Одинокий лыжник
Шрифт:
— Идите все время по моей лыжне, иначе потеряем друг друга.
— Хорошо.
— Скоро мы минуем наиболее трудный участок, — добавил Мэйн.
По совести, говоря, я несколько тревожился. Я так и не понял, лучше ли меня Мэйн ходит на лыжах, а идти по свежевыпавшему снегу вовсе не то, что ходить по хорошо наезженной лыжне. Однако на время я забыл о своем беспокойстве, целиком сосредоточившись на том, чтобы не потерять лыжню Мэйна. Когда мы пересекали длинный язык одного из склонов, снегопад усилился, начался ветер. Мы двигались по кривой со скоростью миль тридцать в час. Это было испытание, повторить которое я. ни за что бы не смог. Снег бил в лицо, слепил глаза и временами заносил лыжню Мэйна. В одном месте, после особенно крутого спуска, я издали заметил, что Мэйн остановился после необходимого здесь поворота «Христиания», который я делать не умел.
— Я хотел лишь узнать, как у вас получается такой поворот, — крикнул он.
Извините, но я вообще не в состоянии его сделать.
Ну, ничего. Это и не понадобится. Скоро мы окажемся в горном проходе, который прикроет нас от ветра. Я пойду медленнее.
Мэйк повернулся и возобновил спуск.
Вскоре мы оказались на небольшом плато. Едва я успел подумать, что плато должно резко обрываться, как перелетел через кромку и, не сумев удержаться, понесся по крутому склону. Конечно, лучше мне было бы упасть, чтобы не мчаться на бешеной скорости, но я верил Мэйну и, хотя летел вниз, не видя следов моего спутника, надеялся, что этот крутой склон окончится подъемом, в противном случае Мэйн обязательно изменил бы направление. Я несся с огромной скоростью, и ветер сек мне лицо. Шел такой густой снег, что впереди себя я видел лишь не более чем на десяток — другой метров. На полусогнутых ногах я летел подобно гонщику на трассе гигантского слалома. Мною овладело странное возбуждение. Вдруг я увидел, что впереди снежная поверхность слегка приподнимается. Следы лыж Мэйна вели на дно небольшой впадины, склоны которой были подобны отвесным стенам, и я мчался прямо на один из них. Внизу Перед собой я успел рассмотреть разворошенный снег, где Мэйн сделал крутой поворот «христиании», после чего его следы пошли направо по дну долины.
У-меня замерло сердце — остановиться я уже не мог. Снежная стена с невероятной быстротой мчалась навстречу. Я попытался сделать поворот «христиания», но не сумел, и стена словно бросилась на меня. Я не мог ни вздохнуть, так как нос и рот залепил холодный снег, ни пошевелить ногами. Кое-как высвободив руку, я соскреб с лица снег, однако по-прежнему не мог вздохнуть полной грудью. Испугавшись, я попытался выбраться из снега, но он сразу же вновь засыпал меня. Только тут я понял, что оказался заживо погребенным. Охваченный страхом, я принялся разгребать над собой снег. Мне удалось проделать отверстие, через которое проглянуло темное небо; рыдая от радости, я сделал несколько глубоких судорожных вздохов.
Отдышавшись, я попытался освободить ноги, но безуспешно: лыжи глубоко завязли в снегу, а согнуться и снять их я не мог — при малейшем движении меня засыпало снегом. У меня было мелькнула мысль использовать для опоры плетеные опорные кольца лыжных палок, но еще когда я разгребал отверстие для воздуха, я вытащил руки из темляка и теперь палки оказались глубоко в снегу подо мной. Не в силах подняться, я с трудом расчистил вокруг себя снег и, преодолевая боль в ногах, ухитрился отстегнуть вначале одну лыжу, а затем другую. Боль в ногах прекратилась, и, осторожно пошевелив ими, я убедился, что они не сломаны.
Некоторое время я лежал в изнеможении. Сверху на меня продолжал сыпаться снег, гонимый ветром, и мне все время приходилось отгребать его, чтобы не задохнуться. Несмотря на все усилия, встать я не мог и при любой попытке сделать это лишь глубже погружался в снег, словно в вязкую трясину. В конце концов мне все же удалось сесть и ухватиться за конец одной из лыж, я было поднялся, но тут же вновь погрузился в снег до пояса. С огромным трудом я все же выбрался на поверхность, но тут же почувствовал, что меня покинули все силы.
