Очевидное-Невероятное
Шрифт:
Пока Густав говорил, я внимательно наблюдал за его коллегами. Меня поразила их болезненная бледность и мешки под глазами. «Ну, точно, ребятам не хватает свежего воздуха, — подумал я. — Они же все в предынсультном состоянии!» Но мыслями своими я делиться не стал, не дурак! Понятно, что объяви я им об этом вслух, все тут же решат, что парень окончательно свихнулся!
— Идея использовать в качестве живца русофила Добрыню потерпела фиаско. Слишком близок оказался он к народу, к его нуждам и чаяниям. Народ с аппетитом клюнул и сожрал наживку с крючком.
— Не сожрал, а выжрал! — поправила женщина с шиньоном.
— Воблина Викентьевна, — привычно осадил её Василий Васильевич. — Ну, право же — перед пациентом неудобно!
Юркий снова вытащил мяч и принялся его подкидывать, успевая, пока снаряд не вернулся, пару раз хлопнуть в ладоши.
— Три сможет кто-нибудь? — не отрываясь от забавы, спросил юркий.
Я поднял руку.
— Мяч! — грозно потребовал человек-лев.
— Ну, Василий Васильевич! — захныкал юркий.
— Я сказал — мяч!
Пришлось отдать, такой был суровый тон у главврача!
— Кстати, Добрыня этот — это ведь ваша креатура, — обратилась к Густаву Воблина Викентьевна, — Даже, когда паренёк явился на оперативку на четырёх конечностях, вы и тогда продолжали настаивать на его исключительной славянской парадигме!
— Каюсь, — признался докладчик. — Пошёл на поводу у стереотипов.
— Полно, Густав Карлович, — вступился за молодого коллегу Василий Васильевич, — не судите себя так уж строго! Нашли же вы возможность скорректировать программу и отправить в Центр новый запрос. Как говориться, от Густава — Юстасу!
Завершив реплику, Василий Васильевич, не целясь, точным броском уложил, отобранный у юркого, мяч прямо в корзину и этим заслужил долгие несмолкающие аплодисменты.
— Теперь о вас и о вашей миссии, Зигмунд Фрейдович! По мнению Вия Гоголевича в ситуации полного морального падения, вы единственный из известных нам идиотов, кто вместе со способностью мыслить, сохранил также и критический метод познания действительности! Вы и ваш Чёрный Квадрат призваны лишить всё это общественное безумие цвета, света и запаха и дать нашим людям возможность окончательно восстановить духовный и душевный баланс! Надеемся, форма вам в этом поможет, ибо до сегодняшнего дня наука так и не изобрела более мощных транквилизаторов, чем кожаная тужурка, галифе и сапоги! Пока человек не перестанет искать чёрную кошку в тёмной комнате, он никогда не обретёт ни душевного покоя, ни физического здоровья! Коллеги?
Все согласно кивнули.
— Плоды просвещения созрели, Зигмунд Фрейдович, пора их снимать с ветки! — подытожил свою песнь четвёртый ангел и вложил меч обратно в ножны!
Один — мяч, другой — меч!
— Вопросы?
— У меня только один вопрос, — обратился я не столько даже к диссертанту-инициатору, сколько ко всему почтенному собранию. — Кем они будут потом?
— В смысле?
Густав Карлович сильно напрягся. Я заметил, что с самых первых секунд нашего знакомства, он постоянно испытывал некий дискомфорт, словно в глаз его угодила соринка и теперь придётся долго и мучительно моргать, прежде чем ему удастся отделаться от неё.
В это время из Коридора донеслась песня, похожая на стон:
— Эх, дубинушка, ухнем!
Эх, зеленая сама пойдёт!
Подёрнем, подернем!
Да ухнем!
— Степан
Тут меня словно озарило:
— Я, кажется, понял, в чём тут подоплёка! Вы хотите, чтобы этот великан снова превратился в Степана Чугунова!
— Ну что вы, — успокоил меня Густав Карлович, даже руку мне на плечо опустил. — Что вы! Теперь для этого бедолаги даже Степан Чугунов — неподъёмная ноша. Впрочем, всему своё время.
И он выразительно осмотрел членов Консилиума.
— А кто это — Беннет? — спросил Семён Семёныч.
Но его вопрос решили оставить без комментариев.
— Ну что, коллеги, обратился к честной кампании Василий Васильевич, — за сим, я полагаю, тема исчерпана. Будем наблюдать за развитием ситуации, каждый на своём месте. По всем оперативным вопросам обращаемся к Густаву Карловичу, у него ко всей этой истории личный интерес. Сам Важный Специалист готов поручиться за нашего коллегу в таком важном деле, как написание Диссертации Тысячелетия! Так сойдёт?
— Ну не знаю, — тут диссертант дал такого «петуха», что услышав его, настоящий захрюкал бы свиньёй. — Не слишком пафосно, нет?
— Воблина Викентьевна, так и запишем в Протоколе совещания. Вы меня поняли?
— Василий Васильевич, обижаете! — Женщина схватилась за шиньон, как за спасательный круг. — Я пока что ещё в трезвом уме!
И вот тут я впервые в этом усомнился.
— Прекрасно! — Василий Васильевич мысленно примерился к щиту и мысленно же повторил свой успешный бросок. — Теперь же прошу всех покинуть Офис ЧК, я же дам его первому председателю последние наставления.
Ангелы стремительно разлетелись по облакам, а я всё сидел и думал: а чего это они, сволочи такие, даже не попрощались? Может, их приговорить к расстрелу на первом же заседании ЧК? А ещё мне, знаете, что было интересно? Заметил ли кто-нибудь, как на выходе из зала юркий дёрнул Воблину (Прости, Господи!) Викентьевну за её спасательный круг и не схватись она за него вовремя, женщина вполне могла лишиться не только шиньона, но той части тела, к которой он был присобачен?
Как только мы остались вдвоём, Василий Васильевич рассказал мне о кой-каких деталях в устройстве офиса, пообещав при этом, что свой рабочий график я могу определять сам.
— Вообще, даём вам полный карт-бланш, Зигмунд… — Он замялся. — Зигмунд…
— Фрейдович, — подсказал я.
— Точно! — Главный постучал себя по львиной голове. — Ничего не попишешь — возраст! Годы своё берут!
И запел:
— А годы летят, наши годы как птицы летят,
И некогда нам повернуться назад!
Мда-а… Так что действуйте смело и решительно. Связь будем держать через нашу старшую сестру. У вас есть старшая сестра?
— Старшей нету, — сказал я.
— Ну, вот видите, — почему-то обрадовался главный, — значит будет! Её зовут Алла Константиновна.