Обстоятельства речи. Коммерсантъ-Weekend, 2007–2022
Шрифт:
Главный советский персонаж Марко Рамиус харизматичен и, как часто бывало с советскими персонажами в американских фильмах времен холодной войны, необъяснимо загадочен: истинная мотивация его побега до последних сцен фильма не ясна. Только в финале мы узнаем, что секретную подлодку он гонит к берегам США не для того, чтобы красиво пожить, а для того, чтобы положить конец холодной войне: мирно сдать новейшее оружие до того, как им решат воспользоваться по-настоящему. В стане американских военных, судорожно пытающихся решить, что делать с невидимой советской лодкой, приближающейся к американским берегам, главным персонажем был Джек Райан (Алек Болдуин) — аналитик ЦРУ, бывший морпех, заново научившийся ходить после аварии на военном вертолете. Он панически боится летать, нежно любит свою маленькую дочь, настойчив, искренен, умен, сообразителен и, конечно, находится в отличной физической форме, позволяющей ему бесшумно подтягиваться даже с пистолетом в руке, но все же предпочитает решать проблемы умом, а не физической силой. Джек Райан был настолько хорош, что после «Охоты за „Красным Октябрем“» появился еще в нескольких фильмах: в «Играх патриотов» и «Прямой и явной угрозе» его играл Харрисон Форд, в «Цене страха» — Бен Аффлек, в «Джеке Райане: Теория Хаоса» — Крис Пайн, в сериале «Джек Райан» — Джон Красински.
«Охота за „Красным Октябрем“» — это два часа своего рода телепатического общения между Рамиусом и Райаном. Сложив все известные ЦРУ данные про Рамиуса, Джек Райан приходит к выводу, что «Красный Октябрь» плывет не атаковать ядерными ракетами американские города, а сдаться и передать США технологии новейшей советской подлодки. Особенных доказательств у него нет — просто он так чувствует и убеждает руководителей ВМФ довериться его интуиции. Рамиус и Райан не могут поговорить: один находится глубоко в море на лодке, отключившей все каналы связи, другой мечется между кабинетами военачальников, военными базами и подводными лодками, шаг за шагом приближаясь к «Красному Октябрю». Оба тщательно пытаются просчитать следующие ходы, чтобы с другой стороны не усомнились в мирных намерениях, и очень нервничают. Почти как в известном психологическом тренинге, где нужно отклоняться назад, надеясь на то, что партнер не даст упасть, главные герои фильма — говорящие на разных языках, воспитанные в условиях идеологического противостояния своих стран, враги по долгу службы — решают довериться друг другу, надеясь, что оппонентом окажется такой же изнуренный холодной войной человек.
В 1990 году мало у кого уже были сомнения, что Советский Союз доживает последние дни: из стран Восточной Европы выводили войска, республики одна за другой объявляли о своем суверенитете, руководящая роль КПСС была отменена. На этом фоне фильм о том, как советский военнослужащий мечтает сдать американцам советскую подлодку, чтобы положить конец холодной войне, выглядел актуальной и в меру наивной агиткой. Голливуд демонстрировал, что и в страшном СССР живут хорошие люди, мечтающие о мире во всем мире, и что при желании с ними всегда можно найти общий язык. Преамбула фильма, намекавшая на то, что подобный прецедент имел место в реальности и что правительства обеих стран информацию о нем скрывают, лишь усиливала этот гуманистический посыл. Между тем у главного героя Марко Рамиуса действительно был реальный прототип: капитан третьего ранга Валерий Саблин. Его история, однако, была не такой духоподъемной.
Вечером 8 ноября 1975 года в каюту командира противолодочного корабля «Сторожевой», стоявшего на рижском рейде, Анатолия Потульного вошел его заместитель по политической работе Валерий Саблин и доложил, что на корабле ЧП — матросы устроили пьянку в самом нижнем отсеке корабля, где было установлено гидроакустическое оборудование для обнаружения подводных лодок. В СССР второй день отмечали 58-ю годовщину Октябрьской революции, но пьянка на корабле была грубейшим нарушением устава, и Потульный пошел разбираться. Спустившись в гидроакустический отсек, он, однако, не обнаружил ни одного матроса — на полу лежал матрас, пара художественных книг и адресованное ему письмо. В следующий момент он услышал лязг закрывающегося люка — Саблин поместил командира корабля под арест. В письме он объяснял свой поступок: «Это заточение — вынужденная мера. Мы не предатели Родины, наши цели чисто политические: выйти на корабле в море и через командование добиться от ЦК и советского правительства выступления по телевидению с критикой внутриполитического положения в стране».
