Одна против зомбей
Шрифт:
Я встала, откашлялась и забацала чечетку, припевая:
С вапнярского кичмана
Сорвались два уркана,
Сорвались два уркана на Оде-е-е-ст.
В Оде-е-сте на мали-и-не
Они остановились,
Они остановились, наконе-е-е-ц.
Хорькофф достойно оценил мои таланты певицы и танцовщицы -
– Спасибо, обнадежили.
Видимо, перспектива провести десять лет на зоне вовсе не казалась ему "романтическим приключением".
– Это, конечно, самый оптимистический вариант, - заявила я, садясь.
– Возможно, на волне народного негодования с Вами решат разобраться народные мстители в лице депутатов Госдумы. Впрочем, и от них можно отмазаться, если Ваши зомби не выйдут на вольную охоту... Не понимаю, как Вы еще только тут до сегодняшнего дня в покое работали, не пойму.
– Какой покой?! Живем, как на пороховой бочке.
Хорькофф шумно вздохнул, с тоской глянул на прострелянную фотографию и убрал ее в ящик стола.
– Зато дисциплина, небось, у вас тут на уровне, - предположила я.
– Любой мой приказ исполняется беспрекословно. Если прикажу сотрудникам, чтоб из окна выбросились, только спросят в какое именно окно кидаться.
Хорькофф подошел к окну, окинул тоскливым взглядом мостовую (может, представляя, что уже лежит там - весь разбившийся в лепешку) и добавил:
– А вот без приказа действуют только в рамках служебных обязанностей. Приходится в директивном порядке заставлять людей расходиться после работы по домам, мыться, бриться, переодеваться и чистить обувь.
– Короче, все жили счастливо и превратились в зомби в один день.
Хорькофф вернулся за стол и опустошил стопку. Но этого ему показалось мало, и он хлебнул прямо из горлышка бутылки.
Я неодобрительно покачала головой и демонстративно поставила свою безутешно пролитую стопку "Слезы Святого Валериана" на стол, стукнув по нему дном: мол, хорош гулять, братва, пора и делом заняться.
– И во всем виноват я - доверчивый дуболом, поверивший в сказочку Леонтовича, - сказал Хорькофф.
– Еще неделя-другая и разразится такая буря... такая бу-у-у-ря...
"А ведь, пожалуй, ему и впрямь самый настоящий русский пипец - глубочайший и беспросветнейший, от которого только чудо спасти может. Ну а чем я не чудотворщица?" - подумалось мне.
И вдруг идея, которая уже не одну минуту плавала в виде бесформенного желе в моих мозгах, начала резко выкристаллизоваться в коммерческое предложение. Детали еще не оформились, но суть вопроса стала мне полностью ясна.
На всякий случай (чтобы и клиент дозрел, и у меня было время додумать нужную мысль до последнего куска мозаики), я разразилась потоком слов, больше отражающих мое эмоциональное состояние, нежели какую-нибудь продуктивную мысль:
– И чего? Неужто Вы - гигант корпоративно-биологического прогресса и отец всем своим заикам-зомби, в смысле суперменам-сотрудникам - раскиснете? Неужто обольетесь слезами и сами застегнете на своих руках принесенные операми
– Гм.
– Есть две категории людей - одни сдаются всегда, другие только при вставленном в задницу кипятильнике.
Хорькофф озадаченно почесал в затылке. Видимо, задумавшись о том, к какой категории себя отнести.
– Первые из них - унылые и серые алкаши - пашут до гроба за копейки, ублажают всех вышестоящих тварей, платят за все огрехи власти, голосуют за подонков, если и воруют, то просто тырят по карманам мелочь, - продолжила я.
– А вторые, наоборот, еще со времен Пира и Шекспира объявили себя хозяевами планеты.
Я пронзила острым взглядом левый глаз (именно тот, который должен был пострадать от заточки беспредельщика) собеседника.
А тот замер, словно кролик перед удавом, вслушиваясь в слова моей пафосной речи. И я, довольная эффектом, продолжила:
– Они берут от жизни все. Их жизнь разноцветна и полна благородного риска и подвигов. Им насрать на конфликты. Они заставляют власть делать все, что захотят и плюют на все бытовые неурядицы вроде десятимиллиардного долга или разбомбленного по ошибке государства. Они возвышаются не только над жизненной суетой, собственными грехами и пороками, но и над Жизнью и Смертью, над Добром и Злом, над Человечеством и Античеловечеством.
– Э-э...
– Как-как?
– И я бы тоже хотел...
– Что?
– Ну-у-у, "над Добром и Злом" и все такое.
– Да будет так!
– выпалила я с облегчением, поскольку не имела ни малейшего представления, куда именно заведет нашу беседу моя пламенная речь в духе старика Ницше.
Я гордо задрала подбородок, важно надула щеки и торжественно заявила теперь уже не потенциальному, а практически кинетическому клиенту:
– Видите ли, милорд, пока Вы метались мыслями от виселицы до кружки с цианидами в поисках выхода на Тот Свет, мы на Этом уже подумали, как решить все Ваши проблемы - от рака грудей до нашествия живых мертвецов и мертвых судебных приставов.
– У меня нет никакого "рака грудей"!
– Так у Вас и грудей-то нет. А вот как насчет зомби и судебных приставов, а?
Из открытого окна послышались тревожные звуки сирены. Едва заслышав их, Хорькофф вздрогнул и сжался. Наверняка вспомнил о страшной судьбе Армена Кацашвили.
А еще мой собеседник более наверняка задумался о том жутком, что ждет его самого, если не удастся разрулить ситуацию с охваченной зомбиэпидемией корпорацией "ИNФЕRNО", которую Иван Адыгеич отдал в руки Хорькоффу абсолютно живой и здоровой.
– В этот тяжелый для Вас момент, господин Хорькофф, - я подошла к окну и с громким стуком захлопнула его, - наша героическая фирма ОВО "LАДИК", в которой страховали свои драгоценные жизни такие великие люди, как Мишка Япончик и Дед Хасан, готова протянуть Вам дружескую руку помощи.
– И в этой руке будет противоядие от "Новой эры"?
– Хорькофф посмотрел мне в глаза с недоверием и укором, мол, пошто ж измываешься над будущим каторжником, злыдня?
Я с достоинством арабского шейха встретила этот взгляд. И объяснила специально для недоверчивых клиентов: