Одна дорога из Генуи

Зубков Алексей Вячеславович

— У Фуггеров в Милане.

— Допустим. Где сопроводительные документы?

— Это секретный рейс.

— Тогда я сошлюсь на отсутствие документов, конфискую золото и раздам солдатам согласно платежной ведомости. Ваши действия?

— Вы не сможете его раздать.

— Почему?

— Антонио, открой, пожалуйста, ящик.

Кокки удивился, но залез в телегу, достал кинжал, подцепил приколоченную крышку и открыл ящик. Поднял лоскут серого сукна. Слитки.

— Это же слитки! — удивился профос.

— Слитки, — ответила Марта, — Их надо поменять

на серебро, чтобы платить солдатам. Или как? Дробить на кусочки?

— Кто везет в армию слитки золота? Я вам не верю.

— Мы уже отправили посыльного в Милан.

— Кого? — профос обернулся к часовым, — Они кого-то отправили?

— Никого, — ответил часовой.

— А доктор?

— Эээ… — часовой замялся

— Что эээ? — уточнил профос.

— Я думал, доктор не с ними.

— Если мы не попадам в Милан, то завтра профос Шмидт будет объяснять всем остальным командирам, где их чеканная монета, — сказала Марта.

— Я все равно не верю. Золото вижу. Но у вас нет никаких доказательств, что вы везете его Фуггерам для армии.

— Так поехали вместе.

— Куда?

— В Милан к Фуггерам.

— А поехали, — сказал профос.

После чего отдал несколько команд толпившимся вокруг солдатам, и к шести всадникам-итальянцам добавилось еще пара дюжин немцев.

Барабан и Труба на всякий случай решили не выходить из-под охраны и проехать дальше. А то мало ли, допрашивать начнут, да с пристрастием. Этот Шмидт довольно строгий профос.

— В чем дело, Антонио? — спросил Антиллези, — Зачем нам теперь ехать к Фуггерам? Чтобы нас приперли к стенке как воров?

— Фуггеры в деле, — ответил Кокки, — Едем спокойно, не дергаемся.

Антиллези удивился, но поверил. Почему бы банкирам не быть в деле о скупке краденого золота? Хотя и странновато для Фуггеров, но мало ли вдруг.

На въезде в Милан профос Шмидт помог отбрехаться от стражи на воротах и помог найти миланское представительство Фуггеров. Слава Богу, что оно тут и правда было.

В отличие от скромной конторы генуэзского филиала, миланский представлял собой маленький, но квартал. Дома без просветов соединялись друг с другом, образовывая замкнутый четырехугольник между четырьмя улицами. С парадного фасада вход в деловые помещения, с заднего — ворота для всадников и телег. С остальных сторон никаких входов, маленькие окошки первого этажа и небольшие следующих. Крепость в крепости. Настоящую осаду может и не выдержит, но от мародеров отобьется.

Ученики Антиллези под присмотром ландскнехтов перетаскали бочки и ящики в контору с парадного входа. Золото заслуживает уважительного отношения. Шмидт потребовал все принять, пересчитать, рассчитаться с перевозчиками, обменять слитки на монету и выдать на руки согласно штатного расписания.

Со стороны конторских служащих возражений насчет принять не поступило, а насчет выдать Шмидта послали в штаб к Фрундсбергу за этим самым штатным расписанием и добавили, что сами разберутся, кому когда выдавать.

Не дожидаясь решений по выдаче, стали принимать. Появились весы, ювелир, писари, счетоводы. Начался длительный процесс с пересчитыванием пятнадцати тысяч монет и взвешиванием нескольких десятков слитков с проверкой пробы каждого. Почему пятнадцать, а не двадцать пять? Потому что восемь тысяч с этой телеги осталось в Вогере, тысячу Кокки отдал Бонакорси и тысячу сразу отложил себе и Марте на расходы. Можно бы было отложить и две, но тогда бы поясные сумки оттягивали пояса слишком неудобно и подозрительно.

Марта и Шмидт остались при счетчиках. Марта как ответственный перевозчик, а Шмидт для придания значимости своему внутреннему «я» перед своим внутренним «я». Чтобы не бегать в штаб за штатным расписанием. Потому что золото уже попало в загребущие лапы банкиров и так просто его не отдадут даже тем, кто успел его подержать в руках.

Шмидт отослал назад свой эскорт, и Антиллези с четверкой учеников тоже оставаться не стал.

— Я поеду, Антонио? — спросил он.

— Да. Спасибо, Роберто.

— Не за что. Твой доктор привез тысячу дукатов. Огромные деньги. Какие-то совершенно безумные деньги за какое-то явно совершенно безумное дело. Я сдернул парней на пару дней с хорошего контракта, обещал им по сто и даже думаю, что переплатил. Сгоняли туда-сюда, поели-попили, поторговали лицом. На сто дукатов многие в Милане могут прожить год. Так что ты нам ничего не должен, это скорее мы у тебя в долгу.

— Спасибо еще раз.

— Но ты не теряйся. Заходи в гости. Мне до чертиков интересно, как ты влип в эту историю. Украл в Генуе для Фуггеров фунтов семьсот золота в слитках. Ты ведь украл их, да?

— Как говорят в Генуе, переукрал украденное, — уточнил Кокки.

— Ну да, ну да. Ты же не вор.

— И вообще отошел от дел.

Друзья рассмеялись и обнялись на прощание.

К тому времени, как каждую монету пересчитали и каждый слиток проверили и взвесили, счетчики сделали даже перерыв на обед. Неплохой, надо сказать, обед. С густым бобовым супом, еще теплым копченым окороком, горячим белым хлебом и выбором вин. Откуда-то прибежала прислуга с подносами и поставила перед всеми по тарелке. Марте, Кокки и Шмидту тоже, не задавая лишних вопросов. Если они здесь сидят, значит так надо.

После завершения работы Шмидту сказали «спасибо» и недвусмысленно показали на дверь, а Марту и Кокки попросили подняться для переговоров с высшим руководством.

За дубовым столом сидел гостеприимный хозяин. Антон Фуггер. Перед столом стояли два кресла.

— Садитесь. Поговорим, — относительно нейтрально предложил Фуггер.

— Вы здесь? — удивилась Марта, — Мы же недавно расстались в Марселе!

— Я отплыл в Геную в тот же день, что и Вы. Пьетро мне ежедневно докладывал о ваших планах. К сожалению, я неудачно выразился, чтобы он, цитирую, «хоть сам все бросил и заставил их пошевелиться». Он понял это буквально. Увы…