Очищение
Шрифт:
Только ближе к холодам и снегу, девушка вернулась в город. Но она тоже стала какой-то другой. Молчаливой, неулыбчивой. Она, конечно, обняла мальчика, когда он бросился к ней и даже что-то ему говорила доброе и мягкое. Но она говорила все не то… Она не сказала, что скучала по нему. Она не сказала, что он ей все так же дорог. Она говорила какие-то ненужности и словно считала своим долгом их говорить. Барон увидевший эту сцену ничего не сказал, на свое счастье. Маленький мальчик научившийся взводить арбалет не простил ему той боли и унижения, которые он перенес. И кто знает, не отомстил бы он барону,
Только ближе к вечеру, когда баронесса верхом со своими подругами отправилась на прогулку Питер смог поговорить с ней начистоту. Открыто и никого не боясь или стесняясь. Он держался рукой за стремя и задирал голову, что бы видеть серьезное лицо девушки.
– Инга, что случилось? Почему ты такая?
Она, наконец, улыбнулась, хоть и горько и спросила в ответ:
– Какая?
Мальчик не сразу нашел нужные слова. Он обернулся на подруг баронессы и увидев что те не слушают, сказал:
– Ты такая задумчивая все время. И словно ничего не видишь вокруг.
Ингрид снова улыбнулась и, отвернувшись в сторону, сказала тихо:
– А тебе разве Марк ничего не говорил?
– Он вообще мало со мной говорит. – Хмуро пробурчал мальчик. – Он меня больше учит и поучает… как обычно… я уже, кстати, свое имя писать умею… и твое тоже…
Она кивнула, а может это просто лошадь ее так чуть, подкинула, взбираясь на небольшой холмик.
– Это хорошо. Учись у него. Он хороший человек. Не даром отец согласился выдать меня за него…
Мальчик не сразу понял, о чем идет речь. А когда понял, замер на месте, отпустив стремя.
– А ты? – спросил он у девушки.
– А я согласилась. – Улыбнулась она.
Самое глупое, что мог сказать мальчик, он все-таки сказал. А точнее спросил:
– А я?
Ингрид даже хотела что-то сказать. Она уже совсем собралась с духом и вдруг подумала, что любой ее ответ будет нехорошим. Некрасивым. Она ничего не ответила. Она попросила:
– Погуляй со мной, Пит. Хоть не много. И не будем пока об этом. Потом можно, но пока не надо. Хорошо? Помнишь, как ты меня просил там в замке? Я теперь тебя о том же прошу.
Они шли по промерзшей земле только-только покрываемой снегом и просто молчали. А что было говорить? Ведь все было уже сказано… и все было уже кем-то решено.
Глава восьмая.
1.
Вика появилась в управлении заспанная, но веселая. Она поздоровалась в дежурке со всеми и, вызвав прохлаждающегося там Семена, потянула за собой в кабинет Веккера. Толик бодрый и улыбающийся только указал им на стулья, а сам продолжил о чем-то переговариваться по сотовому телефону. Вика не прислушивалась, понимая, что все равно ни о чем не догадается из тихих кратких фраз Веккера. Скучая в ожидании она обхватив локоть Семена пожаловалась:
– Я замерзла! Согрей меня. На улице холод страшный!
Чувствуя, как холод от ладошек девушки проникает под ткань формы, Семен сказал:
– Давай мы тебя на батарею посадим!
– Фомин! Мне человеческого тепла не хватает, балбес! – Возмутилась Вика и отстранилась от него показушно надув губки.
Веккер закрыл телефон и спросил участливо:
– У вас в общаге не топят же еще?
– Угу. Даже нас хотят изжить с бела света! – Возмутилась, больше в шутку негодуя, Вика. Глядя на Толика, она сказала: – Вот дождешься, что я к тебе переберусь. Вот почему когда ты у нас в городе, ты у меня ночуешь, а я когда в Москве не могу у тебя?
Толик пожал плечами и честно признался:
– Мне такое в голову не приходило. – Пресекая отстраненную тему, он спросил: – Что там у тебя на юго-западной случилось?
Вика нахмурилась немного, но ответила честно:
– Повздорила с заместителем начальника управления. Он на меня кляузу накатал. Я узнала. И на планерке высказала все, что думаю о нем. Видно как-то не так высказала. Даже начальник криминальной милиции покраснел.
– Понятно… – раздраженно сказал Толик. – Вернешься, извиниться не забудь. Он нормальный мужик, не знаю, что вы с ним не поделили.
Вика, конечно, покивала, но даже Семен понял, что она скорее убьется головой о стену, чем извинится.
– Когда ты с дежурки снимаешься? – Спросил Толик.
– Через два дня. Но хочу раньше. Ко мне мама с папой приехали. Думаю сегодня последний раз на выезды. Завтра вещи собирать буду и дела передавать. Сменщица уже тут. Я ее даже с остальной командой уже познакомила.
– Это хорошо. – Кивнул Веккер. – Я сейчас по делам уезжаю, Семен тебе все объяснит. Поедете, пацана заберете. Отпоите чаем, успокоите. Ну и думаю, раз ты обратно собралась… то и отвезешь его сама. Нечего мелкого по камерам держать. Он и так, наверное, в шоке.
– А почему ваши не могут забрать? У вас человек десять наших работает! – возмутилась Вика.
– Все на задании уже. И я туда же еду. Грешника ночью обложили. Наверху четко дали указание взять живым. Ни в коем случае не грохнуть. Не делать из него мученика за права человека. Да и дело пустяковое… Вдвоем справитесь.
На словах дело действительно выглядело пустяковым. Надо было забрать шестнадцатилетнего подростка неизвестно где подхватившего это гадство. Родители, узнав о болезни сына, все с ним обсудили и пришли к выводу, что лучше он сам поедет в изоляцию, чем с позором его просто заберут. Парень, видно был не из слабых, согласился сам и тогда его отец позвонил в спецуправление и попросил прислать машину. Заявку приняли, но из-за объявившегося в городе Грешника немедленно выполнить не смогли. И вот наутро Толик, посчитав дело ерундовым, решил вытащить Вику и поручить это ей. Она, конечно, была не в восторге, что работать приходилось в чужом районе, но все-таки она была с Семеном, да и Веккеру отказать бы не смогла.
Так что настроения это ей не испортило. Наоборот, она всю дорогу издевалась над Семеном и его страхом с ней целоваться. Семен краснел, пыхтел, но молчал, боясь как-либо снова обидеть девушку. А Вика знай себе потешалась над ним. Только когда они свернули с Ленинского в нужный двор «хиханьки» Вики прекратились.
У подъезда, в котором проживал паренек, она с настороженностью отметила большое скопление людей. Навскидку она бы сказала человек пятьдесят не меньше. Коротко взглянув на Семена, Вика заметила настороженность и на его лице.