Очерки истории цивилизации
Шрифт:
Тем временем чувство общей опасности настолько овладело греками, что из Афин в Спарту был отправлен гонец. Невзирая на прежние распри, он должен был сказать: «Лакедемоняне, жители Афин просят вас прийти им на помощь и не позволить, чтобы древнейший из эллинских городов был порабощен силою варваров. Ибо такая участь уже постигла Эретрию, и Эллада стала слабее на один прославленный город».
Но прежде чем успело прибыть подкрепление из Спарты, две противоборствующие силы уже сошлись на поле битвы. Афиняне первыми бросились на врага. Для атаки они выбрали «невиданный доселе прием: они были первыми из всех эллинов, которые стали атаковать неприятеля бегущим строем, и первыми, кто не испугался мидийских одежд и людей, носивших их. А ведь до этого времени эллины страшились одного имени мидян».
Фланги персов подались под этой стремительной атакой, но центру удалось выстоять. Афиняне, однако, сражались столь же хладнокровно, сколь и самоотверженно. Они не преследовали бегущих, а сомкнулись вокруг центра, в то время как основная масса персидского воинства бежала, пытаясь спастись на судах. Афинянам досталось семь кораблей, остальным удалось уйти. После бесплодной попытки подплыть к Афинам с другой стороны и взять город прежде, чем вернется греческая армия, персидский флот отступил к берегам Азии.
Завершим этот раздел еще одним отрывком из Геродота, из которого явствует, какой неоспоримой репутацией пользовались индийские воины в то время: «Лакедемонян подошло к Афинам две тысячи сразу же после полнолуния. Шли они в великой спешке, так что прибыли в Аттику на третий день после того, как покинули Спарту. И хотя они не успели к сражению, но им тоже не терпелось увидеть мидян. Итак, они отправились к Марафону и смотрели там на тела убитых. А когда отправлялись домой, то хвалили афинян и то дело, которое они совершили».
Так Греция, на какое-то время объединенная страхом перед общим врагом, одержала свою первую победу над Персией. Это известие пришло к Дарию одновременно с известием о восстании в Египте. Так и не решив, в какую сторону отправиться, он вскоре умер. Его сын и преемник Ксеркс (царь в 486–465 гг. до н. э.) сперва вернул себе Египет и посадил там персидского сатрапа, а затем четыре года готовился к походу на Грецию. Послушаем, что говорит об этих событиях грек-патриот Геродот, приближаясь к кульминационной части своей «Истории»:
«И какой народ не повел Ксеркс из Азии против Эллады? И какие источники не иссякли после того, как из них напилось его воинство, за исключением разве что самых великих рек? Ибо некоторые из народов поставили ему свои корабли, а другим было ведено идти в пешем строю; некоторые должны были оснастить конницу, а другие — суда, чтобы перевозить лошадей; а самим также присоединиться к походу; одним было велено предоставить корабли для плавучего моста, а другим — корабли с провиантом».
Ксеркс перешел в Европу не как Дарий, через Босфор, но через Геллеспонт (то есть Дарданеллы). В повествовании о том, как Ксеркс набирал свое огромное войско и о походе этого войска от Сард к Геллеспонту, поэт в Геродоте берет верх над историком. Великое воинство появляется в тех местах, где некогда стояла Троя. Ксеркс, будучи персом и варваром, все же был не чужд и духу классической старины. Он решил, как повествует наш историк, свернуть в сторону и посетить крепость Приама. Через Геллеспонт был переброшен мост и на холме был установлен мраморный трон, восседая на котором Ксеркс мог обозревать свои выстроенные в боевом порядке войска.
«И увидев весь Геллеспонт покрытым кораблями и все берега и равнины Абидоса полными людей, Ксеркс во всеуслышание заявил, что считает себя счастливым человеком, но затем слезы покатились по его щекам. Артабан, его дядя, заметив эту перемену — а он поначалу открыто отговаривал Ксеркса от похода на эллинов — так вот, этот человек, заметив, что Ксеркс плачет, спросил его: «О царь, что за различные чувства владеют тобою теперь и еще мгновение назад! Ты назвал себя счастливым человеком, и вот уже проливаешь слезы». Ксеркс же отвечал ему: «Да, стоило лишь мне почувствовать себя счастливым, я тут же опечалился от мысли, как коротка жизнь человека, видя, что из этих несметных множеств ни одного не будет в живых, не минует и сотня лет».
Персидский флот, двигаясь от мыса к мысу, сопровождал это несметное множество сухопутных войск во время их марша на юг. Однако пронесшийся по морю шторм жестоко потрепал этот флот: 400 кораблей было потеряно, включая и транспорт с фуражом.
Объединенные силы греков вышли, чтобы встретить врага возле горы Олимп, но затем отошли назад через Фессалию и решили ждать наступающих персов в ущелье, которое называлось Фермопилы. В те времена — за 2400 лет это место сильно изменилось — там находился огромный утес, преграждавший путь из Фессалии в Среднюю Грецию, так что свободной оставалась лишь тропа на берегу моря, по которой едва могла проехать колесница.
Преимущество греков в узком проходе Фермопил было в том, что персы не могли использовать здесь ни свою конницу, ни колесницы. Кроме того, сужалась линия противостояния войск, сводя на нет огромное численное превосходство персов. Тут им и пришлось сразиться с греками летним днем 480 г. до н. э.
В течение трех дней греки сдерживали натиск этой огромной армии и даже нанесли персам значительный урон с небольшими потерями для себя. Затем, на третий день, в тылу у греков показался персидский отряд, который узнал об окольном пути через горы от одного крестьянина. Греки стали поспешно совещаться. Некоторые высказывались в пользу отступления, другие стояли на том, чтобы держаться до последнего.
Командовавший всеми силами греков спартанский царь Леонид был за то, чтобы сражаться. И с ним останутся, говорил он, его 300 спартанцев. Остальная часть греческой армии могла бы, воспользовавшись этим, отступить к следующему ущелью, где можно было держать оборону. Отряд феспийцев, насчитывавший 700 человек, тоже отказался оставить поле боя. Они предпочли стоять до конца и умереть вместе со спартанцами. Также остался и отряд фиванцев из 400 человек. Учитывая то, что Фивы затем перешли на сторону персов, говорили, будто бы этих фиванцев заставили сражаться против их воли. Но с военной и исторической точки зрения это кажется маловероятным.
Эти 1400 человек остались на боевой позиции и все до единого погибли, проявив чудеса героизма в последней схватке. Двое из спартанцев не принимали участия в военном совете, страдая болезнью глаз. Когда до них дошла весть о начавшемся сражении, один был слишком болен, чтобы передвигаться самостоятельно, другой же приказал своему илоту отвести его на поле боя, где он бился вслепую, пока не был убит. Оставшегося в живых спартанца, Аристодема, взяли с собой отступающие войска. Вернувшись в Спарту, он не был наказан за то, что не принял участия в сражении, однако получил прозвище «отступник». Это прозвище, словно клеймо, отделяло его от остальных спартанцев, но год спустя он героически сражался и погиб в битве при Платеях.