Одиссея "Варяга"
Шрифт:
"Да, похоже, Игнациус сохранил для истории тот самый момент, когда все и свершилось". Мысли Вадима вернулись во вчера, в адмиральский салон на "Александре", где прошлым вечером произошло событие, которое должно было окончательно "отменить" его, Петровича, Василия и Фридлендера историю, их мир. Мир его оставшегося ТАМ отца, заварившего всю эту кашу. И которого теперь нужно как то, кровь из носу, а вытаскивать из этого "рублевского" кошмара...
Банщиков приехал в Зимний загодя, так чтобы быть на встрече у императора ровно в девять утра, как им и было назначено. В отличие от "его" истории, Царь теперь довольно много времени проводил в Зимнем дворце, а не в царскосельском Александровском. Оперативно вызвать и выслушать того или иного чиновника, министра, военного или ученого проще было на набережной Невы в центре столицы, не теряя времени на ожидание его прибытия в Царское село.
Ольга была уже здесь, она ночевала в дворцовых покоях. После взаимных приветствий и поцелуя руки, большего в присутствии себе не позволишь, Вадим поинтересовался, не знает ли Ольга Александровна, почему ее царственный брат приглашает их сегодня столь необычно рано? Но Великая княгиня тоже не догадывалась о причине этого, и была не менее заинтригована.
Когда стрелки громадных дворцовых часов еще только подкрадывались к девяти, к ним неожиданно вышел сам государь и с блуждающей на лице хитроватой, заговорщеской улыбкой бросил: "Идите за мной, быстрее..." Как только двери кабинета за спинами вошедших закрылись, Николай извлек из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и протянул Банщикову со словами: "Читайте... Обсуждать сейчас и здесь это не будем. Но, похоже, что все начинает складываться. Он согласен встречаться, даже зная нашу предварительную позицию по Франции, Балканам, проливам и торговому договору. И очень удачно, что Ламсдорф еще не вернулся из Константинополя.
Кстати, Бирилев доложил вчера, когда я Вас уже отпустил, что "Князь Потемкин-Таврический" к походу практически готов, артиллерия установлена, запасы приняты. Чухнин на борту "Святителей" повел его в море, просит еще хоть две недели на боевую подготовку. Алики и маленький чувствуют себя хорошо, и она не возражает против нашей очередной морской прогулки... Так что, Михаил, едем в Кронштадт сразу? Особо срочных дел у Вас нет? Если что-то уже спланировали, надо переносить. Дядя и Авелан ничего не должны успеть пронюхать. Ни об этой встрече, ни об указе, что я вчера подписал. Пойдем на "Полярной". Иессен встретит нас в море, шифровка ему уже ушла"...
Банщиков держал в руках личное и секретное послание царю Николаю Второму от кайзера Вильгельма Второго. Если опустить пространную преамбулу, уверения в любви и вечной дружбе, главное выражалось следующими словами: "Ники! Никто об этом не подозревает. Все мои гости думают, что мы пойдем на Готланд на обычные морские маневры. Воображаю физиономии кое-кого из моих флотских, когда они увидят там твои броненосцы! Tableau! Бюлов остается в Берлине. Ты совершенно прав - нам нужно обсудить торговый договор без него и без Витте, tete-a-tete, иначе они будут препираться бесконечно. Так что из моих только Рихтгофен и Тирпитц. Возьму с собой, как ты просишь, любезного графа Остен-Сакена. Конечно, и никаких фотографов, но все равно он страшно взволнован: боится, что тебе и Витте донесут, с кем и куда он едет! Какой костюм для встречи? Предлагаю - я в русском морском мундире, ты в германском. Если возражаешь - телеграфируй. Вилли".
Пока Ольга Александровна дочитывала послание германского монарха, Вадик вспоминал, как заваривалась вся эта каша...
В "том" времени, когда все только начиналось, они "рубись" с Петровичем по поводу прорыву "Варяга" на Цусимских форумах. В разделе альтернативной истории. По ходу дела Вадим периодически заглядывал и в тему несостоявшегося в реале российско-германского военного союза - Бьеркского соглашения, где Петрович так же зависал. И, поскольку приходилось изо всех сил играть роль корректного и последовательного оппонента нынешнего контр-адмирала Руднева, Вадику необходимо было волей-неволей разбираться в хитросплетениях мировой политики начала 20-го столетия. А гадючник это был еще тот.
Петрович как, впрочем, и многие другие участники обсуждения, считал, что русско-германский союз это или утопия, или односторонняя сдача Россией своих интересов немцам, грозящая превращением в тевтонскую полуколонию. Позиция эта была на первый взгляд довольно логична, и Вадим, вынужденно отстаивающий иную точку зрения, для поиска пристойной контраргументации должен был "копать глубоко". И еще много-много думать.
Естественно, что все споры вращались вокруг краеугольного камня, "точки невозврата" в русско-германских отношениях - Бьеркского соглашения 1905 года...
Николай II предложенный ему кайзером документ подписал. Но ему не суждено было стать реальным русско-германским Союзным договором, поскольку царь... отказался его исполнять! Произошло это благодаря непримиримой позиции "французской партии" при русском дворе и в правительстве, в первую очередь господ Витте и Ламсдорфа.
Большинство мемуарных книг, исторических работ, и даже периодических изданиий, как российских дореволюционных, так и советских, и эмигрантских, трактовали подписание Царем этого документа как глупость и слабость русского монарха. Подразумевается, что вступление Бьеркского соглашения в силу могло бы немедленно привести к молниеносному разгрому Франции германцами при попустительстве предавшей ее России. А потом победоносные кайзеровские легионы разворачивались на восток, и для нас неизбежно наступал бы или 1914-й, или 1941-й...
Однако Вадима не отпускала мысль о том, что историю пишут победители. Он тщательно изучил текст этого договора, а поскольку дебаты на форуме дошли до разбирательства его почти по фразам, он помнил его наизусть:
"Статья I. Если какое-либо из европейских государств нападет на одну из империй, другая договаривающаяся сторона обязуется помочь своему союзнику всеми имеющимися в ее распоряжении силами на суше и на море.
Статья II. Высокие договаривающиеся стороны обязуются не заключать сепаратного мира с какой-либо из враждебных стран.
Статья III. Настоящий договор входит в силу с момента заключения мира между Россией и Японией, и может быть расторгнут только после предварительного предупреждения за год.
Статья IV. Когда настоящий договор войдет в силу, Россия предпринимает необходимые шаги, чтобы осведомить о его содержании Францию и пригласить ее как союзника подписаться под ним".
Поразительно, но это предложение от кайзера было сделано Николаю ПОСЛЕ Цусимы, когда от русского флота практически остались "рожки да ножки"! Причем сделано это было вопреки противной позиции статс-секретаря по военно-морским делам (морского министра) Альфреда фон Тирпитца и статс-секретаря по иностранным делам Освальда фон Рихтгофена. Оба они, с учетом фактического поражения России в войне с Японией, опасались немедленного нападения Англии сразу по оглашении документа. Ведь на помощь России на море тогда, по понятным причинам, можно было не рассчитывать. Этот, фактически, антианглийский союз был предложен немцами России в момент, когда доминированию британского линейного флота на морях и его "двойному стандарту" на первый взгляд вновь ничто не угрожало. Особенно после недавнего подписания англо-французского договора "сердечного согласия".