Валерий Саблин родился в 1939 году в семье потомственных моряков. В 1956 году он поступил в училище, где внезапно осознал, что жизнь в СССР полна несправедливости и неравенства: сына адмирала снимают с занятий, чтобы повидаться с отцом, а сыну колхозницы даже забывают сообщить, что на КПП его уже несколько часов ждет мать. Вопрос о неравенстве родителей курсантов Саблин пытался поднять на политсобрании, но над ним посмеялись. Следующее политическое выступление Саблина состоялось спустя несколько лет: в 1962 году, окончив училище, вступив в партию, женившись и служа лейтенантом на Северном флоте, он написал письмо Хрущеву, в котором сетовал на то, что реальная жизнь в СССР слишком далеко отошла от марксистско-ленинской теории, и призвал очистить партийный аппарат от взяточников и бюрократов. Письмо было перехвачено, Саблину сделали выговор в обкоме, задержали на год очередное повышение, но этим все ограничилось.
В 1969 году, отказавшись от карьеры боевого офицера, Саблин поступил в Военно-политическую академию, рассчитывая углубленно заняться изучением коммунизма, в который по-прежнему верил беспрекословно, но быстро понял, что в академии к политподготовке относятся формально. Его же действительно беспокоило то, что жизнь в СССР ни в чем не походила на коммунизм: всюду царили бардак, халатность и безразличие. Саблин считал, что виноват в этом непомерно разросшийся аппарат сытых партийных чиновников. Позднее в письме жене он признавался, что долгое время был либералом, уверенным, что все можно поправить и что для этого достаточно «написать одну-две обличительные статьи». Академия разрушила его веру в то, что указанием на проблему можно чего-то добиться: «государственно-партийная машина настолько стальная, что любые удары в лоб превращаются в пустые звуки». Саблин сделал вывод, что ломать машину надо изнутри, используя ее же броню.
К концу учебы в академии он стал мечтать о «свободной пропагандистской территории корабля», где сможет наконец жить в соответствии со своими идеалами. В 1973 году он получил назначение заместителем командира по политической работе на новый корабль Балтийского флота «Сторожевой». Саблин быстро нашел общий язык и с офицерским составом, и с матросами — им нравился демократичный офицер, которому интересна их жизнь, их взгляды на происходящее в стране и их нужды. В 1975 году, во время одного из плаваний, он понял, что ждать больше нечего — пора действовать. В течение следующих месяцев он готовился: составил план захвата корабля, купил в хозяйственном магазине шесть висячих замков, изучил навигационный курс от Риги до Ленинграда, записал на пленку обращение к советскому народу и отослал прощальные письма родителям и жене.
Как потом установит следствие, 8 ноября 1975 года на борту «Сторожевого» находилось 194 человека: 15 офицеров, 14 мичманов, 165 старшин и матросов. Во время ареста Потульного у матросов был киносеанс, поэтому, заперев командира, Саблин собрал в кают-компании ничего не подозревающих офицеров и мичманов, чтобы рассказать им свой план. План состоял в том, чтобы взять курс на Кронштадт, встать бок о бок с крейсером «Аврора», потребовать от властей эфирного времени на телевидении и обратиться к гражданам Советского Союза с призывом к новой революции: «Наш народ уже значительно пострадал и страдает из-за своего политического бесправия. <…> Сколько вреда принесло и приносит волюнтаристское вмешательство государственных и партийных органов в развитие науки и искусства, в развитие вооруженных сил и экономики, в решение национальных вопросов и воспитание молодежи. Мы, конечно, можем миллион раз хохотать над сатирой Райкина, журнала „Крокодил“, киножурнала „Фитиль“, но должны же когда-то появиться слезы сквозь смех по поводу настоящего и будущего Родины. Пора уже не смеяться, а привлечь кое-кого к всенародному суду и спросить со всей строгостью за весь этот горький смех».
Саблин предложил офицерам и мичманам взять игральные шашки и проголосовать: белая за участие в восстании, черная — против. В кармане он держал заряженный пистолет и честно предупредил собравшихся, что готов применить оружие, если что-то будет угрожать революции, но заставлять под дулом переходить на свою сторону он никого не собирается — все несогласные будут временно помещены под арест, пока не появится возможность высадить их с корабля. За проголосовали почти все мичманы и три офицера, тех, кто проголосовал против, Саблин запер в помещениях корабля. Среди оставшихся на свободе оказался старший лейтенант Фирсов — он воздержался от голосования и в общей суете вышел из кают-компании, пробрался на носовую часть корабля, соскользнул по тросу на якорную бочку, откуда перебрался на стоявшую рядом со «Сторожевым» подводную лодку (в честь празднования годовщины революции корабли стояли на рейде в парадной расстановке) и рассказал дежурному, что политрук захватил корабль. Фирсову не поверили, но отвели к командиру подлодки, тот тоже не поверил, решив, что лейтенант пьян.
А в это время на борту «Сторожевого» Саблин выступал перед матросами, вышедшими из кинозала после просмотра «Броненосца „Потемкин“». Он повторил им свой революционный план, и его с энтузиазмом поддержали. Как вспоминал матрос Шеин, «Броненосец „Потемкин“», видимо, неспроста выбранный Саблиным для просмотра матросами в тот вечер, сыграл свою роль: «Мы помнили, как при возвращении с Кубы на обед были выданы сухари с мучным червем. Мы возмущались, а помощник командира по снабжению уверял нас, что мучной червь безвреден. Но есть никто не стал. Теперь вспомнили и те сухари».