Обреченный на любовь
Шрифт:
– Но ведь так же не случилось! – воскликнул Калинов.
– Не случилось… Только планировать заранее то, что произошло, ты не мог. А значит, с самого начала «шутил»…
Боже, подумал Калинов. Ведь столько лет прошло, а она помнит. Все-таки я, наверное, никогда не научусь понимать их, этих женщин.
– Ты не подумай, – продолжала Вита, – что я собираюсь осыпать тебя упреками. Просто в таких делах возможны самые различные «шутки».
В каких это делах, хотел поинтересоваться Калинов и вдруг вспомнил вопрос,
Он медленно приблизился к жене, взял ее за руку. Рука была холодная. Как у зомби.
– А скажи, – проговорил он, глядя ей прямо в глаза, – ты бы смогла так пошутить?
Вита грустно улыбнулась:
– Лет двадцать назад смогла бы. Теперь уже нет. Возраст не тот… – Голос ее дрогнул, она отвернулась.
Но он понял, о чем она не договорила. Спина стала пониже, а чувства пожиже… Он уронил ее руку и опустил голову. Вита тут же ушла на кухню.
Нет, сказал он себе, конечно, это не она. Но лет двадцать назад, точно, смогла бы. Правда, лет двадцать назад мысли о второй жене мне и в голову не приходили…
Он поднялся наверх, переоделся. Потом зашел к Женьке, поиграл с ним в морской бой.
К ужину вернулись из города старшие дети.
Ужинали молча. Вита не поднимала глаз от тарелки. Сельма, взявшая на себя обязанности официантки, время от времени с удивлением поглядывала на мать. Даже Женька, чувствуя настроение взрослых, вел себя за столом на редкость примерно.
Когда приступили к чаю, Сельма спросила:
– Кто-нибудь наведывался к маме-два?
– Я был, – сказал Калинов.
Сельма повернулась к Вите:
– А ты, мама?
Вита наконец подняла голову:
– Я тоже была… Вместе с папой.
– И как она? – спросил Сережка.
– Все хорошо, – сказал Калинов. – Через день-другой ее отпустят домой.
– Да, через день-другой ее отпустят домой, – эхом подтвердила Вита.
Все несколько оживились. Женька было заныл: «Хочу к маме-два-а-а!» – но его пристыдили, засомневались, мужчина ли он с этаким нытьем, после чего парень взялся доказывать, что он мужчина, согласившись отвезти на кухню грязную посуду. Чаю он не хотел, хотел мороженого.
– После ужина я обязательно закажу тебе мороженое, – пообещал Сережка.
Допили чай, убрали со стола.
– Кто еще будет мороженое? – спросил Сережка.
Взрослые отказались, Сельма – как почти взрослая, – тоже.
– Мама, мне нужно с тобой поговорить, – сказала она.
Дамы удалились наверх, Сережка с Женькой направились к рисиверу за мороженым. Впрочем, через минуту они вернулись, неся каждый по приличной порции орехового. Калинов пошел на кухню. Конечно же, Женька оставил посуду на сервировочном столике. Калинов зарядил посуду в мойку и сел на стул. Внезапно навалилась неподъемная усталость. Словно на плечи угнездили земной шар.
Чуть
– Мне кажется, Сельма что-то подозревает, – сказала она чуть слышно.
– С чего ты взяла?
– Она так странно смотрела на меня, когда мы разговаривали… Словно думала совсем о другом.
– А о чем вы разговаривали?
– О ее кавалерах. Девочку беспокоит, что она не может решить, кто ей больше нравится.
Калинов улыбнулся – земной шар свалился с плеч, – встал и принялся доставать из мойки высушенную посуду. Вита продолжала сидеть. Когда он сложил посуду в буфет, она вдруг спросила:
– Саша, неужели ты подумал, что я и в самом деле могла?..
– О чем ты? – Калинов медленно повернулся к ней. Как цветок к солнцу.
– Ты прекрасно знаешь, о чем! – Солнце было настойчиво.
– Нет, конечно! – соврал Калинов. – Глупости какие!
– Нет, не глупости, – сказала Вита равнодушно. – Ты подумал, я знаю. Раньше бы так не подумал.
В душе Калинова проснулась ярость, подняла голову, огляделась. Он сжал кулаки и медленно сосчитал до десяти.
– Хочешь ударить меня? – спросила Вита тихо. – Если будет легче, ударь…
Калинов через силу улыбнулся:
– Не говори ерунды! Ты-то тут причем?
– Все мы причем! – Вита встала, подошла к нему. – Наверное, мне надо было развестись с тобой тогда… А я решила попробовать… Как же: модная семья! Вита – прима Калинова. Звучит-то как!
Ярость улеглась. Калинов поднял руку и погладил жену по голове.
– Милая, я бы все равно не дал тебе развода. Ты мне была нужна тогда, нужна и теперь. – И вдруг почувствовал, что, кажется, покривил душой.
– Нужна! – сказала Вита сквозь слезы. – Наверное… Только в качестве кого?.. Ты меня сейчас погладил по голове словно маленького капризного ребенка. – Она всхлипнула. – Эх, Сашенька, Сашенька! Как мало в твоих ласках стало нежности!..
Она повернулась и выбежала из кухни. Калинов вздохнул.
Чушь какая-то, подумал он. Ну ничего, вернем Маринку, и все будет по-прежнему. Столько лет жили…
Но интуиция подсказывала ему: по-прежнему уже не будет. А интуиции он привык верить. Что-то сломалось в их жизни в последние два дня. А может, и не в последние… Может, это «что-то» ломалось уже давно, многие годы, и похищение Марины лишь ускорило процесс…
Он выключил аппаратуру и вышел в столовую. Виты не было. Калинов сел. В доме стояла мертвая тишина. Как будто здесь и не жили. А через открытое окно доносился шелест листьев и пение птиц. И Калинов вдруг понял, что прислушивается – не раздадутся ли за входной дверью тяжелые в последние месяцы, чуть шаркающие шаги второй жены.