Тяжело дыша, я лег, решив дождаться Мэйна, который должен был вернуться ко мне. А что, если следы его лыж замело? Нет, Мэйн не может заблудиться... Хотя, конечно, до его возвращения должно пройти некоторое время; Он скоро заметит, что я больше не следую за ним. Сколько времени я уже здесь? Мне показалось, что прошло уже несколько часов ...
Я закрыл глаза и попытался думать, что лежу не в холодном снегу, а в уютной постели. Я начал мерзнуть, чувствуя, как намокает лыжный костюм от тающего подо мной снега...
Я вспомнил о долгом, крутом спуске, столь позорно закончившемся в этом снежном плену, и тут же, чувствуя, как меня снова охватывает панический страх, подумал, как резко должен был свернуть в сторону Мэйн, чтобы- не завязнуть в снегу. Да, именно здесь Мэйн сделал поворот «Христиания», хотя за несколько минут до этого спрашивал, умею ли я его делать. Только тут я сообразил, что все это было сделано Мэйном умышленно и ко мне он, конечно, не вернется...
ГЛАВА ПЯТАЯ
Когда я понял, что Мэйн не вернется, меня охватил ужас. Раз за разом я пытался подняться, но руки и ноги проваливались в рыхлый снег. Силы покидали меня. Я ухватился за край ямы, в которой лежал, пытаясь удержать голову над снегом. Яма страшила меня. Она казалась могилой. Снег упорно продолжал засыпать ее. Моя рука утонула в снежной каше, и я медленно опрокинулся на бок.
Какое-то время лежал не шевелясь. Сонливость овладела- мною. Ну и пусть! К чему все усилия? К чему сопротивляться? Куда спокойнее позволить дремоте овладеть тобой и заснуть. Холода я больше не ощущал. Мерзла только придавленная рука. Я попытался высвободить ее и принялся шевелить пальцами. И вдруг нащупал что-то твердое. С новым приливом энергии начал шарить в снежной каше онемевшими пальцами и наткнулся на рукоятку лыжной палки. Надежда мигом вернулась ко мне. Я лежал, уткнувшись лицом в снег и плакал от охватившего меня облегчения. Моя палка! Если бы только удалось овладеть ею!
Отдышавшись, я начал действовать, тщательно рассчитывая каждое движение. Нужно было экономить силы, в первую очередь следовало вытащить палку, а затем с ее помощью отыскать вторую.
С трудом перевалившись на живот, я принялся окапывать снег вокруг палки. Наконец удалось вытащить ее и очистись от намерзшего снега. Правая рука онемела. Я стянул с нее мокрую перчатку и начал растирать. Кончики пальцев стало пощипывать. Кровообращение восстановилось.
Я упёрся палкой в снег. Это было чудесно — ощутить, как кольцо спрессовывает снег и выдерживает мою тяжесть. Опершись на палку, я принял сидячее положение изловчился дотянуться до лыж. Они вмерзли в снег. 0днако удалось высвободить одну лыжу и, стерев с нее снег и сбив лед, я принялся прощупывать ею снег вокруг себя.
Казалось, что я никогда не отыщу вторую палку. В отчаянии я принялся тыкать лыжей дальше от себя и, — о счастье, — обнаружил палку почти на поверхности, неподалеку от того места, где торчала из снега вторая лыжа.
Я опрокинулся навзничь. Силы оставили меня. Холод пронизывал насквозь. Но я уже не был беспомощным. Обе палки были при мне. Скоро, скоро я снова встану на лыжи. Пока я лежал, собираясь с силами, начал замерзать, и мною вновь овладела сонливость. Во что бы то ни стало я должен встать на лыжи, каких бы это ни потребовало усилий! Все мои мысли были сосредоточены на этом. Весь мир сконцентрировался на паре лыж. Я лежал спиной на креплениях, и острая сталь больно давила мне на ребра.