Одинокие боги

Ламур Луис

— Мне тоже, — согласился Монте. — По-моему, они что-то замышляли прошлой ночью. И, скорее всего, находились поблизости, готовые напасть в любую минуту. Сегодня, думаю, они попытку повторят.

— Мартин заметил что-то движущееся в темноте, да и лошади беспокоились. — Джакоб сделал глоток кофе, окидывая взглядом редкие дубы, росшие вблизи на склонах гор. — Может, это выдумки индейцев, но мне тоже не нравится это место. Или, может, это потому, что уже хочется вернуться назад? Никогда раньше не поверил бы, что мисс Нессельрод приучит меня думать о бизнесе, проделывать

всякие махинации, заключать торговые сделки... — Он лукаво посмотрел на меня. — Если кто-нибудь сказал бы мне, что я стану законченным горожанином, ей-богу, пристрелил бы такого человека! Но ведь так оно и случилось!

В это мгновение я подумал о Мегги и не мог не согласиться с ним:

— А почему бы и нет?

Произнося эти слова, я не мог оторвать взгляда от холмов; там, позади них, я знал, журчал прозрачный ручей, берущий начало где-то в каньоне в окружении могучих дубов. Мне захотелось как-нибудь одному съездить туда и напиться воды из того ручья...

К костру подошел Рамон, ведя за собой гнедую в яблоках кобылу. Ей он уделял особое внимание. Бросив поводья, Рамон взял кофейник и налил кофе. Остальные ушли седлать своих лошадей; все постели уже были свернуты.

— Мы уходим? — спросил Рамон.

— Джакобу здесь не нравится.

— А тебе?

— Мне нравится, — кивнул я на холмы. — Что-то в этом есть мое... И в пустыне тоже.

— Ты вернешься?

— Когда только смогу. — Я выплеснул остатки кофе. — Здесь очень древняя земля, чувствую это. Она, конечно, изменится со временем, но многое останется, как было в прошлом. Когда гляжу на эти горы, мне кажется, я вижу, как, подобно временам года, сменяются столетия.

Мой отец рассказывал, что существует Старый Свет... Но он не старше нашего... Кто знает, когда появился первый человек... Сколько людей жило здесь до нас, мы называем их индейцами... Слишком многое разрушилось и исчезло в ходе веков.

— Ты должен вернуться обратно, — тихо сказал Рамон, истолковывая на свой лад мое откровение.

Угольки костра почти потухли, только несколько головешек продолжали дымиться; я смотрел на красные, вспыхивающие искорки и думал о Мегги.

Вспоминает ли она хоть изредка обо мне?.. И тут же приходила другая мысль: а почему она должна это делать? Кто я ей? Всего-навсего ее сосед по парте.

Я огляделся. Что она подумала бы о моих горах? О моей пустыне? Может, глупо относиться к ним так, как отношусь я? Тем не менее они занимают немало места в моем сердце и моей жизни. Они мои, потому что принадлежат мне, а я — им. Или подобные чувства — романтика? И объясняются просто тем, что мои родители когда-то нашли пристанище здесь, в пустыне?..

Взяв в руки седло, я засыпал песком костер.

— Ты один из нас. — Рамон проникновенно глянул мне в глаза.

— Я Иоханнес Верн. Более того, я ничего не знаю ни о себе, ни о своем будущем. Я еще должен кем-то стать, должен создать себя из того, что сейчас есть в моем распоряжении.

— Не сомневаюсь, станешь.

— Я не знаю ничего, кроме одного: хочу кем-то стать.

— Хочешь быть выше других?

— Возможно.

Иногда мне приходят в голову немыслимые идеи, но более всего хотелось бы быть совершенным человеком.

Рамон тоже взял седло, задумчиво произнес:

— Быть совершенным — значит быть одиноким. Мужчине нужна женщина, и наоборот. Такова дорога жизни.

Мы подошли к загону. Франческо уже ждал нас.

— Ты возьмешь черного жеребца? — спросил Рамон.

— Боюсь, с ним будут хлопоты, — засомневался Франческо.

— Оставь его мне, — попросил Рамон. — Если сбежит, что ж, я не стану препятствовать.

Джакоб был уже в седле. Подошел и Монте.

— Мы собираемся первыми пустить несколько прирученных лошадей, надеюсь, остальные последуют за ними. Поведем их по направлению к перевалу Тийон.

— Не забудь, они наблюдают за нами, — напомнил я Монте, — и могут попытаться искусственно вызвать среди животных панику, чтобы, воспользовавшись ею, угнать их.

— Возможно, что и так, — согласился он. — Но, думаю, они не станут сейчас делать этого: у них недостаточно людей, которые могли бы справиться с таким огромным табуном.

Мы отпустили несколько лошадей, Франческо и Мартин поскакали перед ними, — впереди. Затем пришел черед следующей партии. Как мы и ожидали, следующие рванулись вперед, чтобы присоединиться к первым. Через несколько минут мы выпускали еще и еще... Джакоб вел объединенный табун, увлекая его за собой по старой индейской тропе.

Франческо и Мартин сопровождали по бокам, а мы все выпускали и выпускали животных. Когда дошел черед до черного жеребца, табун, подгоняемый сзади Селмо и Диего, был уже далеко, передвигаясь с большой скоростью.

Все кобылы попали в основной табун, и черный жеребец, очутившись на свободе, помчался следом за ними. Джей по привычке начал закрывать ворота.

— Оставь их открытыми, — сказал я. — Пускай у других животных останется свободный доступ к воде.

— Конечно, — согласился он.

С ружьем в руках подошел Монте Мак-Калла.

— Мы будем замыкать шествие, — сказал он. — На случай появления неожиданных визитеров.

Рамон к этому времени куда-то исчез, я поискал глазами Алехандро, но не нашел и его.

— Разведчик, — пояснил Монте. — Он хочет прочесать окрестности.

Табун вела темно-серая кобыла. Она была старой и когда-то, видно в юности, давно объезженной. На ее бедре стояло странное тавро, которое мы никак не могли рассмотреть. Когда она будет линять, его станет лучше видно.

— Ты собираешься объезжать черного жеребца? — поинтересовался Монте.

— Рано или поздно, — ответил я. — Когда придет срок...

— Дай ему побольше времени, — посоветовал Монте. — Он воин, ему надо привыкать к неволе постепенно...

Мы гнали табун на большой скорости, и Джакоб говорил:

— Пусть они устанут в пути. Мы устроим привал тогда, когда они будут отдыхать.

Старая дорога, по которой мы передвигались, вела через холмы, где повсюду, будто нарочно, были разбросаны огромные валуны; кое-где попадались дубы и земля была твердой.