Одинокая звезда
Шрифт:
Песня кончилась – но они долго сидели молча, приходя в себя. Наконец Дима заговорил:
– Это еще ничего не значит. У Марины сильно развито воображение. Помню, мы еще встречались, а она уже сочинила стихи об одиночестве. Такое тяжелое стихотворение! – меня даже мороз продрал по коже.
– Она предчувствовала.
– Да что она могла тогда предчувствовать? Это были наши первые свидания. Просто попало под настроение. И эту песню тоже, наверно, написала под настроение. Может, это и не обо мне вовсе.
– Дима!
– Ох, Леночка, ну что теперь поделаешь? Ну, потерпи – скоро конец. Окончим школу и перестанем встречаться с ней каждый день. Она переболеет и забудет.
– Она идет туда же. На наш факультет.
– Ну и что? Может, она будет в другой группе? Однозначно будет – я позабочусь. Любовь моя, не надо себя терзать. Ну разве будет легче, если у тебя головка разболится или сердце? Доставай тарелки, уже все готово. О, вот и звонок – твоя мама пришла. Значит, будем обедать. Улыбнись, не то она тоже расстроится.
И он пошел открывать дверь.
А завтра началась и быстро побежала самая последняя в их жизни короткая четвертая четверть, согретая весенним солнышком и украшенная расцветающими жерделами и вишнями, в изобилии росшими на улицах и во дворах.
Как и многие ребята из их класса, Лена и Дима упорно готовились к государственному тестированию. Они купили сборники вариантов тестов и несколько раз их прорешали. Там были такие задачки! Даже Лена не сразу справлялась с ними – чего уж говорить о Диме.
Маринка тоже собиралась тестироваться. Но когда она натыкалась на трудные задачи, обращаться за помощью теперь ей было не к кому. К Лене она не обратилась бы ни за что на свете – а Гена был ей уже не помощник.
Гена перестал ходить в школу. Он написал заявление на имя директора, что в связи с тяжелым материальным положением семьи идет работать, а выпускные экзамены будет сдавать экстерном.
Встречаясь на лестнице с Леной или ее мамой, Гена опускал голову и прыгал через три ступеньки, стремясь поскорее проскочить мимо. Даже не здоровался. На Диму Гена смотрел как на пустое место. Впрочем, Дима тоже его в упор не видел.
Узнав, что Гена бросил школу, Ольга страшно расстроилась. Было ясно, что его решение, – следствие перевода Димы в их класс. Слишком тяжело было бедному Гене видеть их все время вместе, слишком больно. Но с другой стороны, – может, это и к лучшему? Прекратились их ежедневные встречи, то и дело грозившие перерасти в мордобой, – и учителя вздохнули с облегчением.
Экзамены Гена, конечно, сдаст, – размышляла Ольга. – и пойдет работать к Алексею. Жаль, что не будет поступать в институт, – он ведь такой способный! И труженик великий, и умница. Но это его решение. Понятно, что за ним стоит несчастная Генина любовь. Но здесь ему ничем помочь нельзя. Ничего, работа еще никого не испортила. Физический труд – хорошее лекарство от любовного стресса. Поработает год, потом – армия. А после армии, если захочет учиться, двери их института для него всегда открыты.
Так успокаивала себя Ольга, размышляя о превратностях Гениной судьбы. О, если бы она знала, как далеки ее мысли от истинного положения дел, от Гениных ближайших планов! Она бы надолго потеряла покой. Но откуда ей было их знать?
Гена не собирался отказываться от своей клятвы – доказать Лене, что она связалась с подонком. Для этого ему нужно было знать каждый шаг Рокота, чтобы в нужную минуту открыть Лене глаза. А как узнать каждый его шаг? Гена придумал – как.
На местном радиорынке он завязал знакомство с продвинутыми в нужном ему направлении людьми. Оказалось, что необходимое устройство не так уж дорого стоит. Правда, и этих денег у него не было, но они согласились продать «жучка» в рассрочку под небольшой процент. Надев наушники, Гена слышал разговор на приличном расстоянии, как будто говоривший находился рядом.
Теперь оставалось самое простое: спрятать крошечную кнопку в одной из складок Диминой сумки, с которой тот практически не расставался. Эту процедуру проделал за небольшую мзду в раздевалке физкультурного зала один Генин поклонник из шестого «Б». За Геной обычно ходили по пятам несколько ребят из средних классов, которых он тренировал в свободную минуту. Вот он и попросил одного из них оказать ему небольшую услугу – набрехав тому с три короба и строго-настрого наказав держать язык за зубами.
Гена прекрасно понимал, что это деяние уголовно наказуемо, – он даже Маринке об этом сказал. Но его этот факт мало трогал. Всю свою сознательную жизнь он жил ею одной – девочкой по имени Лена. И теперь, когда ее отняли у него, собственная судьба совершенно перестала Гену волновать.
К его глубокому удивлению, все их разговоры, которые он внимательно прослушивал, вертелись вокруг подготовки к какому-то тестированию. Никаких тебе объяснений в любви, ни звука поцелуев. Лена в основном растолковывала этому обалдую задачи, которые они решали еще в девятом и десятом классах, – а этот идиот задавал ей такие идиотские вопросы, из которых явствовала вся его тупая темнота. От нее Рокот шел к себе домой и кидал сумку, вероятно, в свою комнату, где были слышны только его разговоры по телефону, – причем самые нейтральные.
И все же однажды Гене удалось подслушать крайне важный разговор Рокота с Оленем. Сначала Рокот спросил про какие-то дела Оленя с Иркой Соколовой. Гена терпеть не мог что Оленя, что Ирку, еще с детсадовских времен. И надо же – этот подонок и Олень нашли друг друга. Воистину, два сапога пара.
Когда Олень ответил, что с Иркой все обошлось, поскольку он дал на лапу кому надо, и поблагодарил Рокота за помощь, Гена сразу догадался, о чем речь. Его даже замутило от отвращения к обоим мерзавцам. И Лена – сама чистота! – связалась с таким развратником. Гена даже застонал, представив ее в объятиях этого негодяя, – но потом взял себя в руки и стал слушать дальше.
А дальше было самое интересное. Олень спросил у Рокота, что они с Леной решили насчет интима. И тот ответил, что они с Леной отложили интим до августа. Мол, поступят в институт, поедут в августе в студенческий лагерь, и там у них все и произойдет.
Услышав это, Гена аж затрясся от ненависти. Но одновременно испытал некоторое облегчение: значит, в ближайшие четыре месяца между ними ничего не будет. И теперь его задача – сделать так, чтобы это «ничего» распространилось и на всю оставшуюся жизнь.