Обстоятельства речи. Коммерсантъ-Weekend, 2007–2022
Шрифт:
Когда человек говорит что-то такое — даже напрямую этого не говоря, — это уже политическое заявление: неудивительно, что на либеральном крыле сразу начали примерять кандидатуру Дудя в президенты, а на патриотическом увидели в нем очередного суперагента темных сил, подрывающего все святое. И понятно, что оставаться свободным и быть над схваткой сегодня сложнее, чем когда-либо: интервью с Навальным, только что вышедшим из комы, — это в нынешнем медийном пейзаже похлеще, чем разговоры про секс и заработки в 2017-м. И нетрудно предположить, что дело о пропаганде наркотиков, по которому Дудю уже впаяли крупный штраф… Впрочем, не будем ничего предполагать. Даже то, как Дудь несет свалившийся на него груз популярности, ожиданий и неприязни — не суетится в соцсетях, рекламирует аудиокниги, вообще сохраняет бодрый, уверенный вид, — по нынешним временам уже достижение. Но есть в его ютьюбе еще одно неотменяемое достоинство: что бы он ни показывал, он не просто продает своим зрителям скабрезную шутку стендапера или сенсационное откровение видеоблогера; он как бы говорит — напрямую этого не говоря, — что в нынешней ситуации бесконечных компромиссов, плохих новостей, вечного конфликта всех со всеми и мрачно-неопределенного будущего не все еще пропало и не все безнадежно. Прежде и поверх всего остального —
Портрет молодого человека с пистолетом в руке. Как Клинт Иствуд развенчал все американские мифы и создал свой собственный
(Мария Бессмертная, 2020)
Несколько лет назад у Клинта Иствуда в интервью спросили, какой эпизод из его собственной жизни, по его мнению, достоин фильма. Переждав смех интервьюера, Иствуд ответил: «Когда мне был 21 год, самолет, на котором я летел, потерпел крушение над Тихим океаном, и мы с пилотом проплыли около трех километров, чтобы спастись. Возможно, этот случай, но не уверен. Крушение происходит очень быстро, а плывешь долго и скучно. Так себе история. Но больше ничего вспомнить не могу». Этот принципиально антианекдотический ответ — превосходная иллюстрация представлений Иствуда что о жизни, что о кино. «Лучший ковбой в истории» (по определению Джона Уэйна, единственного в этой номинации конкурента Иствуда), современный наследник классического Голливуда и режиссер, по которому можно и нужно изучать политическую историю Америки, в 60-х начинал у режиссеров, которые уважали свое и чужое время и не тратили его на любого рода невнятицу. Фильмы — во всяком случае те, благодаря которым Иствуд стал полноценным архетипом, — быстро придумывали, еще быстрее снимали, и решения в них принимались мгновенно. От них зависело, переживет ли персонаж следующие пять минут: на дворе стояла эпоха вестернов, пуля настигала всех. Умению справляться с абстрактными категориями, не выпуская при этом сюжета и пистолета из рук, Иствуда научил Серджо Леоне, с которым в 60-х они создали великую «Долларовую трилогию»: она не только запустила карьеры обоих, но и переписала американскую историю, стала эмблемой жанра спагетти-вестернов и обеспечила работой целое кинопоколение под предводительством Квентина Тарантино.
Иствуд приехал в Италию в 1964 году — умеренно знаменитый актер, за плечами у которого была несостоявшаяся учеба в Университете Сиэтла, несостоявшаяся служба в армии (войну в Корее он провел в качестве инструктора по плаванию — как раз после той самой авиакатастрофы), несколько эпизодических ролей в кино и пять сезонов вестерн-сериала «Сыромятная плеть», в котором он, по собственным словам, только и делал, что «целовался с девушками и щенками». Иствуду хотелось стать антигероем, начинающему режиссеру Леоне хотелось стать лучшим американским режиссером, чем сами американцы, — это был идеальный союз. Первым их совместным фильмом стал «За пригоршню долларов» — ремейк «Телохранителя» Акиры Куросавы о самурае-одиночке, который борется с организованной преступностью с помощью массовой резни, — и это была идеальная авантюра (иск против Леоне, поданный Куросавой за плагиат, только украсил ее). Главный жанр американского кино заново подарил американцам европеец, сняв ремейк японского фильма, который был поставлен по американскому роману (в основе «Телохранителя» Куросавы — романы классика нуара Дэшила Хэммета). Круг замкнулся, всесильный жанр, который в Америке заменял учебники по истории, получил прививку европейского скептицизма, а на выходе обнаружились новый жанр, новый герой и новая мифология: «За пригоршню долларов», который сам Леоне называл комедией дель арте, полностью изменил пейзаж вестерна. Фронтир как земля этической определенности, где добро борется со злом, существовать перестал. Вместо этого он оказался заселен гораздо более реалистичными персонажами (пусть часто действовавшими вне законов физики), все они были прежде всего убийцами и только после — героическими фигурами. За следующие два года Леоне и Иствуд снимут «На несколько долларов больше» и «Хороший, плохой, злой» — трилогия станет настоящим актом патриотизма и в конечном счете пацифизма.
