
Пресс перебирает номера, случайно натыкается на номер мачехи. Джабриэлла Рододендрон, Пресс про себя звал ее Джабой, и в телефоне записана как Джаба, хорошо, не видит никто. Пресс попробовал вспомнить, когда последний раз говорил с мачехой. Никогда. Звонить не хотелось, но черт побери, надо было что-то делать…
Длинные гудки…
– Алло.
– А… День добрый, Джабриэллу я могу услышать?
– А… убили ее.
– К-как убили?
– С-сегодня… застрелили… в спальне… – девушка, должно быть, служанка, всхлипывает, ей бы сейчас Успокой вперемешку с позитивом, тройную дозу… и Пресс Эни Кею тоже.
Трубка выпрыгивает из рук…
Ван Клик уже не пытается отладить сердце, все равно не умеет. Сколько ни говорили что-то там, в школе, это должен знать каждый, все такое, Ван Клик только отмахивался, зачем я это буду знать, как будто врачей нет…
Ван Клик оглядывается, зовет на помощь, голос тонет в метели.
Глюк…
Нет, не глюк. Вот она. Пирамида. Там, на горизонте, стоит, полуприсыпанная снегом. Но вроде бы мигает, вроде бы работает. Только бы не получилось так, что идет Ван Клик к пирамиде и натыкается на табличку: НА РЕМОНТЕ
Ван Клик идет к пирамиде. Не идет – ковыляет. Не ковыляет – ползет. Через метель. Через снег. Через ночь. Через смерть. Просит кого-то, сам не знает, кого, чтобы пирамида была не на ремонте. Как будто кто-то его услышит. Как будто…
Холодно. Теперь зима не только снаружи Ван Клика, но и внутри. Пирамида не хочет приближаться, она как будто убегает от Ван Клика, играет с ним. Тпру, стоять, падла…
Сердце подпрыгивает, как будто из последних сил.
Ван Клик протягивает к пирамиде дрожащую руку, где у нее кнопка, где, где, где, мне бы сердце новое, и…
Что-то происходит, что-то притягивает Ван Клика к пирамиде, сильнее, сильнее, что-то высасывает из Ван Клика энергию, тепло, саму жизнь. Клик еще пытается позвать на помощь, голос тонет в метели….
КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩАЕТСЯ!
– Подходить к пирамиде ближе чем на 0,5 м. во избежание засасывания жизненной энергии в пирамиду, что в 99,3% случаев вызывает летальный исход.
– Работать на неисправном оборудо…
– Сдавай оружие!
Жека поднимает бритую голову, потирает инструмент, несет мастеру. И хоть ты на тридцать три раза протирай, а все равно мастер заорет, а-аа, грязно, а-а-а, намусорил, хрюкни… Так и хочется ляпнуть, свинья везде грязь найдет. Только за такое ляпанье тебе потом по морде так ляпнут, мало не покажется.
– Жека, я стесняюсь спросить, ты когда инструмент протирать научишься? Ты клещи в дерьме извалял, что ли, или как?
Парни хохочут, Жека чувствует, что краснеет. Так и дал бы этому мастеру по лысине, да посильнее…
– А станок выключать на хрен надо? пра-авильно, пусть он сгорит к хренам собачьим, у нас же этих станков, как грязи!
Жека стискивает зубы. Он уже не помнит, выключил он станок, или нет, и вообще, разве есть в мире еще какой-то там станок. Жека перебирает ногами, ноги не слушаются, хочется лечь прямо тут, на полу, заснуть, проспать эдак лет тысячу, может, тогда Жека выспится…
– А подметать кто будет? Мети метелку, кому сказал… куд-да ты стружку под станок заметаешь, я тебе ее щ-щас за шиворот замету!
Жека сжимает зубы. Считает, сколько осталось до конца смены. А что тут считать, сейчас поступит запрос из пирамиды, подавай пирамиде бежевый кадиллак со вкусом клубники… и опять начнется, давай-давай, живей-живей, ты как руль выкручиваешь, я тебе щ-щас башку выкручу…
– Ра-аз дваа-а взяли!
Жека раз-два берет тележку с прикованными к ней велосипедами. Сегодня Жека весь день делал велосипеды, уже смотреть на них не может, так и слышится в ушах проклятое дзынь-дзынь…
Жека ждет своей очереди. Очередь тянется бесконечно медленно, какая-то там хрень сегодня с пирамидами, что они принимают товар медленно. Очень медленно. В час по чайной ложке. Задолбали, с-суки. Чш, чш, пирамиду, говорят, ругать нельзя. Покарает. Вон, Лешка из седьмого цеха в Новый Год наклюкался, орал на весь цех, что пирамиду эту на хрен снесет, заберет из нее все, что мы туда складываем. И где теперь Лешка? Говорите, с крана свалился? Да вроде как не сам он свалился, вроде как помогла ему пирамида, чтобы другим неповадно было. Чтобы мозги лешкины от пола поотскребали, подумали…
– Жека, ты там заснул, что ли?
Жека подкатывает тележку к пирамиде. И правда, заснул, заснешь тут, по двадцать часов в сутки пахать. Выгружает велосипеды, один за другим заталкивает в ненасытную пирамидову глотку…
БРАК
Во, блин…
Толкает следующий…
ПРИНЯТО.
Жека переводит дух…
Половина велосипедов бракованные, и чего этой пирамиде не понравилось, чего не понравилось… ах, цвет не тот. Да задолбали с цветом со своим, тут сваргань две тыщи великов в день, вообще забудешь, какого они цвета…