Обреченность
Шрифт:
— Каждый из вас, кто будет честно трудиться на благо великой Германии, будет достойно награжден за свой труд и преданность фюреру. Большевикам скоро будет конец.
Переводчик перевел дух, оглянулся на офицера. Продолжил:
— Немецкое командование имеет вас предупреждать... за саботаж, убийство немецких солдат и совершение прочих преступлений виновные будут караться смертной казнью.
Листок с речью переводчик снова убрал в карман. Опять оглянулся на полковника.
Тот вяло поднял вверх правую руку, произнес:
— Хайль Гитлер!
Стоящие
Через несколько часов на площади поставили виселицу.
По углах площади стояли немецкие мотоциклы с установленными в колясках пулеметами.
С рынка и близлежащих улиц немецкие автоматчики пригнали толпу людей. Немцы никого не били, не приказывали. Они просто взяли толпу в кольцо и желающие выйти за него, тут же натыкались на стволы автоматов.
Немцы изредка покрикивали:
— Шнель, шнель.
На площади перед виселицей остановился грузовик Из кузова выскочили вооруженные карабинами немцы и несколько человек в гражданской одежде, с повязками на рукавах - полицаи. Потом поддерживая друг друга спустились пятеро избитых людей, в порванной одежде, без сапог. Среди них была одна женщина, в гимнастерке, изодранной юбке.
Казнью руководил офицер в форме гауптштурмфюрера Ваффен-СС. Гладко выбритый, с аккуратно подстриженными тонкими усиками.
Он стоял рядом с несчастными и постукивал палочкой по голенищу сапога.
Октябрьское солнце нежно согревало кожу его лица. Офицер наслаждался последним теплом осени, расслабленно подставив лицо теплому солнцу.
— Эти люди совершили преступления против третьего рейха. Сейчас они будут повешены.
– Объявил переводчик.
К офицеру обратился один из приговоренных.
— Разрешите по малой нужде, господин офицер. А то согрешу в петле. Неудобно будет перед станишниками.
Один из полицаев ударил его в спину прикладом винтовки.
— Ничего краснопузый, ссы в штаны!..На перекладине просохнешь!
Казнь проходила быстро.
К офицеру подтаскивали очередного приговоренного. Гауптштурмфюр произносил несколько слов, потом кивал головой в сторону виселицы. Человека тут же подтаскивали к перекладине, приподнимали, всовывали в петлю и дергали вниз. Петля была не из веревки, а из проволоки На некоторых повисали, для верности, но быстро отпрыгивали — из тел повешенных текла моча.
На грудь цепляли табличку с надписью: «Он убивал немецких солдат».
Места на перекладине уже не осталось.
Павлову запомнилось почему-то голые ноги женщины. Варикозные прожилки. Грязные пятки в протертых носках.
Ноги дергались, выворачивались в ступнях. Моча текла по ногам, стекая в носки. И лишь когда она затихла, из носков начало капать...
Казалось, что вместе с казненными умер весь город. Глаза людей на площади были мертвыми. На крышах домов ворковали голуби, под ногами шныряли воробьи. Живые были только они.
Через полчаса все было кончено.
— Да-ааа, - сказал сам себе Павлов. — Серьезная власть пришла. Эти шутить
* * *
Линия фронта все дальше и дальше откатывалась на восток. В городе и станицах налаживалась мирная жизнь. Везде был установлен новый немецкий порядок.
Снова заработали кинотеатры и появились вереницы у театральных касс.
В ресторанчиках и пивных сидели немецкие солдаты.
Заработали магазины, стали заполняться продуктами опустевшие витрины. Но у хлебных магазинов длинные очереди.
Военный комендант вызвал к себе бургомистра.
— Доблестная немецкая армия движется на восток. Мы не можем иметь здесь большой гарнизон, солдаты нужны на фронте. Поэтому вам нужно организовать работу полиции. И еще. Меня очень беспокоят случаи преступлений, совершенных немецкими солдатами. Это разлагает дисциплину. С мародерством можно бороться, если солдат хорошо кормить.
Но если мы будем требовать от германских солдат и офицеров, чтобы они были аскетами, то они будут воевать гораздо хуже.
Бургомистр внимательно слушал каждое его слово, согласно кивая головой.
— Вам надо как можно скорее организовать бордели для военнослужащих вермахта и наших союзников. Вы хорошо поняли меня?
— Всенепременно, — вытянулся бургомистр.
В станицах выбрали и назначили старост. Провели набор в полицию.
Открыли два борделя.
С помощью крестьян убрали пшеницу, подсолнечник, кукурузу и сахарную свеклу. Собрали урожай яблок. Часть раздали крестьянам, остальное немцы оставили на нужды гарнизона и отправили в Германию. Вспахали землю, засеяли озимые.
Приезжавшие из станиц и хуторов женщины меняли картошку, овощи, пшеницу на вещи, одежду, мебель. Ругали полицаев, требующих самогонку. Жены полицаев хвастались одна перед другой тряпками, отобранными у евреев.
По ночам за городом слышалась стрельба, расстреливали цыган, евреев, подпольщиков, заложников. По вечерам немецкие офицеры прогуливались с местными девушками по центру города. В городе открылся кинотеатр, где показывали немецкое кино.
По ночам у дверей борделей горели красные фонари. Там обслуживались немецкие солдаты и унтер офицеры.
Офицеры обслуживались на квартирах. Обслуживающий персонал набирали из из местных. По соображениям соблюдения режима секретности в город их не выпускали.
Для союзников — итальянцев, румын, мадьяр были предусмотрены отдельные дома терпимости. Попроще. Победнее. С более некрасивым персоналом. Казаки обслуживались в тех же домах, что и союзники.
Но казаки любили подраться и скандалы происходили часто. Седьмого ноября, как раз в день Великой Октябрьской революции между казаками и румынами произошло что-то более серьезное чем обыкновенная драка. Ночью рядом с борделем послышалась отчаянная стрельба. На крыльце заведения матерился раненый казак. С криками и свистом примчались конные казаки, подхватили своего товарища и умчались прочь