В 1967-м на деньги, заработанные на «Долларовой трилогии», Иствуд вместе с Ирвингом Леонардом основал компанию Malpaso Productions, на этой базе будут выпущены все его фильмы: гонорары за зверские убийства безымянных статистов, изображавших в Италии коренное население США, стали фундаментом для кинокомпании, которая займется пересмотром всех американских героических мифов, начиная с вестерна и заканчивая подвигами времен Второй мировой.
В 1970-е американская популярная культура вступала тяжело: с одной стороны, космическая гонка предоставляла неосвоенные территории для новой национальной мифологии (с ней Иствуд тоже будет работать, но значительно позже), с другой — разгар холодной войны и бесконечная война во Вьетнаме. Только что был осужден Чарльз Мэнсон, окончательно утвердивший серийных маньяков в статусе если не рок-звезд, то чего-то максимально к этому близкого, в Париже от передозировки умер Джим Моррисон, Конгресс запретил рекламу сигарет на телевидении, а Голливуд пережил один из крупнейших в своей истории финансовых кризисов. Вишенкой на торте стало интервью Джона Уэйна в майском номере Playboy 1971 года. Герой десятка классических вестернов и символ бравого американского милитаризма заявил, что «не чувствует вины за то, что американцы отвоевали эту великую страну у индейцев. Их желание оставить эти земли за собой — эгоизм». Последовавший скандал, в котором популярнейший голливудский актер и режиссер, ставший олицетворением «добра с кулаками», столкнулся с требованиями, как сказали бы сейчас, сторонников института репутации, подтвердил очевидное: классический вестерн вместе с его главными героями хоронил себя сам — и фильмы Леоне тут были ни при чем. Иствуд понимал это как никто.
Вернувшись из Италии звездой жанра, который находился в переходной фазе, Иствуд на несколько лет от него отошел. В 1971-м вышли три важных в его карьере фильма. Режиссерский дебют, довольно скромный психологический триллер «Сыграй мне „Туманно“» по сценарию Джо Хеймс, «Обманутый» Дона Сигела, где Иствуд впервые играл против типажа, и «Грязный Гарри» Сигела же: второй самый известный персонаж Иствуда по сути был новой ипостасью его героев из фильмов Леоне. Довольно дикий по тем временам полицейский боевик (от роли отказались Стив Маккуин, Берт Ланкастер и Пол Ньюман), где Иствуд сыграл детектива, который в процессе поимки серийного убийцы по прозвищу Скорпион (отсылка к реальному, так и не пойманному маньяку Зодиаку) устраивает на улицах Сан-Франциско суд Линча, стал хитом проката (36 млн долларов сборов при бюджете в 4 млн) и красной тряпкой для критики. Именно тогда с легкой руки обозревательницы The New Yorker Полин Кейл Иствуд в первый (и далеко не последний) раз был назван фашистом. Спустя 50 лет такая реакция кажется несколько преувеличенной: и Сигел, и Иствуд, не понаслышке знакомые с техникой репрезентации насилия на экране, в первую очередь снимали жанровое кино. Инспектор Гарри Каллахан, стиляга в вызывающе отглаженном пиджаке и с заготовленными афоризмами на любой случай, разумеется, транслировал падение доверия к полиции в частности и государственным структурам в общем, но прямым политическим высказыванием не был. Свою роль сыграли контекст и фигура Иствуда. Жестокий герой-одиночка, народный мститель, вставший на сторону жертвы, а не закона, уже начал свою самостоятельную жизнь в зрительском воображении. За следующие 15 лет Иствуд еще четыре раза сыграет Грязного Гарри, но самый важный кадр был снят именно в 1971-м. Револьвер S&W. 44 Magnum, нацеленный в лицо подозреваемого и зрителя, — спустя пять лет его же использует ветеран Вьетнама Трэвис Бикл в «Таксисте» Скорсезе, когда в самоубийственной миссии пойдет очищать от порока улицы Нью-Йорка. Иствуда роль смертника не устраивала: тема ультранасилия как константы американского общества в его лице получила не обличителя, а хроникера.
