Один за двоих
Шрифт:
Из пламени вырисовалась фигура: невысокий гибкий человек, в такой же форме, как у первого, но похожий отчего-то на подростка, наверное, из-за длинной снайперской винтовки за плечом.
Снайпер занялся тем, что только что делал я, но отыскать среди пепла и остатков плоти жетоны — мой и его товарища — разумеется, не смог.
Прыгаю ему на спину, сжимая горло одной рукой, пытаюсь скрутить ему руки. Парень, хоть и мелковат, ловко перебрасывает меня через плечо. Рухнув, тяну его за собой. Главное, фиксировать руку и не дать дотянуться до пояса. Кто знает, какой приказ отдал этим придуркам Логерфильд.
Легко
Снова бросаюсь в сторону, на этот раз с задержкой. Снайпер сигает в другую сторону, и я, скрипя зубами от злости, понимаю, что на земле валяется обманка. Что за игры?
Бегу сквозь чащу, преследуя ловкую фигуру в камуфлированном комбинезоне. Бежать со всей поклажей не так легко, я отстаю, но упустить гада нельзя. Вскидываю винтовку и целюсь от бедра — извини, парень, ты сам виноват. Пуля ударяет в спину снайпера, но он не успевает еще упасть, как я всаживаю вторую, третью. Бегу к распростертому телу и уже понимаю, что сейчас будет. От грохота взрыва закладывает уши, аппаратура глушит, а гудящая волна пламени несется на меня, будто вестница апокалипсиса. В который раз уже припадаю к земле, в груди будто засел осиновый кол. Сдавленно кашляю, поднимаю забрало и со стоном выплевываю кровь. Огонь ревет, жадно обгрызает стройные стволы елей, пережевывает ломкий кустарник у их подножий. Мне горько и больно.
Как я и ожидал, среди останков снайпера жетона не нашлось. Приходится признать, что против меня послали не рядовой десант, а смертников, значит, охота развернулась нешуточная. Ни о каком походе в Нарголлу речи быть не может, чтобы выжить, мне придется превратиться в маленькую мышку и затеряться среди диких земель.
=== Глава 3 ===
Три недели блуждания в лесах диких земель показались тридцатью годами кошмара. Мой жетон остался на месте гибели солдат-смертников, а сам я долго плутал, стараясь сбить возможную погоню.
Наступила осень, я чувствовал ее бессонными ночами в хрустящих инеем листьях и промозглом тумане, наползающем из чащи. Никто больше не преследовал меня. Я вообще не видел ни одной живой души, даже птицы и зверье, кажется, покинули лес. Чем дальше, тем больше отличалась флора лесов от междумирской. Привычные ели сменились кряжистыми деревьями с жесткими скрученными листьями. Подножие леса устилали густые серо-коричневые мхи. На редких колючих кустах горят огнями ярко-красные ягоды, подозрительно смахивающие на клюкву.
Я устроился на ночлег в небольшом овражке, без страха развел костер. Теперь мне уже грезится встреча хоть с одной живой душой, даже посланной по мою грешную душу. Скоро закончатся плитки концентратов, и голод возьмет меня за горло.
Темнеет. Ворошу угольки сучковатой палкой, заставляя искорки танцевать в прохладном синем воздухе. Страшно быть одному в вымершем, выжженном войной мире. Мне кажется, эта проклятая земля — отражение меня самого, пустая и одинокая, звенящая неутолимой болью и ненужностью.
— Если бы ты знал, как мне не хватает твоего совета, брат, — шепчу я в ночь.
Ты знаешь. Ты всегда знал, о чем я думаю. Ты знаешь, что я сошел с ума…
Странный звук разодрал унылую, уютную тишину, заглушил треск костра. Крик! Живой человеческий крик, потом какое-то урчание, причмокивание, и снова наполненный мукой и ужасом вопль. Снимая на ходу предохранитель, бегу наверх по склону. Вглядываюсь в темную чащу, но долгое сидение у огня сыграло злую шутку — перед глазами танцует пламя. Стреляю на звук и только потом соображаю, что мог ранить жертву неведомого зла.
Зло кидается на меня из чащи и едва не сбивает с ног. Рука сама выдергивает клинок из ножен на предплечье и коротким без замаха ударом пронзает бок тяжеленной мохнатой туши. Коротко взвыв, зверь чуть разжимает стиснутые на локте (сустав спас щиток брони) челюсти. С разворота ударяю им о ближайшее дерево. Раненая зверюга — волк? — падает в мох, скулит. А я вскидываю винтовку и, уже разглядев стаю, расстреливаю ее на подступах. Ну и твари; если это волки, то какие-то мутировавшие — размером с пастушью овчарку и такие же волосатые. Кого же они рвали? Не слышно ни крика, ни стонов — неужели не успел?
Иду в чащу, напрягая зрение изо всех сил, раненых зверей добиваю ножом. Хоть одна радость — вместе гадкого брикета будет у меня на ужин шашлык, и тут слышу даже не стон, глухой всхлип. Бросаюсь на звук, как ненормальный. Дьявол! Неужели первая бездумная очередь подрезала и хищника, и его жертву? Зверь с перебитым хребтом яростно ворочает мордой, клацает зубами, пытаясь достать мою ногу, с длинных — в два ряда?! — зубов сочится слюна, глаза фосфоресцируют, как два фонаря. Вскидываю ствол и всаживаю пулю твари прямо в глаз, ее башка тяжело бухается на землю, но уцелевший глаз не перестает сверкать. Перешагиваю через тушу и приподнимаю голову жертвы. В темноте ничего не разглядишь, но по пальцам размазывается теплая жидкость. Вскидываю на плечо легонькое, будто детское, тельце и тащу к костру — жив или нет, разберусь там.
В овраге у костра укладываю на мягкий мох и замираю, пораженный двумя интересными открытиями: во-первых, вытащенный мною хоть и без сознания, но жив, а во-вторых, он нарьяг. Рука тянется к рукоятке ножа — добить тварь, которая наверняка ничем не лучше рвавших его плоть волков… И все-таки останавливаюсь; сажусь на траву, обхватывая голову ладонями. Нарьяг, лежащий передо мной, спасенный мною, еще мальчишка лет тринадцати, не старше. Тонкое хрупкое тело, лишенный волос череп, кожаные лоскуты и бренчащие деревянные бусы. Голова безвольно откинута, рот приоткрыт, худые руки раскинуты.
Нет! Я не зверь добивать ребенка, даже принадлежащего к проклятому роду убийц. Осматриваю раны — пулевых нет, две рваные от когтей на спине — разодрали основательно, до мяса. Инъекция противошокового, антисептический гель на раны, перевязывать пришлось своей рубашкой. Парень стонет, но не открывает глаз. Накрываю его одеялом и сажусь у костра.
Снова ворошу палкой костер. Предчувствие близких перемен заставляет сердце биться чаще. Мальчишка неспроста возник здесь, где-то поблизости должны быть поселения, а мне понадобится надежный проводник. Вот только положиться на нарьяга — все равно, что лично связать и затянуть на своей шее петлю.