Ода горящей свече. Антология
Шрифт:
– Тебе все ля-ля. А меня задело.
– Ничего не ля-ля. Прописная истина – жизнь только тогда приносит радость, когда ты к чему-нибудь стремишься. Только в пути. Работаешь. Борешься. Не важно, за идею или за женщину. А когда ты всего достиг, то все как-то само разрушаться начинает. Тут есть что-то, что нам, людям, лучше не знать… о нас самих. Отрицательный опыт.
– Что-то вроде запрограммированного тупика?
– Да, так можно это назвать… тупик достижения. На нервных людей фатально действует. Например, ты вкладываешь все силы в карьеру, в положение. И добиваешься всего. Но, вот фокус, потом ты сам начинаешь самого себя и все достигнутое разрушать. И приземляешься
– А почему он горошинки на револьвере нарисовал?
– Это дань дизайну. Безумию тамошнему. Нас коммуниздия от этой пошлости спасает. Хотя и у нас ситцы в горошек. Но у нас это убого, а там – богато и со вкусом. Но зловеще.
– А ты бы хотел слинять?
– Не знаю. Не люблю строить планы. Я тоже в прострации… Живу… как в обмороке. Как мы все… Тебя увидел – счастлив. Когда совсем молодой был – хотел пожить в Париже, в Нью-Йорке. А теперь на путешествия больше не тянет.
– А куда тянет?
– Тянет на гречневую кашу с молоком. Шучу, на созвездие Ориона.
– Рассмешил!
– Хотя… на море тоже иногда тянет. На океан. У меня на учебнике астрономии кто-то из бывших владельцев написал: «Хочу на Луну!» А рядом, другим почерком: «Циолковский – мудак!»
– Здорово! А ты слышал байки, что Гагарина инопланетяне похитили?
– На кой же он им понадобился? Пить с ним, что ли за компанию? Хотя, все бывает, может и инопланетяне. Жалко, что они и Черненко с собой не прихватили!
– Говорят, он уже умер. Только об этом не сообщают.
– Говорят… Может, и умер, только, кого же тогда по ящику каждый день показывают? Двойников? Ты знаешь, в телесном бессилии наших старцев есть что-то зловещее. Агония затянулась. На самом деле, эта агония наша. Это мы – бессильны. Это наш, совковый образ. Наш лик. Неужели это будет вечно продолжаться? Тогда нам всем конец. Они нас всех одними бесконечными похоронами до депрессии доведут.
– Не пугай меня, я о политике даже думать не хочу, Димыч. Боюсь.
– Плохо то, что она о нас все время думает… Россия сейчас, как и во времена Грозного – огромный языческий алтарь. Тут приносятся человеческие жертвоприношения. Тут терпят. Все мы подошли к какому-то порогу. Еще шаг – и безумие уже не остановить.
– Перестань, не береди себя. Лучше поцелуй меня.
Лана целовала нежно, отдавая себя. Мы прижались друг к другу. Так крепко, как могли. Стояли, обнявшись, как живой столб. Одни на липовой аллее. На холоде. На ветру.
Два часа пролетели быстро. Лане нужно было еще появиться в институте.
А меня разрывало. С одной стороны – хотелось поскорее уйти, остаться одному, ехать домой, почувствовать себя в знакомой роли, как ноге – в старом теплом чулке. С другой стороны – не хотелось никуда уезжать. Только стоять, прижавшись к Лане, стать деревом, срастись с ней, переплестись корнями и остаться тут навсегда.
Тебе скоро тридцать. Пора уже и повзрослеть. А тебя носит как шестнадцатилетнего. Втюрился, как пацан. Что теперь – убежать? Упасть на холодную землю? Разрыдаться? Или петь, прыгать, танцевать? Может, купить вина, поехать к Леше и напиться у него? Или, еще проще – взять бутылку портвейна и выпить ее на улице. В одиночку. Фу, как глупо. На большее ты не способен? Купить… Выпить… Рыдать… Русская загадочная душа… Ни на что не годен.
