Обуглившиеся мотыльки
Шрифт:
Козырь был в рукаве Сальваторе, а не в рукаве Локвуда. И Тайлер снова оказался в дураках. Пройдя через мучения, выборы, безумие и последствия, обретя свое новое «Я» и почти уничтожив старое, Тайлер все равно проиграл. Тайлер всегда проигрывал. В этом мире кто-то должен проигрывать. Ну так, для статистики.
— Она сказала? — безмолвный вопрос как штопор — пробка выскочила, и наружу вылилось давнишнее вино разочарования. Чем дольше стоит, тем крепче — уже давно известно.
— Нет, — ответил он, делая несколько глотков прохладного пива, которое остужало горло. Не так сложно говорить, как сложно слушать.
— Тогда как?
Теперь Доберман перевел взгляд на стену. Но нашли тучи, и безумные тени слились с темнотой. Деймон посмотрел на Тайлера.
— Это ведь только кажется, что никто ничего не замечает. Это ведь только кажется, что все прошло, никто ничего не заподозрил в настоящем и уж тем более не заподозрит в будущем, но Тай, — Локвуд придвинулся к нему. Осколки стали вновь таять. Это замечалось, потому что голубой цвет становится серым, становился цвета дыма, которые переливается со спектрами пепельно-голубого, — это все равно чувствуется, даже если никаких грязных слухов действительно не было. Даже если нет никаких изменений в поведении или отметин на теле — это все равно ощущается. И ты знаешь это не хуже меня, потому что когда ты вернулся к Елене — ты тоже понимал, что ты мелкая трещина недосказанности, которая была, превратилась в многокилометровую пропасть. А знаешь, почему мы этом всегда замечаем?
Локвуд ожидал, что пальцы Сальваторе еще сильнее вдавятся в банку, но Деймон был спокоен. И его голос оставался таким же ровным и уверенным, как и в самом начале.
— Потому что тот, кого ты любишь, начинает сравнить. Начинает засматриваться на тебя чуть дольше обычного, следить за языком во время ссор, когда мозги отключаются на хер. И все, что тебе остается — закрыть глаза и продолжить жить; и продолжить существовать дальше, делая вид, что все действительно было как прежде, потому что ты любишь так, блять, сильно, что сердце разрывается на ошметки, соединяется, а потом вновь разрывается. А потом стирается, затаптывается, задвигается на дальнюю полку и больше не извлекается до самой финальной серии вашего дешевого сериальчика.
— И почему же тогда ты не отбил Елену?
Сальваторе усмехнулся. Он слышал, как его сердце чуть екнуло, а потом вновь забилось в ровном ритме. Перед его мысленным взором возник образ другой девушки, и Деймон точно знал, что ради нее он пойдет на все. Что уж ее он точно никому не отдаст.
— Потому что ты внес за меня залог. Потому что ты вытаскивал меня из полицейских участков. Потому что ты спас жизнь девушке, которую я любил. Потому что твоя щедрость не могла сравняться с твоей минутной слабостью. Потому что ты любил Елену. Я не знаю любишь ли сейчас, но ты любил ее. Ты заслуживал ее.
Доберман медленно отстранился, оперся о спинку стула и, отведя взор своих серо-голубых глаз, сделал еще несколько глотков. Тайлер вновь посмотрел на стену — на ней заплясали тени, пускаясь в быстрый ритм ударов его сердца. Тайлер не прикоснулся к пиву, но он дотронулся до души своего… очень давнего знакомого.
Книги пригодны для конкретного контекста — в этом Бонни была права. Но она упустила лишь одну маленькую деталь — мы действительно не знаем тех, кого мы любим. Не знаем, хотя нам известно как выглядят скелеты в шкафу, как скребут кошки в их душах, как рычат монстры и пляшут демоны. Не знаем, даже если живем бок о бок несколько лет подряд, доверяем самое сокровенное и узнаем то, чего до нас не знал еще никто. Не знаем, ровно как и не знают нас.
7.
Елена окончательно пришла в себя к концу недели. И теперь, когда отеки немного спали, девушка могла открыть глаза.
Она их открыла, но увидела лишь темноту. Сплошную темноту, настолько неприглядную, что невозможно было разглядеть даже очертания предметов. Девушка прошептала чье-то имя. Ее рука дернулась в правую сторону. Иглы от капельниц остервнелыми любовницами впились в кожу, и девушка вскрикнула. Она снова протянула руку, и ее кто-то схватил.
— Кто здесь? — прошептала она в темноту.
«В ней спокойствие. В ней спокойствие. В ней спокойствие!».
— Это я, родная. Это я.
Девушка выдернула руку посмотрела в сторону говорящего, но она не видела очертания человека. Гилберт узнала этот голос, но страх захлестывал ее настолько, что сейчас даже душевные травмы отошли на второй план.
— Который час? — спросила она, начиная ощупывать края кровати, словно что-то ища.
«В темноте спокойствие! Спокойствие в темноте! В спокойствии темнота!»
— Родная, ты поправишься. Врачи говорят, что…
— Который час? — переспросила она. — Почему тут ничего не видно?
Дженна и Грейсон переглянулись. На улице был полдень, и хотя день выдался пасмурным — было светло. Было светло хотя бы элементарно и потому, что в палате горели приборы, и был включен свет.
— Елена, сейчас папа позовет врача…
Девушка замерла, а ее скрюченные пальцы — как ветки на стене у Деймона — замерли в бездвижии. А потом Елена сама сообразила — должны светиться датчики, красная кнопка для вызова медсестры, свет из коридора.
Но этого не было.
И Гилберт схватилась за края кровати скрюченными пальцами здоровой руки, изгибаясь и разрываясь в истошном вопле.
====== Глава 39. Прощание ======
1.
Бонни сидела в зале. Она смотрела в стену, сверля ее взглядом и спокойно — или маскируя раздражение под спокойствием — ожидала ответа. Вообще-то такие вопросы не решаются с бухты-барахты, но кто мог диктовать правила Бонни? Если она что-то и вбила себе в голову, то это надолго.
— Слушай, — видимо, она все-таки маскировалась, — я же не заставляю тебя спать с ней.
Он усмехнулся. Он хотел было подняться, но расхаживать взад-вперед было не в его компетенции, да и выдавать свое волнение — тоже. В конце концов, все действительно осталось в прошлом. Старые правила нарушены, новые — прописаны, так чего теперь горевать о потонувших кораблях?
Корабли были чертовски привлекательны, нужно сказать.
— Послушай, между нами ничего не было. Ладно? У нее своя жизнь, у меня — своя. У нее свой мир, у меня — свой. Мы выяснили все отношения…
— Да не надо ничего выяснять, — произнесла Бонни, переводя свой сверлящий взгляд на Сальваторе. Видеть его без сигарет было несколько непривычно. Деймон сам ощущал себя несколько скованно — словно у него появилось в распоряжении несколько свободных часов. — Просто… Не знаю, мне жаль ее.