Общественное порицание (сборник)
Шрифт:
— Она взяла в губы что-то длинное и белое, и из ее руки выпрыгнуло пламя, а вокруг лица стал виться дымок. Она подошла к другой стене, что-то подвинула, и комнату заполнила музыка!
Дебби прижимала крепко сжатые кулачки к груди.
— И на этой же стене стала двигаться и петь леди!
Она уже почти шептала.
— Совсем крошечная леди, не больше моей руки, которая двигалась на стене — на стене!
— Дурочка, дурочка Дебби, — прошептала Хеппи. Остальные дети окатили ее гневными взглядами. Эта не вовремя поданная реплика
— Я страшно испугалась. Я побежала. Я выбежала из дома и побежала дальше, к цветам. Я слышала, как леди зовет меня и как громко поют маленькие человечки. Я побежала по своим следам среди цветов, и я опять споткнулась…
— О корень, — Эдвард ухмыльнулся остальным детям.
— О складку, — настаивала Дебби.
— О скалу, — дразнил Эдвард.
— О морщину! — голос Дебби был придушенным от злости.
На секунду все затихли. Затем Хеппи принялась напевать:
— Дурочка Дебби, дурочка Дебби!
Дебби безнадежно, отчаянно завизжала и злобно хлестнула Эдварда ладонью по щеке.
— Вы мне не верите! Вы обещали, что будете мне верить! Вы слово давали!
Она тузила съежившегося, парализованного страхом мальчика обеими руками. Другие дети, застывшие в растерянности от такой неожиданной концовки их забавы, в страхе цеплялись друг за друга. Малышка Хеппи ревела, уткнувшись в юбку старшей сестры.
Дебби вцепилась Эдварду в волосы, рывком задрала его голову и отвешивала ему оплеухи. Ее лицо было искажено, глаза сверкали.
— Ты лжец! Лжец!
Леверетти растолкал ребятишек и схватил Дебби за руку.
— Прекрати! — резко сказал он. — Отпусти его!
Но ему пришлось разгибать ее пальцы один за другим, чтобы высвободить волосы Эдварда из мертвой хватки.
Дебби тогда набросилась на него самого, молотя кулачками в его широкую грудь, испуская резкий, прерывистый визг, от которого стыла кровь в жилах и, казалось, должны были порваться ее голосовые связки. Леверетти схватил ее за руки и мотнул головой в сторону застывших неподвижных детей.
— Убирайтесь! — сказал он. — И чтобы это больше не повторялось! Понятно?
Эдвард, прижимая ладонь к горящей щеке, а другой рукой пытаясь расчесать спутанные волосы, механически кивнул.
— Если хоть одно слово про то, что здесь случилось, дойдет до старейшин, то я на каждого из вас посмотрю дурным взглядом и наведу порчу. А теперь убирайтесь!
Перепуганные дети, спотыкаясь, попятились назад, затем внезапно развернулись и бросились в заросли кустарника, растущего по сторонам тропы. Громкий плач Хеппи выдавал их маршрут в зарослях.
Леверетти отстранил Дебби от себя, спокойно поглядел в ее распухшее от слез, искаженное лицо. Затем коротко хлестнул ее по щеке. Она перестала визжать и, всхлипывая, обмякла. Она упала бы, если бы Леверетти вовремя не подхватил ее. Он усадил ее на ствол поваленного дерева и сам уселся рядом. Он терпеливо ждал, пока она смачивала его рубашку своими слезами, до тех пор, пока ее всхлипывания не прекратились и не перешли в прерывистые вздохи.
— Они мне не поверили, — жаловалась она, глотая слезы.
— Естественно, — ответил Леверетти, — и никогда не поверят. Очень глупо с твоей стороны на это надеяться.
Она негодующе дернулась.
— Но ведь это правда. Это случилось на самом деле. Я видела…
Новые потоки слез заструились по ее щекам.
— Возможно, — сказал Леверетти.
Дебби уставилась на него.
— Ты мне веришь?
— Ну, скажи лучше, я не отрицаю того, что это может оказаться правдой, — ответил Леверетти.
— Но ведь никто… даже Майлс…
Она была слегка обеспокоена тем, что на этот раз, когда она произнесла это имя, ее сердце не сжалось и вообще никак не отреагировало. Она закончила почти раздраженно:
— Даже Майлс мне не поверил.
— Тогда зачем быть такой упрямой идиоткой и продолжать трепаться направо и налево?
Щеки Дебби порозовели. Она сказала обиженно:
— Они все время мне не верили. Говорили, что я врунишка. Но это правда. До последнего слова — все правда. Они должны были мне поверить!
Ее голос дрогнул и глаза снова наполнились слезами.
— А теперь я стала изгоем. Меня уже не считают в общине своей.
Она уткнулась лицом в ладони.
— Даже если я перестану рассказывать об этом, то отношение ко мне уже не изменится. До тех пор, по крайней мере, пока они мне не поверят.
— А они никогда не поверят. — Голос Леверетти ничего не выражал. Некоторое время оба молчали.
— Что ты знаешь обо мне? — внезапно спросил он.
Дебби уныло поглядела на него. Рукой она теребила спутанные волосы надо лбом.
— Только то, что ты три года отсутствовал и вернулся изменившимся.
Леверетти коротко рассмеялся.
— Они меня теперь тоже не любят. Они были снисходительны ко мне, когда я был веселым, беззаботным повесой, а теперь говорят, что мои глаза околдованы. Это так. Это так. Я тоже теперь не свой для них. Сдается, мистрисс Уинстон, мы с вами сидим в одной дырявой лодке!
Он поддразнил ее слабой улыбкой.
— Вот что мы получили за то, что не смотрели под ноги…
— Мы? — Дебби подняла к нему взволнованное лицо.
— Я споткнулся, — сказал Леверетти.
— О складку, — прошептала Дебби, — и стены…
— Нет… никаких стен, — сказал Леверетти. Я так и не перешел на ту сторону, сквозь мглу с пылающими звездами. Я был там около трех лет, как мне потом сказали. Но годы — глупая мерка для того, чтобы мерять время там, где ничего не происходит. Я висел там во мраке, глядя на сверкающие звезды, и то впадал в безумие, то выходил из него — то в ад, то обратно. Моя душа и я совещались друг с другом и созерцали жизнь, смерть, вечность. Теперь ты не удивляешься, что я изменился и что мои глаза околдованы?