– Я пойду. Мне надо еще по магазинам пройтись, к празднику что-нибудь вкусненького купить. В Переделкино нет ничего в магазине.
– К какому празднику?
– Ты где живешь, милый! На созвездии Ориона? Через два дня восьмое марта!
– Черт бы его взял… Тяжело прощаться.
– Что ты? Не смотри так. Я на следующей неделе обязательно позвоню. Скорее всего, в среду.
– Целую неделю ждать. А почему не в понедельник?
– Ты как ребенок. Хочу игрушку и все! В понедельник у нас аврал. Эдуард что-то вроде инвентаризации задумал.
– А во вторник?
– Во вторник я обещала Талькиной с ремонтом помочь. Она совсем извелась.
– В среду, так в среду.
– До свиданья, милый.
Повернулась и ушла. Только хвостиком вильнула.
А мне… куда теперь идти? Тоска заест!
На работу, в стойло? Чтобы там сидеть и демонстрировать. Смотрите, мол, вот он я. Такое же жлобье как вы. Ненавижу все! Домой? Там жена с дочуркой. Меня там совесть замучает. Буду весь вечер грызть самого себя. И с Нелькой поругаюсь.
Тут подошел сто сорок четвертый. Я обрадовался. Вскочил в него, как разбойник в почтовый тарантас. В автобусе было душно. Народу полно. И у всех лица как у распятого. Москва – Голгофа. Будь ты проклята!
Отмахал в давке по Ленинскому до улицы «26 Бакинских Комиссаров». Кто-то мне говорил, что самые хитрые из комиссаров в живых остались. Так всегда, хитрожопые остаются в живых, а честных – к стенке.
Может быть, поэтому наша жизнь идет наперекосяк?
Мы пытаемся выжать из нее капельки счастья, которое не заслужили. Ведь мы все – потомки выживших…
…
Через четыре дня сообщили, что Черненко умер. Началось новое время. С Ланой мы встречались еще два месяца. Потом у нее появился новый ухажер, старший научный сотрудник из ее отдела.
Пронов умер.
Канитель с Двинской тянется до сих пор.
Владимир Базан
Базан Владимир Сергеевич (21.10.1953, райцентр Унеча, Брянской области) – фотожурналист. Окончил художественно-графический факультет Витебского пединститута (1978). Работал фотографом, корреспондентом, ответственным секретарем в многотиражке «Строитель» (1980–1990). Создатель (вместе с фотографом И.Лейкиным) и главный редактор, дизайнер и фотокорреспондент первой негосударственной в Беларуси общественно-политической газеты «Витебский курьер» (1990–2007). Лауреат премии ленинского комсомола Витебщины за серию работ «Дети» (1985). Медаль «За выдающееся мастерство» на выставке «The Epoch Times First Grand Photography Competition» за фото «Игра в шашки» (2007, США ). В середине 80-х был председателем витебского фотоклуба «Витьба». Центральное место в творчестве занимает репортажная, публицистическая, жанровая фотография. Среди основных работ серии «Думай, парень…» (1982–2005), «Праздник в православной церкви» (1988), «Пионерский лагерь» (1989), «Приметы»(1989), «Чернобыльский натюрморт» (1996), «Париж! Париж… Я не хочу домой…» (2001–2007), фотосерия «Армения. Декабрь. 1988». Фотографии о землетрясении в Армении отмечены первой премией в ГДР на фотосалоне «Инфосканбалтик» фирмы Цейс-Практика. Главный редактор специального номера газеты посвященного Первым Шагаловским дням в Витебске (1991). Персональные выставки в Литве (Каунас 1987, Вильнюс 2003), Эстонии (Таллинн 1989), Латвия (Даугавпилс 2001, Рига 2007), Польше (Голенев 1998), Германии (Хамм 1993, Нинбург 1998, Гамбург 2006), Осло (2005), Испании (Кордова 2006, 2007), Беларуси (Барановичи, Борисов, Слоним, Брест, Минск, Витебск), Франции (Париж 2010).