Обреченный странник
Шрифт:
— Все слышали? — поднял вверх руку косоглазый. — Все по закону должно быть, следите за Вавилой.
— За что попал сюда? — спросил Иван, когда они отошли в сторону от общего круга, чтобы поделить на всех шмат сала, что было встречено одобрительными криками всех сидевших в подвале.
— Беглый я, — просто ответил Вавила, — два года как от барина сбежал, хотел в Польшу к своим пробиться, а тут схватили. Теперь, поди, в Сибирь отправят.
— Не боись, я вон из Сибири, а ничего, живой, как видишь. А к кому это своим в Польшу хотел пробиться?
— К людям старой веры, — не глядя ему в глаза, шепотком сообщил Вавила.
— К раскольникам, что ли? — удивился Иван. — Выходит, ты из них будешь?
— А тебе чего? — недружелюбно отозвался тот. — Сами вы раскольники и есть, а наша вера правильная, от Бога, — перекрестился он двумя перстами.
— Я почему спрашиваю, — положил ему руку на плечо Зубарев, — мой дед тоже из них, староверов был…
— Да ну? — удивился Вавила. — Значит, и ты…
— А вот я уже по новой вере крещен, родители так решили. Но я тебе не враг, поверь. Чего же ты в Польшу решил идти?
— Общины наши там проживают, сказывали мне. Целые села стоят, и никто их не трогает, в богомерзкую веру не обращает. А здесь притеснения одни. Все равно, даже если в Сибирь направят, сбегу.
— Сбежишь тут, когда цепи на ногах, — кивнул Иван. — Или знаешь способ какой?
— Были бы деньги, и солдат подкупить можно.
— А если найду деньги, поможешь?
— Чего помочь? — не понял тот.
— На волю весточку передать.
— Да хоть завтра.
— Это как? — не поверил Иван.
— Пиши записку, коль грамотный. Или найди, кто грамоте обучен. Бумагу, опять же, купить придется у Васьки, он с воли принес незаметно. Чернила и перо найдутся. А как напишешь, то передай тому, кого на работу поведут. Он уже там сообразит, как быть.
— Так просто?
— Были бы деньги, а у меня их как раз и нет. Все проиграл в кости да в карты. Не везет мне…
— Господь запрещает в такие игры играть, — подначил его Иван.
— Грешен, знаю, — громко вздохнул Вавила и опять перекрестился, глядя в зарешеченное оконце, выходившее на тюремный двор.
— Зачем играешь, коль знаешь, что грешишь?
— А сам почему играл? — хитро поглядел на него Вавила, и в его голубых глазах блеснул лукавый огонек.
— Чем тут еще заниматься, коль не в кости играть? — ответил Иван.
На другой день ему удалось извлечь из подкладки несколько серебряных монет. Он раздобыл на них бумагу, написал записку поручику Кураеву, указав дом, где тот проживал, и передал ее пожилому арестанту, которого каждый день брали пилить дрова в соседнем с острогом монастыре. Тот, вернувшись обратно в подвал, сообщил Ивану таинственным шепотом, что записку обязательно доставят куда надо, и попросил еще денег.
9
Когда Гаврила Андреевич Кураев, вернувшись из очередной поездки, вошел в дом, слуга молча протянул ему скомканный грязный клочок бумаги.
— Что это? — брезгливо спросил он, беря записку.
— Сами читайте, — ответил слуга, — поймете.
— От Ивана? — осенило Кураева. — Где он? Уехал?
— В остроге, — коротко пояснил слуга и зашаркал из передней к себе в каморку.
Прочтя записку, Гаврила Андреевич от души чертыхнулся, обругав себя, что связался в который раз с Зубаревым, который просто мастак был попадать в самые что ни на есть затруднительные ситуации, и, сменив дорожное платье, поехал, несмотря на поздний час, к канцлеру Бестужеву прямо на дом.
Тот незамедлительно принял его и усадил у жарко пылающего камина, предложил стакан с вишневой наливкой.
— Своей выделки, попробуйте, — мягко улыбнувшись, сообщил поручику.
— Весьма польщен, — кивнул Гаврила Андреевич, поднося стакан ко рту и ловя носом тонкий аромат, исходивший от вина. Он и ранее слышал, что канцлер, будучи в добром настроении, частенько предлагает посетителям собственного изготовления настойки, которые получаются у него весьма недурственные.
— Рассказывайте, чего узнали, — проявил нетерпение Алексей Петрович, чуть пригубив настойку из своего стакана.
— Пакет доставлен в Архангельск и отдан прямо в руки губернатору, сообщил Кураев, сделав большой глоток.
— Какой вы, право, недогадливый, или желаете таковым показаться, фыркнул в его сторону канцлер, — не о пакете речь. Неужели не поняли, что то лишь предлог? Сумели заглянуть в Холмогоры?
— А то как же, — ответил Кураев, понимая, что Бестужева меньше всего интересует пакет, но решил чуть поиграть с канцлером в ту же самую игру, что тот обычно вел сам, строя ее на полунамеках и ничем не примечательных словах–уловках. — В Холмогоры заезжал, но не надолго, чтоб лишних разговоров не было.
— И как там? Вас спросили о цели визита? Остановили при подъезде или лишь в самом селении? Проверили подорожную?
— Вы, ваше сиятельство, будто сами там побывали, все правильно передаете. Зачем, спрашивается, было мне ездить, время терять.
— Проверяй, а уж потом доверяй, — шутливо погрозил ему пальцем Бестужев и вновь взял стакан. — Рассказывайте все по порядку.
Поручик быстро изложил результаты поездки, не упустив, того, что солдаты в карауле в самих Холмогорах недовольны службой, много пьянствуют, на караул выходят не во всякий день, ссылаясь на болезни, в чем офицеры им явно потворствуют. Всем местным жителям известно, что в остроге у них томится ссыльный император Иван Антонович, и поручику в трактире самому пришлось услышать сочувственные слова о ссыльном.
— Так я и думал, — стукнул стаканом о стол канцлер, от чего красное вино выплеснулось ему на рукав. — У нас в России ничего тайно сделать нельзя, обязательно каждая баба о том знать будет, и соседке тотчас сообщит.
— Истинно так, — согласился Гаврила Андреевич, — особая у нас страна, шила в мешке не утаишь, а тем более, принца наследного.
— Сколь раз говаривал государыне, что в крепость его надо перевезти и под боком держать, а она меня и слушать не желает, — продолжал сокрушаться Алексей Петрович. — Так и до беды недалеко.