Одна на миллион
Шрифт:
электроэнергии, он махнул рукой.
— Зойкин отец вечно держит свой бумажник в открытом состоянии. Одной тысячей больше, одной меньше — он не заметит даже если его ограбят.
Михаил Тимофеев был владельцем самой большой и популярной сети кафе и ресторанов “Белая орхидея” в регионе. После выхода на государственный уровень он сможет купить мою двухкомнатную квартиру три раза, причем вместе со мной, матерью, отчимом и мебелью.
Никита выставил освещение на второй режим, а затем снова вернулся ко мне. Стало светлее, и я смогла различить улыбку на его губах.
— Поиграем в десять вопросов? —
Никогда не могла удерживать зрительный контакт с человеком больше, чем пару секунд, потому, что мне всегда казалось, словно собеседник может залезть мне в голову.
— Что это?
— Придумываешь вопрос и задаешь его мне, а я обязан честно на него ответить. Врать и отказываться нельзя.
Никита стянул с себя серую толстовку, которая казалась мне слишком теплой для поздней весны, скомкал ее и кинул на пол. Отклонил корпус назад и уложил на толстовку голову. Я лишь притянула колени к груди, обхватив их руками.
— Ты первый.
— Ладно. Как ты оказалась в школе после закрытия?
— Екатерина Владимировна попросила закрыть кабинет вместо нее, и я немного увлеклась.
— Увлеклась? Чем же?
— Нуу.
— Брось, Девятова, — Никита привстал на локтях..
— Увлеклась чтением учебника по биологии за десятый класс. Я убирала их с парт после урока, и один случайно открылся на страницах о дигибридном скрещивании и законе независимого наследования признаков. И я подвисла.
— Хах, — только и выдавил Никита, словно знал ответ еще до того, как я его озвучила. — Твоя очередь.
Я подцепила пальцами край своего голубого платочка, повязанного вокруг шеи таким образом, что в комплекте с белой блузкой он делал меня похожей на стюардессу.
— Какая кошка пробежала между тобой и твоим братом … Женей? — Я обернулась на Никиту, он кивнул.
— Всего и не упомнишь, если честно, — Никита откинулся обратно на толстовку. — Хотя не думаю, что при родителях мы были такими … Жестокими по отношению друг к другу. Мы живем в вечной борьбе, в вечном соревновании. Только это не “Быстрее, выше, сильнее”. Это, скорее, “Остаться в живых”. Он тыкает меня носом в свой успех, а я, — Никита за моей спиной вдохнул так, словно до этого задерживал дыхание. — Пока я мало что могу поставить против его успешной юридической карьеры.
С минуту мы молчали. Я обдумывала сказанное Никитой, изредка бросая на него косые взгляды через плечо, а он разглядывал потолок, не мигая. Наконец, словно справившись со всем ураганом эмоций внутри, он заговорил:
— Моя очередь. Что насчет Зои, почему вы так друг друга ненавидите?
Я хохотнула.
— Что ты, мы друзья! Правда, заклятые. И на мой день рождения она бы с удовольствием подарила мне билет в один конец до Ада, — я почесала кончик носа. — Она считает, что может держать все и всех под контролем, но меня ей прогнуть не удается. Я умнее, она знает это и втайне мечтает о том, чтобы сама я об этом не знала. Наверное, еще с самого первого раза, когда я отказалась дать ей списать, она поняла, что меня в ее личного раба превратить не удастся. А, — я махнула рукой, — пусть делает, что хочет. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы его папочка продолжал спонсировать нашу школу.
Звонкий Никитин смех быстро наполнил актовый зал, хотя лично я бы сказала, что это была далеко не лучшая моя шутка.
— Мне нравится такая политика партии! Теперь ты.
— Откуда у тебя такие познания в технике?
— Какие познания?
— Твоя работа с прожекторами,лампами и контроллером. Половина человечества с простой отверткой орудует как обезьяна с гранатой.
— Мой отец, — произнес Никита. И, немного помолчав, продолжил тихим, спокойным голосом: — Он научил меня немного разбираться во всяких технических штуках. К сожалению,когда его не стало, мне пришлось самому учиться дальше. Без него получается не так аккуратно и не с первого раза, но я научусь, обязательно научусь. Теперь это лишь дело практики.
— Извини. Я не знала про, — я кашлянула. — Твоего отца. Мне очень жаль.
— Ничего. Прошло уже достаточно времени для того, чтобы я мог говорить об этом, — я обернулась и увидела что Никита снова устремил свой взгляд в потолок.
Любопытство подстегивало меня в следующую очередь задать вопрос о том, что же случилось с Никитиным отцом, и я мысленно отругала себя за это.
Я выпрямила ноги перед собой и отряхнула невидимые пылинки с юбки. Затем медленно и неуверенно опустилась сначала на один локоть, потом на другой, пока, наконец, не оказалась на полу рядом с Никитой. Теперь между нашими лицами было не больше десяти сантиметров, и я могла видеть, как дрожат его ресницы на выдохе.
Никита приподнял голову и предложил мне свою толстовку, но я отказалась.
— Не знаю даже, что именно у тебя можно еще спросить. В смысле, ты, Маргарита Девятова, как закрытая книга для всех, включая меня. Дай—ка подумать … — Никита почесал подбородок. — Ты уже решила, на кого будешь поступать?
Мне не требовалось времени для раздумий.
— На ветеринара, — я проследила взглядом за скоплением звезд в правом углу на потолке.
— Почему не на врача?
— Животных мне жалко больше, чем людей.
— Аргументный аргумент.
Я повернула голову в сторону Никиты. На его губах играла ухмылка.
— А ты решил?
— Это твой вопрос?
Я ответила, что да.
— Не знаю. Последние полгода я часто задавался этим вопросом. Не могу с уверенностью сказать, чего именно я хочу от жизни. По крайней мере, в плане работы.
— Возьми то, что умеешь делать лучше всего, и преврати это в дело всей своей жизни. Или возьми то, что любишь делать — рецепт тот же.
Никита повернул голову на меня и улыбнулся новой, совсем другой улыбкой — она начиналась со света в его глазах и медленно переходила в губы, растягивая их так, что левый уголок указывал вниз, а правый вверх.
— Ты можешь заняться программированием. Или информационными технологиями. Хотя, я бы на твоем месте с таким талантом к художественному освещению пошла бы в киноиндустрию. Там тебя с руками и ногами расхватают.
— Спасибо, — Никита понизил голос.
Я улыбнулась ему в ответ.
— Ладно, теперь снова я, — Никита сложил руки на животе и принялся выстукивать пальцами какую—то мелодию. — Ты … Ты когда—нибудь …
Никита запинался, словно слова давались ему с трудом.
— Не, дурацкий вопрос, — наконец, произнес он. — Сейчас придумаю что—нибудь получше.