Однажды в Голливуде
Шрифт:
Во время сцены секса в квартире Лены Клиффа и мисс Химмельстин поглотило возбуждающее ощущение от того, как впервые видишь нечто новое, — ив этот момент их пальцы сплелись.
Клифф вспомнил рецензию Ричарда Шикеля в журнале «Лайф» из приемной Марвина Шварца:
Десять, даже пять лет назад это бы нас ужасно шокировало — эстетически, культурно и уж точно морально. Но теперь во всех сферах мысли и искусства нас настолько дразнит следующий уровень открытости, что перейти наконец и эту границу — подлинное облегчение.
Первая сцена секса в «Я любопытна — желтый» и, в сущности, во всем современном кино, строго говоря, не то чтобы эротика (у Клиффа вот не встал), но первый проблеск откровенной наготы определенно пощекотал нервы. Запоминающейся сцена вышла из-за остроумной подачи. Режиссер Вильгот Шёман снял первую настоящую сцену секса, переплывшую океан, в духе комедии ошибок, в которую превращается большинство перепихонов. Шёман стремится реалистично подчеркнуть неловкость совокупления. Пара хочет перейти к делу; мы, зрители, которые весь фильм ждали именно этого, хотим, чтобы они перешли к делу; но режиссер сознательно подбрасывает перед полуденным перепихоном одно реалистичное препятствие за другим. Бёрье все никак не может справиться с пуговицами на брюках Лены, и она ворчит на него за нерасторопность («Ты что, сам не можешь?»), в итоге ей приходится оторваться от поцелуев и взять дело в свои руки, самой расстегнуть и снять штаны. Он пытается трахнуть ее стоя; она его останавливает («Я так не могу») — очевидно, это из личного опыта. Когда же они идут в другую комнату, чтобы достать матрас, то сучат ногами, как маленькие игрушечные солдатики, — им мешают спущенные до лодыжек штаны. Доставая матрас, они практически раскурочивают комнату, затем тащат матрас в гостиную и там понимают, что все завалено оборудованием Лены (катушечные магнитофоны, размотанные пленки, микрофоны), и сперва приходится сгребать все это барахло, чтобы наконец уже бросить матрас на пол и потрахаться.
Клиффу казалось, это одна из лучших сцен, что он видел в кино. Точно самая реалистичная. Он бывал в таких квартирах, трахал таких девушек, на таких матрасах, на таком полу. Клиффу приходилось наспех сгребать журналы, комиксы, книжки в мягких обложках и пластинки, чтобы трахаться на полу, на диванах, в кроватях и на задних сиденьях автомобилей. Также Клифф был известен тем, что проходил большие расстояния со спущенными до лодыжек штанами и вставшим членом, указующим путь.
А сцена с сексом на мосту, по мнению Клиффа, еще сексуальнее предыдущей. Клиффу нравится трахаться в общественных местах. Нравится сосаться в общественных местах, когда ему отсасывают в общественных местах, когда ему дрочат в общественных местах. После этих двух сцен Клифф уверен, что уже видел два главных момента фильма. Но ни он, ни мисс Химмельстин не были готовы к сцене с лобковыми волосами. В ней Лена и Бёрье лежат голые и беседуют, лаская друг друга: ее лицо — прямо напротив его опавшего члена, ее пальцы скользят в пышном кусте лобковых волос, пока она осыпает член легкими поцелуями. Сидя в вест-вудском кинотеатре, держась за руки с мисс Химмельстин и глядя на такую сцену в настоящем фильме, с настоящей актрисой, Клифф чувствовал, что наблюдает за рождением новой эпохи в истории кинематографа.
Позже Рик спросил Клиффа, трахнул ли он мисс Химмельстин.
— Да не, — ответил Клифф.
Впрочем, признался он Рику, она отсосала в его «Карманн-Гиа», когда он подвозил ее домой в Брентвуд, но это было их единственное свидание.
В 1972 году Джанет Химмельстин станет полноценным агентом в «Уильяме Моррисе», а к 1975 году — одним из лучших.
С тех пор члены она будет сосать только тем клиентам, чьи имена указываются в начальных титрах.
Глава третья
Сьело-драйв
«Кадиллак Куп Девиль» 1964 года Рика Далтона с Клиффом Бутом за рулем выезжает с подземной парковки здания «Уильям Моррис» на Чарлвилл, затем через квартал сворачивает на бульвар Уилшир.
Пока винтажный «кадиллак» с двумя винтажными мужчинами едет по оживленной улице, хиппи, как саранча заполонившие город, разгуливают по тротуарам в платьях и одеялах, с грязными босыми ногами. Обеспокоенный Рик Далтон, еще не поделившийся причиной тревог с приятелем Клиффом, смотрит в окно автомобиля и выдает полный отвращения комментарий по поводу гуляющих мимо хиппарей:
— Только посмотри на сраных придурков. Знаешь, ведь когда-то этот город был чертовски приятным местом. А теперь полюбуйся! — Затем с фашистским презрением замечает: — Честное слово, их бы всех к стенке и дать по ним очередь.
Они сворачивают с оживленного Уилшира и возвращаются на Сьело-драйв к Рику более тихими жилыми улицами. Рик выдергивает сигарету из пачки «Кэпитол Дабл-ю», сует в рот, прикуривает и с видом крутого парня щелкает серебряной крышкой своей «Зиппо». Одной затяжкой сразу выкуривая сигарету на четверть, говорит водителю:
— Что ж, приятель, теперь все официально. — Он громко шмыгает носом. — Я вышел в тираж.
Клифф пытается утешить босса:
— Да ладно, дружище, о чем ты вообще? Что этот тип тебе там наплел?
— Чертову правду, вот что он наплел!
— И что тебя так огорчило?
Рик поворачивается, смотрит на Клиффа.
— Осознание, что я слил всю свою сраную карьеру в унитаз, вот что меня, на хрен, огорчило!
— Так что случилось-то? Он тебе отказал?
Рик снова глубоко затягивается сигаретой.
— Нет, он хочет помочь мне пробиться в итальянское кино.
— Так и в чем проблема? — быстро реагирует Клифф.
— Мне придется играть в гребаном итальянском кино, — кричит Рик, — вот, блядь, в чем проблема!
Клифф решает сосредоточиться на дороге и дать Рику выпустить пар. Актер затягивается сигаретой и наслаждается жалостью к себе. Выдыхая дым, он размышляет:
— Пять лет восхождения. Десять лет топтания на месте. А теперь — падение на дно.
Пока они едут, Клифф предлагает взглянуть на вещи под другим углом:
— Слушай, у меня самого-то карьеры никогда не было, так что не скажу, что действительно понимаю твои чувства...
— В смысле? — перебивает Рик. — Ты же мой дублер.
Клифф называет вещи своими именами:
— Рик, я твой водитель. Со времен «Зеленого Шершня» и со времен, как у тебя отобрали права, это моя работа. Я мальчик на побегушках. Я не жалуюсь. Мне нравится тебя катать. На съемки и обратно. На прослушивания. На встречи и всю херню. Мне нравится следить за домом в Голливуд-Хиллз, когда ты в отъезде. Но я уже давно не работал дублером на полную ставку. Так что, с моей точки зрения, перспектива дернуть в Рим сниматься в кино — не то чтобы конец света, а ведешь ты себя так, будто это он и есть.
— Ты хоть раз в жизни смотрел итальянский вестерн? — быстро парирует Рик и тут же отвечает на собственный вопрос: — Они ужасны! Это ебучий фарс.
Клифф не теряется:
— Да? А ты сам их сколько посмотрел? Один? Два?
— Достаточно! — авторитетно заявляет Рик. — Никто не любит спагетти-вестерны.
— Уверен, некоторые итальянцы любят, — говорит Клифф себе под нос.
— Слушай, — говорит Рик, — я вырос на Хопалонге Кэссиди и Хуте Гибсоне. Итальянский вестерн Гвидо Депузо с Марио Бананано в главной роли — это для меня не то чтобы знак качества! — Свою итальянскую тираду он завершает, щелчком выкинув сигарету из окна авто. — Пойми, я все еще зол, что этого макаронника Дина Мартина взяли в «Рио Браво». И это я еще молчу про сраного Фрэнки Авалона, умирающего во время битвы за гребаный Аламо.