Обрести надежду
Шрифт:
Но у Грейс уже пропал аппетит.
— Да что-то не очень хочется, — сказала она. — Нет, мне правда надо идти.
— Подожди! Я хотела спросить тебя кое-что, — сказала Черри.
— Спроси.
Черри состроила умильно-молящую рожицу.
— Что ты думаешь о Рике?
— О Рике?
— Знаешь, Грейс, он не такой уж и плохой. Правда.
— А я никогда и не говорила, что он плохой. Во всяком случае, в качестве друга.
— Ну а в качестве доктора? Говорила же!
— Это был один-единственный случай. И не вздумай напоминать
— Я просто хочу, чтобы ты за меня порадовалась.
— Черри Бордо! Конечно, я за тебя радуюсь. А как же иначе?
— Точно?
— Ну конечно. С какой стати мне за тебя не радоваться?
Черри потупилась.
— Мне кажется, я люблю его. — Это прозвучало как искреннее признание.
— Да я уж вижу, — мягко сказала Грейс. Она видела, что Черри несло в водоворот неизвестного и что наряду с восторгом та испытывала страх перед этой неизвестностью.
— Он очень добр ко мне. Носится со мной как с писаной торбой, — сказала Черри, и в ее интонациях Грейс уловила какие-то нотки спора — будто Черри спорила с ней или даже сама с собой.
— Я в этом не сомневаюсь, — ничуть не лукавя, сказала Грейс. Она же видела, что Рик влюблен в Черри. По правде сказать, это ее даже удивляло. Может, они действительно подходят друг другу? Тут Грейс снова почувствовала какой-то укол зависти. Но она искренне желала им счастья. И не собиралась стоять ни у кого на пути.
Она попрощалась с Черри и умудрилась улизнуть из «Аркадии» еще до того, как Рик вернулся из туалета.
21
Он вынырнул из черной пучины в какую-то молочную мглу и долго барахтался в ней. Ему пришлось долго моргать, привыкая к свету. Где он? Какая-то чужая комната, чужая постель. Ночь. Тишина. Он боялся пошевелиться. Что это — сон? И что за отель такой странный?
Он осторожно повернул голову и увидел рядом со своей постелью женщину — она что-то читала. Что-то похожее на киносценарий. Она сидела к нему боком — так близко, что он мог дотронуться до ее лица. Медового цвета волосы и чистая кожа. Аккуратный носик, маленький серьезный ротик, губы едва заметно шевелятся. Благородный овал лица — как у героинь романов про прерии. Глаза ее были опущены в текст, но он уже сейчас мог сказать, что они окажутся светлыми. Длинные ресницы были словно из шелка, пропитанного морем слез.
Он долго наблюдал за ней, и ему было жаль разрушать это прекрасное видение. Но ему не терпелось получить ответы на свои вопросы.
— Где я? — спросил он.
Но женщина продолжала читать, словно он не издал ни звука. Им овладел страх — неужели у него пропал голос?
Он предпринял новую попытку:
— Где я?
Женщина изумленно смотрела на него. Ее огромные зеленые глаза светились как изумруды.
— Привет, — сказала она приятным нежным голосом — причем так, словно ждала этого разговора. — Вы что-то сказали?
Он открыл рот и еще раз с усилием медленно проговорил:
— Где я? — У него было ощущение,
Ее лицо приблизилось к нему.
— Вы в больнице. Вы попали в аварию.
Больница. Авария. Жуть какая!
— В больнице? — И он вспомнил, что в больницу кладут людей, когда те попадают в аварию.
На него накатил страх.
— Вы можете назвать свое имя? — спросила женщина, которая, очевидно, была врачом — ведь в больницах работают врачи.
— Имя? — Он очень удивился, потому что привык к тому, что люди узнавали его и никогда не спрашивали имя. — Мое имя… — И у него само выскочило: — Мое имя — Джек.
— Джек? Вы уверены?
Он задумался. Потом рассмеялся, поняв свою ошибку. Джек Фабиан — это же вымышленное имя, имя киногероя. Джек Фабиан — солдат-наемник, пустившийся в бега и скрывающийся от ЦРУ и международных террористов. Отличный мужик, но не настоящий. Вымышленный герой!
— Нет, мое имя — Мэтью. — Так его последний раз называли в школе в младших классах, но сейчас он почему-то чувствовал себя ребенком.
— Мэтью. А фамилия? — спросила красавица.
— Мэтью Коннер. А вы кто?
— А я — Грейс. Я работаю медсестрой здесь, в Манхэттен хоспитал. Здесь, кстати, находится ваш отец и кое-кто из ваших знакомых. Я сейчас позову доктора — доктора Дэрэса, — и он вам все объяснит. Хорошо?
Но Мэтт Коннер ничего этого не услышал — так сильно поразило его это имя — Грейс. Оно прозвучало как шепот, как молитва.
— Не уходите! — в страхе взмолился он, когда она поднялась с кресла. — Останьтесь!
Он хотел назвать ее по имени, но оно почему-то ускользнуло от него, и это пугало его даже больше, чем ее уход.
Он чувствовал, что с ним творится что-то неладное. Не то что неладное, а просто ужасное.
Он попробовал пошевелить пальцами на руках и ногах и с облегчением обнаружил, что может ими двигать. Но вот самими руками и ногами он пошевелить побоялся. К тому же он их почти не чувствовал — не только их, а вообще всего себя. Лучше остаться здесь с красоточкой медсестрой и больше никогда ни о чем не думать. Но медсестра исчезла. Он был в палате один. И вдруг вспомнил ее имя — Грейс. И произнес это имя вслух — чтобы не забыть.
В палату вошел мужчина. Костюм, белый халат — сразу видно — начальство. Держится свободно, уверенно, седоватая бородка аккуратно подстрижена — такому точно можно вверить свою судьбу. Типичный доктор — Мэтт вспомнил, что сам тоже когда-то был доктором. Только не в жизни, конечно, а на телешоу, где он изображал такого доктора.
На стене висел телевизор, и Мэтт смотрел в его пустой экран, пока медсестра объясняла ему, как он будет выходить из комы в течение двух недель и что какое-то время у него будет период «адаптации». Все эти слова, скользкие и непонятные, тупо плавали у Мэтта в мозгу. Он усвоил только одно — что ее зовут Грейс, что на ней голубые штанишки и она похожа на ангела.