Обвиняется кровь
Шрифт:
На подобное не хватило фантазии и «эстетической» подготовки у следователей госбезопасности, вот они и решали проблему еще радикальнее: если упразднить язык, отпадут все остальные заботы.
В начале следствия верноподданнические обвинительные вопли руководителей Союза писателей не очень занимали службу Абакумова. Интерес к свидетельствам Безыменского, Ойслендера и других возник на втором этапе следствия: слишком ничтожен казался даже и фиктивный улов по части шпионажа и измены Родине. Улик не оказалось, в цене поднялось все, что уличило бы подсудимых в буржуазно-националистической деятельности, а их книги — в идейной порочности.
В январе 1952 года Союз писателей вновь пришел на выручку Лубянке, выделив четырех литераторов для проведения литературной экспертизы архива ЕАК и газеты «Эйникайт», сборников прозы и поэзии, очерков, всего, что на грузовиках вывезли с Кропоткинской, 10.
Четыре эксперта: Щербина В. Р. — член Союза писателей, редактор «Правды» по отделу литературы и искусства, кандидат (впоследствии — доктор) филологических наук; Лукин Ю. Б. — член Союза писателей, заместитель заведующего отделом литературы и искусства «Правды»; Владыкин Г. И. — член Союза писателей, председатель иностранной комиссии СП СССР, кандидат филологических наук; Евгенов С. В. — член Союза писателей, заместитель секретаря правления СП СССР, член редколлегии журнала «Дружба народов».
По закону экспертиза должна быть независимой не только от обвиняемых, но и от чиновников следствия, всегда заинтересованных в определенных выводах экспертов. Обслуживать их материалами полагалось полковнику Гришаеву, но он не обслуживал их, а руководил ими. Результаты экспертизы объявлялись каждому из обвиняемых и играли гнетущую роль в последние месяцы их жизни.
История этой экспертизы — одна из самых позорных страниц в деле ЕАК.
XIX
Следствие и суд над руководителями ЕАК — пример преследования, агрессивного непризнания за народом национальных прав, а значит, и обязанностей перед человечеством. Все поставлено под сомнение, точнее, вне закона, действительного в отношении любой другой нации мира. Забудь прошлое, не мечтай о будущем своего народа, назначение которого — раствориться в других народах, и будущего — нет.
Взволнованный зрелищем большого зала в Черновцах, наполненного бессарабскими евреями, ты, еврейский поэт, громко воскликнул: «Жив народ еврейский!» Кто надоумил тебя бросать в толпу провокационный националистический лозунг? Ты пишешь своим «квадратным письмом» рассказы и стихи, а не будь тебя с твоими соблазнами, евреи — выходцы из Польши, Галиции, Бессарабии, Буковины — скорее научились бы русскому. Ты твердишь им о еврейской культуре и языке и задерживаешь их на пути к счастливой общей жизни. На кого работают твои статьи и очерки о евреях — ученых, героях войны и труда, все твои подсчеты и проценты, напоминания о еврейском происхождении героев твоих публикаций?
Под подозрение взята даже статистика, обычно такая требовательная у нас в определении национального состава всякой общности. Невозможным становится любое научное исследование конкретной темы, связанной с евреями: в самой постановке вопроса видится злонамеренное выделение себя и отгораживание от других. Ты в лабиринте, в капкане, из которого нет выхода. Один из свидетелей по делу ЕАК, угождая госбезопасности, дал фантастическое обоснование того, почему любые похвалы евреям в дни войны и в дни мира опасны: «В период войны они лили воду на мельницу немецко-фашистской пропаганды, вопившей, как известно, о „еврейском засилье“ в Советском Союзе, а теперь, в послевоенные годы, играют на руку вдохновителям буржуазного национализма на Западе» [176] . Умри неслышно в темной ночной подворотне — вот достойный тебя удел…
176
Следственное дело, т. XXVIII, л. 27.
Одержимый «национализмом», скорбя, ты называешь число жертв Вильнюсского или Минского гетто, число погибших в первые два дня Бабьего Яра. Зачем ты сохранил в памяти эти, а не любые другие цифры?! Зачем приводишь — хотя и по делу, к слову! — эти, а не все другие цифры по Киеву, по Украине, по стране, чтобы размах гитлеровских злодеяний предстал во всей полноте?! Чтобы всегда, непременно, по любому случаю возникала вся тысячеверстная панорама разбоя и стало бы очевидно, что, скажем, польский или белорусский народы потеряли больше. Говори всегда и непременно обо всех, тогда стерпится и отдельная строка о евреях… Озирая неприступные граниты Кавказа, гордясь подвигом горцев и подвигом страны, от Москвы до Мамаева кургана, ты, еврейский поэт, скорбишь об уничтоженном родном местечке на Волыни. Почему о нем, а не о десятках тысяч сожженных украинских деревень, не о разрушенном Курске или Сталинграде? Ты говоришь, душа взрыдала, эго ее боль и неизбывное страдание о погибших близких. Стань выше, выйди из затхлого, себялюбивого мирка! Не кивай на газету с гордым лозунгом через всю полосу: «Живи, Украина!» — враг изгнан с последней пяди святой украинской земли, и нация ликует, ликуют все жители Украины, а вместе с ними и братья евреи. А кому адресован торжествующий возглас поэта: «Жив народ еврейский!»? Кому брошен этот воинственный клич? Юдофобу слышится в этих простых словах, в торжестве тех, кого нацисты обрекали полному уничтожению — и немало преуспели в этом, — в этой окрепшей надежде, что жив! жив! и будет жить, — юдофобу чудится в этих трех словах злорадство и угроза.
