Очищение
Шрифт:
— Тогда их список должен быть намного длиннее, чем этот, — мрачно ухмыльнулся Данцигер.
— Так сделай мне такой список, на случай, если я ошибаюсь. Не будет ли там кого-нибудь из тех, кто снимал номер в «Ройяле» на этажах для тусовок в вечер Оскара?
— Марти, — задумчиво протянул Данцигер, — Теперь ты заставил мою копф (голову — на идиш) работать. Что ты думаешь о Максе Гарретте?
Шульман нахмурился.
— Макс Гарретт — придурок и антисемит, который сидит в заслуженной ссылке. По-моему, Гарретта должны были лишить неприкосновенности, которой пользуются знаменитости, и обвинить в преступлении ненависти после замечаний, которые он сделал полицейскому, остановившему
— В своё время это обсуждали, — размышлял вслух Данцигер. — Может, ты помнишь, что я выступал именно за такой ответ нашего сообщества, но как обычно так называемые старшие и более мудрые победили, и мы решили поступить с Гарреттом старомодным способом, что и было сделано. Его фильмы невозможно так просто снять с продаж. Они по-прежнему приносят доходы. Слишком много классики и премий, слишком много миллионов в авторских гонорарах с каждого повторного показа. Кинопромышленности нет никакого смысла в порыве злости действовать во вред себе.
Но мы, конечно, позаботились, чтобы он никогда снова не обедал в нашем городе. Никто больше не свяжется с Гарреттом или с любым из его проектов, и несколько раз, когда он пытался поставить или режиссировать независимый фильм, мы постарались, чтобы он не смог нанять никого кроме рабочего или секретаря. И дали понять, что любой, чьё лицо мы заметим в постановке Макса Гарретта, будет навсегда отлучён, точно так же как и сам Гарретт. Он ядовит. Радиоактивен. Гарретт умер для нас и нашего города. Так что он просто сидит весь день в своём большом пустом особняке в Беверли-Хиллз, погружённый в воспоминания, и ждёт телефонного звонка, которого никогда не будет. Человеку может прийти в голову много параноидальных мыслей в такой ситуации, а мы знаем, что Гарретт — отъявленный антисемит и фанатичный католик. Как он тебе в роли человека, работающего на Добрармию?
— О, я подумал о нём, — сказал Шульман. Фактически он был первым, кого я проверил. Поверь, если я смогу найти любой способ связать Гарретта с этим холокостом в вечер Оскара, то мы покажем в платной телепередаче [72] , как он сгорит заживо.
Но Гарретта не было в «Ройяле» в тот вечер, и он никак не связан с Оскарами. Как ты сказал, он — радиоактивен. Его даже не пустили бы в театр. Конечно, я подумаю о Гарретте, но он не тот, кого мы сейчас ищем. Я всё ещё считаю, что этот наш мужчина или женщина — здесь, — сказал Шульман, показывая на лист бумаги в руке Данцигера. — Давай вернёмся к этому списку. Может, Джефф Галлахер? Я слышал, что это он стоял за теми действительно мерзкими бульварными слухами, нацеленными на Сида Глика и Арта Бернстайна?
72
Pay-per-view — взрослые передачи или фильмы, которые в Америке можно смотреть по телевизору, оплатив их просмотр по кредитной карточке. — Прим. перев.
— Нет, он просто разозлился, потому что, прилетев со съёмок на день раньше, вошёл в свою спальню и застал их двоих, делающих «бутерброд» с Чарлин Доусон. Это был просто бизнес. Чарлин досталась главная роль в фильме студии «Парадайм». Она закрепляла сделку традиционным способом и добавляла ещё один миллион к своему авансу. Но Галлахер посчитал это личным оскорблением и после скандала разорвал их помолвку, после чего поднялся обычный бульварный и телевизионный гвалт. Так Джефф твердил, что застукал Сида и Арти не с Чарлин, а с парой собак — золотистых ретриверов. Грязно, конечно, но в порядке вещей для «города мишуры».
— Ладно, а что скажешь об одной из наших прекрасных леди серебряного экрана? — продолжил Шульман. — Я понимаю, что Бриттани Мэллой не слишком счастлива, что её упаковали в психлечебницу после её пьяных фокусов на прошлогоднем Оскаре. Возможно, она подумала, что это способ снова затмить всех и в этом году?
— Бриттани условно освобождена из «Бетти Форд» и наказана редким присутствием в комедийных телесериалах, чтобы она хорошенько подумала над своим плохим поведением. Ей хочется вернуться, и на всё готова. И она не захочет обрушить весь дом, как Самсон — храм. Это не она, — покачал головой Данцигер.
— Тогда ещё вопрос, — продолжил Шульман. — Что скажешь об Эрике Коллингвуд? Она ведь из Сиэтла, так? Что за слухи ходили о том, что Чейз Клэйберн оказался в армии США совсем не потому, что рвался выполнить свой патриотический долг перед нашей «страной свободных и домом храбрых»? О том, как Эрика не пошла навстречу Сиду и Арти, и они решили поучить её хорошим манерам? Есть в этом доля правды?
— Нуууу…, - задумчиво протянул Данцигер, почёсывая подбородок. — Да, в самом деле, это отчасти верно. Сид управлял нашим городом рукой в бархатной перчатке, но время от времени любил показать всем и каждому, что внутри перчатки железная рука, а эта девка Коллингвуд его разозлила.
Знаешь, Марти, теперь я думаю, тут что-то может быть для тебя! Я знаю, что она — скромница, не будет раздеваться перед камерой, играть лесбиянок, и слышал где-то, что она всегда умеет отказаться от любой межрасовой любовной или сексуальной роли. Конечно, под благовидным предлогом, из-за каких-то уже имеющихся договорённостей и тому подобное, но такие вещи действительно становятся заметны через некоторое время. Конечно, есть такое возражение, что она стояла тогда на сцене рядом с Марти Рудиным и его шоколадным фейгеле (петухом — идиш^, когда началась стрельба. Первая пуля её тоже почти уложила.
— Это — действительно непреодолимое возражение? — резко спросил Шульман. — Слушай, Дейв, эти нацисты — бесы с человеческими лицами, но они — хитрые твари. Они хладнокровны и расчётливы, достаточно, чтобы в этом случае всегда опережать нас на один шаг. Разве не лучший способ отвести подозрение от своего человека, это поставить его на виду у зрителей, дико кричащего перед камерами, когда началась заваруха? Она говорит, что упала, откатилась и спряталась за занавесом, когда началась стрельба. Возможно. Или возможно всё было подстроено с самого начала, и она была той самой актрисой в постановке. Ты разбираешься в талантах и должен знать что-то об этой отличительной черте Коллингвуд. Она — действительно хорошая актриса?
— Дьявольски хорошая, — признал Данцигер, кивнув головой. — Одна из немногих американок, которая смогла так сыграть Шекспира, что английские зрители, стоя ей рукоплескали.
— Знаешь, Марти, — протянул он. — Чёрт меня побери, если ты не раскопаешь здесь кое-что! Эрика Коллингвуд, насколько мне известно, никогда не говорила и не делала ничего откровенно антисемитского, расистского или политического, кроме отказа стать начинкой в «бутерброде» между Сидом и Арти. Но мне кажется, я слышал, что она никогда не платила телом и не трахалась ни с кем из наших людей, и ни с кем-нибудь ещё и ни в одной картине или телешоу, в которых она когда-либо участвовала.