Однажды в Бадабере
Шрифт:
Неожиданно, с пригорка по колонне полоснул шквал огня из гранатометов и пулеметов. Головной и замыкающий БТРы вспыхнули как факелы. Из замаскированных укрытий пристрелянные пулеметы кинжальным огнем сеяли панику и смерть. Колонна развалилась прямо на глазах. Взрывы гранат, отчаянные крики, нечеловеческие вопли раненых, автоматная бешеная трескотня, все слилось в сплошной кромешный ад.
Вспыхнули несколько машин. Из кузова одной из них с криками выпрыгивали горящие солдаты и падая на землю катались, пытаясь сбить огонь. Тут их и настигали беспощадные пули. Сверху били автоматы и крупнокалиберный пулемет.
Выстрел из гранатомёта ударил в борт БМП, разметав сидевших на ней бойцов. Тут же рванул взрыв. Это сдетонировал боекомплект.
Башня БМП кувыркаясь отлетела в сторону на несколько метров.
Урал, шедший перед «Камазом» Левчишина, подпрыгнул и окутался дымом. В ту же секунду раздался оглушительный взрыв. В черном облаке взрыва вспыхнуло рыжее пламя. Сидевших в кузове солдат смело взрывной волной.
Сразу же пахнуло горячей гарью с едким запахом селитры. Разбросанные взрывом люди отползали в стороны, подбирали оружие, прятались за валуны.
Сергей закашлялся и уже выпрыгивая из кабины увидел залитое кровью лицо разведчика из охранения. Пуля попала ему в глаз.
По колонне били сразу с нескольких сторон.
Раздался громкий крик Лунёва. Он стоял на БТРе, размахивал автоматом.
– Не ссаать! Все на броню!..Вперед!
– Лунёв дождался, когда запрыгнут солдаты.
– На хрен! С дороги!
Взревел двигaтель, густые клубы дымa вырвaлись из выхлопных коллекторов.
Машина рванулась к подбитому БТРу, зло ударила его в бок, волоча к краю пропасти.
И, казалось, что вот оно, уже близко спасение. Вот она – жизнь! Но буквально тут же протянулся дымный след, граната разорвалась под колесами БТРа.
Бойцы соскочили с брони. Страшно закричал раненый водитель. Несколько бойцов, пригибаясь под пулями, пытались вытащить его из люка.
Лунёв взмахнул руками и упaл под тяжестью оружия и боекомплектa. Тут же вскочил, побежaл в сторону зaлегших бойцов. Внезапно его грудь и живот прошила aвтомaтнaя очередь.
Лунёв сновa упaл. Цепляясь пaльцaми за холодную мёрзлую землю пополз к камню, из-за которого на смотрели нa него оторопелые бойцы. Зa ним тянулся широкий кровaвый след.
И показалось Сергею Левчишину, что никому уже отсюда не уйти.
Он не был трусом. И потому хотел подороже продать свою жизнь. Залег на обочине, дослал патрон в ствол и открыл ответный огонь. Это был его первый бой.
– База! База! Попали в засаду! Помогите хоть чем-нибудь!– рвал радиоэфир радист. А потом он закричал.
– Суки!– Кричал он.- Они говорят, что помочь не могут! Приказывают держаться!
– Бросив рацию радист схватился за автомат и тут же упал, захлёбываясь кровью.
– Вперед!– прохрипел прапорщик Шестаков. И упал от грохнувшего почти рядом разрыва мины…
Командование принял сержант Игорь Николаенко.
«Ничего! Мы вас ещё в рот..!»
Колонна отстреливалась отчаянно и обречённо: «Погибаю, но не сдаюсь!»
Но моджахеды из-за камней поливали и поливали огнём. Прицельно и точно выбивал огневые точки снайпер.
И солдаты метались по дороге, словно попавшие в западню звери, не понимая, где выход. Раненные искали укрытия за камнями и гибли под пулями и градом осколков.
А вокруг вздымалась от взрывов земля, разбрасывая горячие осколки. Пули рикошетили от камней, осыпая каменной крошкой мокрые от пота лица.
Стоны, чёрный удушливый дым и смрад висели над дорогой. Из потаенных площадок, в каменных нишах, гулко били пулеметы, не давая поднять головы.
Уже подожгли последнюю БМП Толи Кузнецова. Перестал огрызаться автомат Володьки Перфильева.
Некоторые из духов уже приблизились на расстояние броска гранаты. Рвануло несколько взрывов.
Стрельба не прекращалась, от гулкого эха закладывало уши. Если бы горы могли плакать, то слёзы затопили бы склоны.
Гранатомет ударил сверху слева, темная трасса с красным комочком ткнулась в валун за спиной. Сознание Левчишина померкло. Последнее, что он почувствовал, это горьковатый, резкий запах тротила, который ударил в нос.
Бой был не слишком долгим, но кровавым и беспощадно жестоким. Духи не особо спешили. Они были уверены, что помощь не придёт.
Левчишин пришёл в себя от кислого запаха пороха и гари. Рот забился каменной крошкой с соленым привкусом крови. Он слышал звуки затихающего боя.
Раздавались редкие выстрелы и автоматные очереди, которыми добивали раненых. Рикошетили от камней пули, слышались стоны раненых.
С хищным треском догорала подбитая техника, заволакивая теснину черным дымом, а он краешком уходящего сознания понимал, что это всё. Конец!
В душе у Левчишина была только одна захлестывающая душу тоска. «Будь проклят весь этот гребаный Афган и интернациональный долг... »
Моджахеды подошли к нему. Сергей встал.
Коротко посовещавшись один из моджахедов, сказал:
– Хамрох берим! Пойдешь с нами!
И нагрузив собранным на месте боя оружием, его увели с собой.
* * *
К Левчишину подошёл невысокий смуглый парень. Это Носиржон Рустамов. Выдохнул.
– Всё бля! Не могу больше. Ноги уже как у лошади все в порезах от соломы. Давай перекурим.
Левчишин крикнул:
– Абдурахмон, объявляй перекур! На ударников капиталистического труда мы не подписывались!
Николай Шевченко, которого звали Абдурахмон согласно кивнул головой, достал из кармана пачку сигарет.