Один за двоих
Шрифт:
Чуть позже вспоминаю о намерении поесть шашлыка, после месяца на брикетах от одной мысли о жареном мясе рот наполняется слюной, а желудок сладко сжимается. Потрошу труп неведомой зверюги, вырезаю грудинку и нанизываю куски на выстроганный прут. Огонь радостно лижет свежее, недавно рычавшее и бегавшее мясо; кровь и жир, шипя, падают на угли. Одуряющий запах, почти забытый запах другой, прошлой жизни, проникает в ноздри. Медленно поворачиваю прут на распорках.
Раненый шевельнулся, судорожно вздохнул. Вскакиваю, отбрасывая оружие с колен — против этих шаманов пули бесполезны, расплавят в полете, а вот
Парень открыл глаза и поднял голову, пальцы вцепились в мягкий мох, отыскивая что-то вокруг себя. Безумный взгляд шарит по темноте, останавливается на моем лице… Что-то мелькает в дрожащих зрачках нарьяга, непонятное, одинаково чуждое и ненависти, и благодарности за спасение. Медленно, рывками он откидывает одеяло, садится, подбородок дрожит, будто мальчишка силится что-то сказать. Мне стает не по себе, холодок пробирается под рубашку. Безумен? Только бы не стал колдовать! В следующий миг нарьяг вскакивает и хватает меня за руку, от неожиданности я отступаю, но длинные тонкие пальцы с отвратным алым маникюром крепко держат меня. Глаза парня снизу вверх ловят мой взгляд, он будто чего-то ждет, губы дергаются от невысказанных слов.
— Вернулся! — хрипит, наконец, простужено, с кошмарным акцентом, так что я едва понимаю, но на имперском. — Нар-одар, живой!
Он ждет, восхищенно глядя на меня, какого-то подтверждения, и я понимаю, что вот он — мой шанс. За кого бы меня ни приняла эта нелюдь, если я смогу завоевать доверие, у меня будет проводник в нарских землях. Киваю с улыбкой, худое, скуластое лицо озаряется радостью, будто свершилась мечта всей его жизни. Сердце тревожно екает — вдруг не смогу оправдать надежды страшного существа. Силы нарьягов непонятны и тем опасны для людей.
— Я знать, что Нар-одар вернуться, — быстро заговорил он, коверкая непривычную для него чужую речь, — за мной вернуться! Я быть готов!
Он указывает на нож и себе на грудь; на жалостливо выпирающих ключицах несколько ниточек деревянных бус. Я сдвигаю брови.
— Это позже, — говорю я, — сядь, поешь.
Мальчик распахивает глаза, на лице только они и выглядят живыми, хлопает изумленно ресницами, совсем как моя племянница Анж. Послушно кивает и снова ждет чего-то. Я сажусь у костра, кивком указывая место рядом с собой, нарьяг с готовностью хлопается рядом, подбирая под себя длинные, голые ноги. Худой-то какой! Не кормят их что ли?
— Вот, ешь.
Он берет палку с нанизанными на него кусками мяса, осторожно прикусывает, не переставая на меня глазеть. Внимательный, по-собачьи обожающий взгляд бесит меня; по коже у меня пробегают мурашки, я почти уверен, что мне ничего не грозит, меня признали каким-то Нар-одаром, но подсознательный страх перед неизвестным, чуждым сильнее здравого смысла.
— Нар-одар убить локхи? — спросил нарьяг.
— У Нар-одар есть имя, — огрызаюсь я. Мальчишка кивает, явно готовый к знакомству.
— Меня Дан зовут.
— Шиккорахир тор Ардир, — отвечает он.
— А покороче никак? Язык ведь сломаешь.
— Шику.
Киваю и протягиваю руку. Шику смотрит на мою ладонь, как на ничейный кусок золота, валяющийся на дороге, потом благоговейно приникает к ладони губами. О, мой Бог! За кого меня принимает этот фанатик!
— У нас принято знакомиться так, — сжимаю его ладонь своей и чуть встряхиваю, нарьяг послушно повторяет жест.
— Как ты ожить? — вдруг спрашивает он, сжимая кулаки. — Ты умереть на мои глаза! Я не верить! А ты… не солгать, вернуться…
— Я ожил? — переспрашиваю в изумлении. Шику взволнованно кивает, по его напряженному лицу прыгают отблески костра.
— Тебя забрать твои товарищи, так мне сказать Камфу и Алвано, я говорить, что ты — Нар-одар, а они говорить — человек. Пустой. Я… я… скучать.
— Меня забрали товарищи?
— На большие машины, да. А потом прийти человеки, много-много, машины, на небо, на земля… Я знать, они мстить за свой Нар-одар…
— Когда и где мы виделись с тобой, Шику? — с бешено стучащим сердцем я хватаю мальчишку за плечи, сжимаю и, наверное, делаю ему, раненому, больно.
— Один поворот назад, капище в красная пустыня, — не задумываясь, отвечает нарьяг, будто сотни раз возвращался мыслями в это место. Как и я. Потому что там, в том самом капище, подобные Шику твари растерзали тебя, ровно один год — поворот — назад.
Я отпускаю его плечи, в груди горит, будто сердце превратилось в горстку углей. Мы с тобой похожи, очень похожи… Были.
=== Глава 4 ===
Я так и не осмелился спросить о подробностях «моего» пленения и гибели. Вопрос засел во мне тупой раскаленной иглой, мне противна собственная слабость.
Во сне меня терзали кошмары. Я висел, распятый цепями, на шершавой горячей стене, а страшные, голые, в одних лишь побрякушках люди, гримасничая, ковыряли в свежих ранах ржавыми железяками. Лица их расплывались в дурнотном мареве, внутренности горели, но тело скручивал холод.
Проснулся на рассвете с тяжелой башкой, комбинезон покрыт инеем, пальцы занемели — одеяло пришлось отдать спасенному от волков нарьягу. Он, конечно, отказывался, пришлось применить свою власть Нар-одара. Сижу, дыханием отогревая замерзшие пальцы, полжизни отдал бы сейчас за сигарету. Мальчишка спит, до самого носа закутавшись в отвергнутое поначалу одеяло. Протягиваю руку и с удовлетворением замечаю, что лихорадка не началась, несмотря на жуткую худобу, пацан крепок и здоров.
Встаю и бреду по замерзшему лесу к маленькому озерцу (или большой луже, как посмотреть), где вчера набирал воду. От моих шагов по гладкой поверхности бежит рябь, в воде отражается бело-розовое небо проклятого мира, черные точки птиц бесцельно кружат над лесом, дожидаясь, когда люди уберутся из чащи и можно будет полакомиться мясом локхи.
Набираю полную фляжку воды, кидаю внутрь таблетку абсорбента, через пять минут можно будет пить. Что-то толкает меня взглянуть в водное зеркало, наклоняюсь и замираю, ошеломленный увиденным. Из озера на меня глядишь ты: черные глаза, тонкие губы, подбородок с ямочкой. Я никогда не видел тебя таким измученным, но это, несомненно, ты — только волосы чуть длиннее, да темные круги под глазами. Покачнувшись, чуть не падаю в воду, тупая игла в сердце проворачивается штопором. Неудивительно, что Шику обознался — восьмилетняя разница будто стерлась, я сделался копией Стального Сокола.