В числе тяжких преступлений ЕАК фигурировало нью-йоркское 1946 года издание «Черной Книги» о нацистских преступлениях против еврейского народа — совместный труд Всемирного Еврейского Конгресса, Американского комитета еврейских писателей, художников и ученых, Еврейского национального совета Палестины и при участии ЕАК [177] . Три года «Черная Книга» — эта и вторая, подготовленная к печати ЕАК и посвященная теме гитлеровского геноцида против еврейского населения Советского Союза, фигурировали на допросах и в обвинительном заключении как доказательства агрессивного национализма. Только в конце февраля 1952 года следствие озаботилось формальным проведением экспертизы по «Черной Книге». Подполковник Гришаев задал экспертам — Вере Дмитриевне Старицыной (цензору Главлита) и Елене Сергеевне Романовой (Союз писателей) — один вопрос: «Является ли „Черная Книга“ по своему содержанию националистической?» Подготовив их психологически, припугнув ложью о признании обвиняемых во всех злодействах, сказав, что «Черная Книга» якобы была обнаружена среди преступных документов, что она издана ЕАК «совместно с заграничными реакционными еврейскими организациями», Гришаев уже через три дня получил нужный ему ответ.
177
См.: The Black Book. The Nazi Crime Against the Jewish People. Published by The Jewish Black Book Committee. N.Y., 1946.
В числе главных «реакционеров», кому мир обязан изданием этой книги, следует назвать Альберта Эйнштейна.
Напомним, предмет «Черной Книги» не преступления гитлеровцев в Европе вообще, а уничтожение евреев Европейского континента, практическое осуществление плана «окончательного решения еврейского вопроса». Логика, научность подхода к делу требовали сосредоточения на предмете исследования — весь другой материал, а его в «Черной Книге» немало, связанный с главной темой, использован как попутный, как дополнение и усиление обличительной мысли авторов книги. Именно так и поступили они, как и авторы другой большой книги, подготовленной в России при участии Вас. Гроссмана и И.Эренбурга, неизменно подчеркивая всеевропейский размах злодеяний Гитлера и во вступительных статьях к разделам книги, и в предисловии к ней. Настойчиво, любовно собирались для этих книг и сведения о тех жителях Европы и Советского Союза, кто, рискуя жизнью, прятал и спасал евреев от нацистов.
Но те, кто вообще не желал появления «Черной Книги», кто не допустил ее издания в СССР, кто полагал, что трагические судьбы еврейства заслуживают разве что подстрочных примечаний петитом в солидном марксистском томе о… разгроме третьего рейха, т. е. пропустив через пальцы «Черную Книгу», как шулер колоду карт, мигом обнаружили в ней национализм.
В чем же он? Что изрекли по этому поводу дамы-эксперты?
Национализм «Черной Книги», оказывается, «…в нарочитом и многократно подчеркиваемом обособлении евреев в отдельную и в известной мере противопоставляемую другим народам категорию. При этом в книге полностью оставляют в стороне вопросы классовой, социальной и политической принадлежности тех, кто составлял эту категорию».
Правоведы Лубянки и их консультанты буквально исходят желчью при упоминании в «Черной Книге» о шести миллионах убитых в Европе евреев, беря под сомнение и саму эту цифру, невольно торя дорогу тем реваншистам и фальсификаторам, кто вообще отрицает злодеяния Гитлера, реальность душегубок и печей Освенцима.
«Неоднократно они возвращаются к цифре в 6 миллионов человек, — гневаются эксперты Лубянки, не щадя составителей „Черной Книги“, — которыми, по их данным, исчислялись жертвы среди евреев, преднамеренно замалчивая при этом общую численность жертв гитлеризма… Ограничиваясь исключительно подробнейшим рассмотрением законов, декретов и всяческих ограничений, направленных против евреев, и ни словом не упоминают о чудовищных злодеяниях гитлеровцев в отношении других народов» [178] .
178
Следственное дело, т. XXV, лл. 30, 33.