Одинокая звезда
Шрифт:
Хотя сама не была в этом уверена.
Маринка получила на тестировании обе четверки. Это было очень даже неплохо. Ведь абсолютное большинство школьников с заданиями не справилось. В списках результатов тестирования, вывешенных в коридорах вузов, преобладали двоечные и троечные баллы.
Маринка писала тесты в одной аудитории с Димой – правда, за разными столами. Он сидел впереди, и Маринка время от времени любовались его затылком. После тестирования она не выдержав, подошла к нему.
– Все решил? – как можно безразличнее спросила она.
– Да вроде все, – ответил он, – только не знаю, правильно ли. Кое-где сомневаюсь.
– Напиши, что тебе попалось. Я проверю.
– Не надо, мне Лена проверит. Ну как ты поживаешь? Как у тебя с тем парнем?
– Нормально. Слушай, Дим, ты тогда придумал музыку? К той песне про лето – помнишь?
– Да, конечно! В тот же день. Я ее в Москве на радиостудии спел, им так понравилось! Правда, предложения они мне сделали какие-то… дикие. Но песня произвела впечатление. А песенка про щенка была нашим гимном. Я за нее на елке в Кремле плюшевого щенка получил. Лене подарил. Хотя, по справедливости, надо было бы тебе.
– Ничего, пусть он у нее живет. Дима, как мне хочется послушать песню про лето! У Стаса плеер есть, чтобы сразу, когда поют, записывать. Можно, я к тебе когда-нибудь приду, и ты споешь ее под гитару, а я запишу? Я Стасу обещала дать послушать песни на мои слова.
Маринка все наврала. Со Стасом она давно порвала, и никакого плеера у нее, конечно, не было. Но ей безумно хотелось побывать еще раз в его комнате, посидеть рядом с ним на их диване. Хоть час счастья – неужели она не имеет на это права? Скажет потом, что плеер сломался.
И Дима купился. Он сразу поверил ей и про Стаса, и про плеер – ему так хотелось, чтобы у Маринки в личном плане все наладилось.
– Конечно, приходи, – согласился он. – Можешь, если хочешь, с ним приходить. Я Лену позову, познакомимся.
– Нет, это неудобно, – возразила Маринка. Только Лены ей не хватало. – Он не согласится. Знаешь, я ему про нас с тобой рассказала, и он будет ревновать. Лучше я одна приду. Я ненадолго. Запишу и уйду.
– Ну как хочешь. Можешь завтра прийти. Нет, завтра мы с Леной идем на кафедру информатики. Приходи послезавтра. Часика в четыре. Я спою, ты запишешь, а потом я тебя провожу до вашего дома. Ты пойдешь к себе, а я к Лене.
Через слово у него – Лена, Лена, Лена! – расстроилась Маринка. Боже, какая мука! Но надо терпеть. Зато хоть побываю еще раз там, где я была так счастлива. Смотреть на него, слушать, как он поет, видеть его пальцы, перебирающие струны, – такое наслаждение! Могу я себе хоть изредка это позволить? Не все же одной Ленке.
Когда через день, стоя у знакомой двери, она нажимала на кнопку звонка, у нее подкашивались от волнения коленки. Дома Маринка не стала пить никаких таблеток, чтобы не быть заторможенной, – ведь тогда она не почувствует, не испытает всего счастья в полной мере. Она хотела надеть свою самую прозрачную и открытую блузку, но потом передумала.
«Все равно мне его сегодня не соблазнить, – решила Маринка, – когда у него в обоих глазах по Ленке. Только насторожу».
И она оделась поскромнее.
– Представляешь, плеер сломался, – заявила она с порога, когда он открыл дверь. – Такая жалость! Но раз уж договорились, хоть послушаю.
– Ничего, я на кассету запишу, – успокоил он ее. – Мой музыкальный центр это позволяет. Проходи.
С замиранием сердца она вошла в его комнату. Вот их диван – и компьютер на том же месте. И полка с книгами. Она подошла к столу и принялась рассматривать фотографии под стеклом. Он с Леной на Красной площади. Он с Леной под елкой. Он и Лена танцуют, наверно, в Кремле. Такие красивые и счастливые! Она даже тихонько застонала от боли – хорошо, что он не слышал. Настраивал гитару, потом включал свой музыкальный ящик.
– Дима, можно я у тебя спрошу одну вещь, – набралась храбрости Маринка. – Только ты, пожалуйста, не сердись, ладно?
– Как я могу на тебя сердиться, Мариночка! – ласково отозвался он. – Спрашивай, конечно. Что ты хочешь знать?
– Скажи, если бы тогда… помнишь?… если бы все случилось… между нами… это изменило бы что-нибудь? Ты бы все равно был с Леной?
– Конечно! – быстро ответил он. – Это ничего бы не изменило. Только все стало бы намного сложнее. Ты молодец, что не поддалась, – спасибо тебе!
– Я так и думала. – Она опустила глаза, чтобы он не заметил с трудом сдерживаемые слезы. – Ну давай, начинай – мне не терпится послушать ту песню. А потом спой еще что-нибудь из нашего репертуара.
Она села на диван, а он на стул перед ней, и начал перебирать струны гитары. Но вдруг вспомнил, что забыл нажать на какую-то кнопку в музыкальном центре. Он потянулся к ней, и его плечи и грудь оказались совсем близко от Маринкиного лица.
Почувствовав его запах, она едва не потеряла сознание. Не в силах больше совладать с собой, Маринка прижалась губами к этой – такой любимой! – груди и поцеловала ямочку между ключицами в расстегнутом вороте его рубашки.
Дима отпрянул и испуганно взглянул на нее.
– Мариночка, ты что? Зачем? – прошептал он. – Это нехорошо. Нельзя!
– О, Димочка, прости меня! – зарыдала несчастная Маринка. – Прости, я не смогла – я просто не удержалась! Я правда хотела только послушать. Но я не могу, не могу – я так люблю тебя!
– Ну-ну, солнышко, не плачь, не надо! – Он присел перед ней и протянул стакан с водой. – На, выпей и успокойся. Это я виноват – я ведь думал, что у тебя все прошло. Не надо было мне звать тебя к себе.
– Нет, Димочка, нет! Позволь мне хоть иногда… видеть тебя, быть с тобой рядом. Клянусь, больше такое не повторится! Позволь мне быть тебе другом – только другом! Не отталкивай меня совсем, умоляю!
– Хорошо-хорошо! – торопливо заговорил он, глядя на нее своими бархатными глазами с жалостью и состраданием. – Конечно, мы останемся друзьями. Ты пей, пей!
– У тебя нет валерьянки? – спросила она, вытирая слезы. – В таблетках.
Он сбегал в другую комнату и принес пузырек с желтыми таблетками.