Одна дорога из Генуи
Шрифт:
— Мама! — крикнул испуганный мужской голос.
— Дурак! — ответил ему другой, злобный.
Это крестьянин попытался выйти, а третий солдат не стал тупо стоять у задней стены, а прибежал сюда и, похоже, остановился в воротах, не понимая, кто где. Чуть не убил крестьянина, но тот закричал и отскочил.
Фредерик вышел на свет. Не то, чтобы прямо на свет, но они с солдатом хотя бы видели друг друга.
— Ты уверен, что хочешь со мной драться? — спросил он.
— У меня есть выбор? — спросил солдат.
— Какой у тебя герб?
— Никакого.
— Тогда тебе нечего пятнать позором, если убежишь.
Солдат, не выпуская меч, сделал несколько шагов в сторону коновязи.
— Нет. Пешком, — сказал Фредерик и сам подбежал к коновязи быстрее, чем солдат успел бы отвязать лошадь и залезть в седло.
Солдат осторожно отступил в сторону дороги на Монтебруно.
— Нет. В другую сторону
Солдат боком отошел в другую сторону, все еще глядя на Фредерика и выставив перед собой меч. Оруженосец вложил свой меч в ножны, достал кинжал, перерезал все подпруги и ремни на первой лошади преследователей и сбросил седло на землю.
— Беги. Нет, не беги.
— Почему?
— Умрешь уставшим.
Фредерик отвязал вторую лошадь, вскочил на нее и атаковал пешего солдата верхом.
— Вы же обещали! — только и успел крикнуть тот.
— Вот свинья, — сказал Фредерик крестьянину, привязывая лошадь обратно, — Разве я обещал?
— Нет, Ваша Милость, — поклонился крестьянин, — Вы только предложили ему убежать и показали дорогу. Я не слышал, чтобы Вы что-то обещали.
— Ты честный малый, — Фредерик запустил руку в кошель и протянул крестьянину золотой дукат. Тот втянул голову в плечи, принял монету, проморгался и удивленно поднял глаза.
— Это золотой дукат, Ваша Милость.
— Я знаю.
— Чем еще могу служить?
— Посвети мне в сарае.
Утром 18 декабря, выехав из Монтебруно на рассвете на отдохнувшей трофейной лошади с подворья аббата Боббио, Фредерик добрался до Генуи без приключений. За ним гнались на свежих конях, но не догнали. Важно не только какие кони, но и какие наездники.
Лошадь, похоже, привыкла к курьерскому ритму работы, когда незнакомый человек нещадно гонит ее от рассвета до заката и скромно, но вовремя кормит-поит. В конце перегона ее ждут теплое стойло под крышей, добрые люди в сутанах, вкусный овес и пара суток отдыха. И дорогу до Генуи лошадь знала лучше Фредерика. Она всю жизнь провела на маршруте Генуя-Монтебруно-Боббио-Пьяченца.
Стража на воротах не стала приставать к благородному путнику, едущему налегке. Геную с западной стороны Фредерик не знал, поэтому отпустил поводья, и лошадь привела его на подворье к епископу. Вручил уздечку первому же встреченному монаху, даже не заезжая внутрь, и быстро пошагал вперед, оставляя море слева и оглядываясь в поисках знакомых ориентиров.
Неоптимальным путем, но не заблудившись, пришел к дому Иеремии. С удивлением обнаружил, что надпись про жабу с двери смыта, а внутри скрываются какие-то негостеприимные люди, желающие переписать всех, кто приходит к алхимику.
Вместо симпатичной девушки с пирогами в лавке напротив сидела очень грустная женщина. Похоже, почтенная сеньора последнее время много плакала. Пироги у нее продавались ровно те же самые. Фредерик для начала разговора спросил, куда подевалась Маринелла, и булочница заплакала снова. Он извинился и пошел дальше, так и не узнав, куда подевались Иеремия с Симоном и Кармина.
Впрочем, если ходивший на грани законов божьих и человеческих алхимик мог много куда подеваться, то замужняя женщина, потеряв нанятое мужем жилище, с наибольшей вероятностью нашла бы приют у родственников.
На месте «У Мавра» пепелище и развалины.
— Что, господин императорский подданный, не ожидали? — спросил какой-то оборванец.
Фредерик злобно посмотрел на него и ничего не ответил.
— А то и не подданный, а то и целый рыцарь, — продолжил оборванец, — Неделю с коня не слезал, торопился-торопился, а тут такая красота. Неужели к братцу Пьетро посыльных шлют Бог весть откуда? Или это к сеньоре Кармине муж из дальних стран весточку прислал?
Фредерик чуть не сказал, что он этот муж и есть, но вспомнил, как он выглядит. Весь мятый, одежду три дня не снимал, и пахнет конем сильнее, чем конь.
— К ней самой, — скромно ответил Фредерик, примеряя на себя легенду курьера.
— Позолоти ручку. Скажу, где искать.
— Ручка слипнется.
— Тогда не скажу.
— Посеребрить могу. А позолотить — слипнется.
— Да мы тут люди не гордые, — оборванец протянул ладонь, и Фредерик положил в нее серебра на четверть дуката.
— Серьезный человек, сразу видно, — уважительно ответил тот, пряча монетки в своих лохмотьях, — Другому бы пальцем показал, а Вас, господин хороший, лично отведу.
Фредерик даже не понял, куда и какой дорогой его отвели. Ориентироваться мешало дерьмо под ногами и смыкающиеся над головой стены домов. Вполне возможно, в конце пути его ждали скверные люди, нож в спину и кормушка для свиней. Но усталость перевесила подозрительность. В оправдание для излишней доверчивости, он решил, что Кармина и ее брат имеют в преступном мире достаточно авторитета, чтобы их гостей не резали сразу.
— Мессир Федериго! — вскочила ему навстречу Козима Ладри, жена братца Пьетро, — Почему Вы здесь?
— У меня где-то здесь должна быть жена.
Новоиспеченная родственница выставила проводника и принялась грузить Фредерика новостями, да с такой скоростью, что он только успевал переспрашивать.
— … поэтому Кармина все бросила и уехала к мужу в Кремону. Пьетро мой ее повез.
— Куда?
— В Кремону. Вы сказали, что туда поедете. Ей бежать-то некуда, бедняжке. Мы совсем местные, у нас и родственников дальше Генуи нет.
— Почему же я ее по пути не встретил? — добравшись до Генуи за двое суток, Фредерик решил, что дорога до Пьяченцы через Боббио заметно короче, чем через Тортону. А для мирного населения без краденого золота и французских оккупантов дорога в Кремону лежит как раз через Пьяченцу.