Один за двоих
Шрифт:
Вечером, когда Шику поднялся наверх за ужином, его позвал Камфу.
— Как там этот?
— Без сознания, учитель, — ответил мальчик, борясь с накипающим внутри раздражением.
— Он что-нибудь говорил?
Шику покачал головой.
— Плохо, Шику, — костлявые пальцы до боли сжали плечо, — ты должен расспросить его. Это очень важно, постарайся втереться в доверие.
— Но как? Он все время молчит! Даже под пытками молчит! Что он за существо?
— Обыкновенный «пустой», мой мальчик, — пугающе ледяным тоном ответил Камфу.
Шику вырвался.
— Не верю! «Пустые» визжат, как свиньи, и
— Шику! Это враг! Страшный и непредсказуемый враг! Такого врага надо уничтожить, если не можешь сломать.
Он сказал это так громко, что Шику стало неловко. Вдруг услышит пленник внизу! Хотя, будто это секрет! Мальчик поежился.
— Он знает, что умрет, — промолвил наставник, помолчав, — умрет скоро и страшно. Понимаешь, каково у него на душе?
Оба вздрогнули от этой внезапной оговорки.
— Я понял, учитель.
— Иди.
Шику спустился вниз с подносом, пленник никак не отреагировал на его появление. Шику поставил поднос и опасливо приблизился к человеку.
— Эй! — окликнул он. — Поешь, иначе ослабеешь совсем.
Пленник поднял обескровленное лицо, кажется, он дремал. Шику отступил на шаг назад.
— Поешь.
— Дай воды, — попросил пленник.
Шику дал ему напиться, потом опустил ладонь в ведро и провел по лбу человека. Голова его была горячей, начался жар. Что-то непонятное заворочалось, запульсировало внутри и потянуло за язык:
— Почему ты молчишь, чужак? Разве стоит твоя тайна жизни, которая дается вам, людям, лишь однажды?
— Я ничего… не скрываю, — ответил пленник, — мне… нечего сказать.
— Тогда солги, люди всегда лгут!
— Если я солгу, прикрывая себя,… пострадают невинные.
— Тебя убьют!
— Я… знаю, — спокойно ответил человек.
— И тебе не страшно? — недоверчиво сощурился Шику.
Пленник поднял бровь и скривил разбитые губы.
— Так надо,… чтобы спасти других.
Он выбился из сил, голова снова безвольно упала на плечо. Шику, мучительно сомневаясь в своих намерениях, ослабил цепи, позволяя пленнику встать на колени и опустить руки.
— Шику, тебе… попадет, — сказал пленник. Мальчик покраснел, словно сделал что-то стыдное, но дернул за цепь, еще больше ослабляя ее.
— Я не боюсь! — с вызовом бросил он.
Чем нарьяг, дитя Звезды, хуже какого-то пришельца из чужого мира, где живут люди с черными сердцами?
Он завернулся в одеяло, прислонившись к стене рядом с пленником. Его тревожили злые мысли, он сердился на Алвано и Камфу, на упрямого пленника, который своим поведением перечеркивал все, что Шику внушали в Нарголле. И еще в голове вертелась мелодия, которую напевал вчера имперский офицер. Шику уснул. Проснулся глубокой ночью, в ритуальном зале осталась лишь одна невыгоревшая лампада.
Тишина. Шику подскочил и затряс пленника за плечи, ему показалось, что тот не дышит.
— Что,… Шику? — раздался измученный голос.
— Спой песню, которую вчера пел.
Чужак посмотрел на мальчика, как на сумасшедшего.
— А…эту…
Долгая дорога
Вьется на закат.
Потерпи немного,
Раненый солдат.
В горькую годину
Мир горит огнем,
Потерпи, родимый,
Скоро отдохнем…
Шику пробрала дрожь. Смутные образы
Но память! Память взяла свое, растревоженная знакомой мелодией, она запутала Шику в пелену давно забытых событий.
Темный узкий барак, свет из щелей пробивается в многолюдное помещение. На треноге в котле булькает постная похлебка, в пыли возятся дети. Вокруг суетятся женщины, но их серые лица напоминают покойницкие. Шику сидит на коленях матери, она что-то шьет, тихонько бормоча под нос песню. Вдруг в барак врывается женщина, волосы ее растрепаны, она кричит что-то страшное, и мама до боли сжимает Шику в своих объятьях. Потом появляются нарьяги. Люди падают перед ними на колени, расстилаются на земле, а они забирают детей. Забирают и его, Шику, вырывают из уютных объятий матери. Она истошно кричит, не пускает, мальчик пищит от боли и страха. Кто-то вступается, отталкивает нарьяга, закрывает мать Шику спиной. Мальчик знает его, он был сильным и храбрым, он пришел из дальних земель, где все свободны и счастливы. Его зарубили, а Шику отняли у матери и с другими детьми забрали в Нарголлу.
Звездная дорога Вспыхнет серебром. Потерпи немного, Будем мы вдвоем. В облаках усталых День уходит прочь. Нам чуть-чуть осталось — Скоро будет ночь…В эту темную долгую ночь Шику не спал. Убедившись в отсутствии собственной души, в рабском прошлом и бессмысленном будущем, он провел ее возле раненого имперского офицера, стирая пот, текущий по его горячему лицу, меняя промокающие повязки и напевая под нос вспомнившуюся песню.
— Шику, — очнувшись под утро, сказал пленник, — беги.
— Мне некуда бежать, — ответил мальчик, — и незачем. Никто не ждет меня ни в одном месте на всем свете…
— Если бы я был свободен,… я забрал бы тебя с собой… в большой прекрасный город,… в Ориму.
— Если бы ты мог бежать, — сказал Шику, — я отпустил бы тебя и пошел за тобой, а так… я останусь с тобой до конца.
— Спасибо, Шику.
Утром в капище вошли Алвано и Камфу. Командор оглядел пленника и тряхнул Шику за шкирку.
— Как ты посмел ослабить цепи, уродец?
— Вы велели, чтобы он дожил до утра, — ответил трясущийся мальчик. После ночного озарения он понял, что даже Камфу не заступится за него, учителю нет дела до какого-то раба без души. Он ничуть не дороже этого пленника, даже дешевле, он не знает ничего такого, что представляло бы ценность для командора.
Он из рода рабов — человек, как и Алвано, как и пленник. Нет, пленник не такой! Шику видел и рабов, и «пустых» из чужого мира за окном портала. Никто из них не вел себя так, как имперский офицер.