Новое кинодесятилетие, одно из худших в истории американского кино, Иствуд-актер благодаря продолжениям «Грязного Гарри», которые все так же самоотверженно продолжала обличать в прессе Полин Кейл, встретил в статусе главной экшен-звезды планеты с единственным соперником в лице Чарльза Бронсона. Пока независимое американское кино находилось в режиме стагнации — публика была одержима блокбастерами и сиквелами, студии разорялись, и только Стивен Спилберг («Инопланетянин», трилогия об Индиане Джонсе) и жанр хоррора («Сияние» Стэнли Кубрика, «Нечто» Джона Карпентера и «Сканеры» Дэвида Кроненберга) чувствовали себя хорошо, — режиссерская карьера Иствуда неожиданно вышла на радикально новый уровень. В 1988 году в прокат вышла «Птица», байопик великого джазового саксофониста, одного из основателей бибопа Чарли Паркера с Форестом Уитакером в главной роли, и Америка вместе со всем миром узнала, во-первых, что 58-летний Иствуд — страстный поклонник джаза, а во-вторых, очень амбициозный режиссер, а не просто добросовестный ремесленник и ученик Сигела и Леоне (в середине 70-х Иствуд на несколько лет вернулся в вестерн и снял три фильма). Структурно сложный фильм, снятый в ритме джазовой импровизации, провалился в американском прокате (около 2 млн долларов при бюджете в 14 млн — таких показателей у Иствуда не было ни до, ни после), но принес «Золотой глобус» за режиссуру и приз Каннского кинофестиваля Форесту Уитакеру за лучшую мужскую роль.
«Птица», самый личный из всех проектов Иствуда, стал первым в серии его ревизионистских фильмов, посвященных главным американским мифам. Он не случайно начинался с джаза, возможно, единственного мифа, которым лично соблазнился сам режиссер: ребенок Великой депрессии, в молодости Иствуд мечтал быть музыкантом и играл за еду в джаз-клубах. В 2003-м в документальном сериале Мартина Скорсезе «Блюз» он скажет: «Я всегда думал, что джаз — это главное, что подарила американская культура миру. Возможно, это единственный по-настоящему оригинальный вид искусства, который у нас есть». В «Птице» он продемонстрировал, как и за счет чего этот вид искусства создавался. Биография Чарли Паркера, прожившего всего 34 года и умершего в 1955 году от цирроза печени (приехавший на последний вызов врач написал в графе возраст — 53), развившегося на фоне вирусного гепатита и тяжелой героиновой зависимости, — это не романтическая история непонятого гения, хотя, конечно, и она тоже. Прежде всего это история расовой сегрегации в США. «Птица», в которой Иствуд впервые приблизится к своему любимому жанру производственной драмы, — это ряд концертов и студийных записей (по большей части неудавшихся), которые чередуются сценами ежедневного бытового унижения, из-за которых его герой не может работать: Паркер, которого не берут в оркестр, Паркер, который не может заселиться в гостиницу, Паркер, которого осуждают за роман с белой женщиной.
Иствуд, которого к концу 80-х журналисты уже не раз назвали симпатизантом фашистов, милитаристом и пропагандистом насилия, прямые обвинения в расизме услышит только в 2000-х — режиссер якобы интересуется исключительно «белым мужчиной с пистолетом». Звучать они, конечно, будут смехотворно. Если джаз — единственный настоящий американский вид искусства, то расизм — его родовая травма.
В 1989 году от сердечного приступа неожиданно умер Серджо Леоне, в 1991-м — долго боровшийся с раком Дон Сигел, через год 62-летний Иствуд выпустил вестерн «Непрощенный» и посвятил его их памяти — режиссеров, у которых он учился снимать кино. Проигнорировать такую комбинацию слагаемых публике и критике было сложно: фильм был объявлен эпитафией жанра, Иствуд получил два «Оскара» — за режиссуру и лучший фильм (всего «Непрощенный» заработал четыре статуэтки при девяти номинациях), и, в общем-то, тут бы ему и успокоиться. Но нет. 1990-е стали для Иствуда самым странным и интересным десятилетием в карьере. Он будет демонстрировать исключительную пластичность, пробовать себя в самых разных жанрах, снимать откровенно неудачные фильмы и в итоге найдет-таки и новый сюжет, и нового героя.
В 1994 году Иствуда, которого в Европе смотрели куда внимательнее, чем в Америке (его первая ретроспектива прошла во Франции), пригласили возглавить жюри Каннского кинофестиваля, и главный приз сенсационно получил Квентин Тарантино за «Криминальное чтиво» — вот вам и консерватор. (Позже Иствуд вспоминал: «Мне вообще-то больше всего понравился „Жить“ Чжан Имоу, но что тут сделаешь, от „Чтива“ за километр несло запахом победы».) В 1995-м он снял первую и последнюю стопроцентную мелодраму в своей фильмографии «Мосты округа Мэдисон», где Мерил Стрип сыграла одну из своих лучших ролей, — вот вам и сексист. В 1997-м — псевдодетектив из жизни американского юга «Полночь в саду добра и зла» по одноименной книге Джона Берендта, куда, не делая из этого отдельного события для прессы, позвал играть Леди Шабли, танцовщицу, drag queen и трансгендерную женщину, — вот вам и республиканский ястреб и охранитель мачистских ценностей.