Одиссея генерала Яхонтова
Шрифт:
Так и не может выговаривать «Кировский проспект» и «Ленинград», отмечал про себя Яхонтов. Впрочем, он и сам говорил то так, то так. Но что слова! Князь одобрял внешнюю политику СССР, понимал, что Советское правительство готовится к неизбежной воине. Особенно радовали князя «исправления географических несправедливостей". Запад Украины и Белоруссии, Прибалтика, Бессарабия, Северная Буковина — все правильно, говорил князь. И смотрите, как без особого шума большевики решили тысячелетнюю проблему немецкого засилья в Латвии и Эстонии. С тамошними баронами и Александр Невский воевал, и Лесков табуретками дрался… Речь шла о согласованном Германией и СССР переселении
— Погодите-ка, товарищ генерал, — заключил князь, — мы еще у ваших япошек потребуем назад Южный Сахалин и Курилы.
— Вы сказали: «мы потребуем»? — не удержался Яхонтов.
— Не знаю, оговорка ли это, Виктор Александрович, — ответил после долгой паузы Кудашев. — Я все думаю, думаю и, кажется, к такому выводу приду, что хватит счета большевикам выставлять. Помогать им пора. И как это мы с вами будем делать — надо думать уже сейчас. Но — будем. Родина ведь. Вам проще, вы — пишете. А я, например?
— Выступайте, князь. Везде. Перед десятью, перед пятью, перед тремя. Убеждайте, пробуждайте от спячки… Я уже не говорю о тех, что злобу таят…
— Ну, горбатых могила исправит, — поморщился Кудашев. — А вот спокойным объяснить надо, и это, вы правы, под силу и таким, как я. Спокойных много! Усыпляет Америка, Виктор Александрович, особенно если на хлеб не надо зарабатывать. Да еще это телевидение появилось! Полчаса после ужина сквозь дрему послушал обозревателя — и все известно. Так и дичают… Читать перестают. Ладно, пойдемте, мне пора.
Они направились в сторону музея Метрополитен. По дороге Яхонтов сказал:
— Вот вам, князь, любопытные цифры для разговоров. Я сидел в библиотеке, по разным источникам считал, все сходится, значит, так и есть. Так вот, Гитлер захватил, как вы знаете, девять стран: Австрию, Чехословакию, Польшу, Данию, Норвегию, Бельгию, Голландию, Люксембург и Францию. Это более ста миллионов человек и огромный промышленный потенциал. А если приплюсовать и союзников Гитлера, получается вот что: людей у них в полтора раза больше, стали — втрое, чем у СССР.
Кудашев слушал внимательно, по лицу пролегли резкие морщины.
— Страшная информация, генерал, — сказал он, забыв свое неизменное ироничное «товарищ», — было не до юмора. — Я буду звонить об этом на всех перекрестках.
Простился и пошел к Коламбус-серкис, но вдруг вернулся и, озорно блестя глазами, сказал:
— А я новую песню выучил. Там сейчас ее часто поют, — видимо, не случайно («там» означало — в СССР). Дай бог, чтобы сбылись слова:
Гремя огнем, сверкая блеском стали, Пойдут машины в яростный поход…Музыкальная память у князя была великолепная, он запоминал со слуха по радио и пел знакомым советские песни. Многим они нравились. Любил их и Яхонтов. Ему была близка их бодрость, оптимизм, мажорность. Он и в американских песнях выделял бодрые. Потому нравился ему Бинг Кросби, который в годы Великого Кризиса вынес на эстраду образ настоящего американского парня, который, как бы ни было трудно, всегда надеется на лучшее и никогда не падает духом. Из советских песен Виктор Александрович любил многие, но шутливо говорил, что его «неофициальный персональный гимн» это песенка Паганеля из кинофильма «Дети капитана Гранта»:
Капитан, капитан, улыбнитесь, Ведь улыбка это флаг корабля. Капитан,Но трудно сохранить было оптимизм тогда, осенью сорокового года. Виктор Александрович не сомневался, что СССР ускоренными темпами готовится к неизбежной войне, хотя по понятным причинам советские газеты об этом не писали. Последующие события показали, что он был прав в своих предположениях. Но помимо растущей мощи фашистских держав Яхонтова пугало, угнетало другое. Он не верил, что антигитлеровские силы способны объединиться. И для таких сомнений у него (и не только, разумеется, у него) было немало оснований. Тревожным выдалось начало сентября сорокового года для Англии. Люфтваффе Геринга методично бомбили залегшего за Проливом противника. Днем 7 сентября триста фашистских бомбардировщиков бомбили Лондон. Никто еще не знал, что так будет 57 ночей подряд. Гибли люди, горели склады продовольствия в доках, восемь церквей работы прославленного Кристофера Рена были разрушены. Лондонцы с трудом спасли собор святого Павла, в парламент попали бомбы… В эти дни было замечено движение германских кораблей. Над Англией плыл набатный звон. Простые люди на местах создавали отряды самообороны. Рабочие, фермеры, ремесленники, клерки, лавочники, официанты, пенсионеры собирались на сборных пунктах, вооруженные охотничьими ружьями, дамскими пистолетами, вилами, кинжалами, кухонными ножами.
— Нет, господа, Англия — не проституточная Франция, — восклицали в те дни многие американцы, кого волновали события в Европе, — она не будет плясать в своих фоли-бержерах перед немецкими господами. Недаром в гимне поется — англичанин никогда, никогда пс будет рабом.
Премьер-министр Черчилль запросил экстренной помощи у Штатов. И получил. За 50 устаревших миноносцев Рузвельт взял с Англии восемь островов у побережья Америки. Воспользовавшись тяжелым положением сердечного союзника и родственника (через мать-американку Черчилль был в родстве с Рузвельтом), американский президент за металлолом хапанул стратегически важные территории. Это наивыгоднейшая сделка со времен покупки Луизианы у Наполеона! — захлебывались от восторга американские газеты. В клубе на Пятой авеню посмеивались: не такой уж дурачок этот Рузвельт. Но в целом там стояли на стороне Уэнделла Уилки.
Предстоящие в ноябре выборы тревожили Яхонтова. Если в 1936 году Рузвельт легко победил республиканского соперника и никто, в сущности, не сомневался в его победе, то сейчас положение было иное. Молодой и энергичный Уэнделл Уилки, восходящая звезда республиканской партии, автор нашумевшей книги «Мы — народ», в которой он пел гимн бизнесу и упрекал Рузвельта за гонения на бизнес (чего в реальности, конечно, не было и быть не могло), был серьезным соперником президента. Да и хватит, пожалуй, говорили многие, очень многие американцы. На третий срок в США еще не баллотировался ни один президент.
В конце концов Рузвельт одолел соперника. Но далеко не легко и не со столь большим преимуществом. Яхонтов, естественно, выступал за ФДР. Он все-таки поддерживал американо-советские связи. А Уилки — темная лошадка. Что касается циничной сделки с островами и миноносцами, то, может быть, это был предвыборный ход Рузвельта, может быть, президент демонстрировал большому бизнесу Америки, что в своем деле, в мировой политике, он сам бизнесмен, каких поискать? И еще Яхонтов надеялся, что ФДР будет иметь большее влияние на Черчилля, чем Уилки или вообще любой другой президент.