Однажды в Голливуде
Шрифт:
Успешно влившись в движение, Клифф решает узнать:
— Как тебя зовут?
— Друзья зовут меня Киской.
— А на самом деле?
— Ты не хочешь быть моим другом?
— Конечно я хочу быть твоим другом.
— Тогда я уже сказала: друзья зовут меня Киской.
— Тоже верно. Рад знакомству, Киска.
— Алоха. Ты знаешь, что «алоха» значит и «здравствуй», и «прощай»?
— Вообще-то знаю.
Коснувшись плеча его желтой рубашки:
— Ты что, гаваец?
— Нет.
— Так как тебя зовут, мистер Белый?
— Клифф.
— Клифф?
— Да.
— Клиффорд или просто Клифф?
— Просто Клифф.
— Клифтон?
— Просто Клифф.
— Не нравится Клифтон?
— Это не мое имя.
Она опускает ножки с приборки и хватает бордовый пакетик «Хот Вакса» с переднего сиденья.
— Что тут у тебя?
— Эй, минутку, мисс Невоспитанность, — протестует Клифф. — Сперва спроси разрешения.
Она сует в пакетик свою ручищу, извлекает восьмидорожечную кассету «Лучшие хиты Тома Джонса» и разражается смехом.
В противоположность своей реакции на усмешку Сьюзан на подколку Киски Клифф улыбается.
— Слушай, иди ты, оборзевшая хиппи. Нравится мне «Делайла». Какие-то проблемы?
Поднимая кассету с фотографией Тома Джонса, она саркастично спрашивает:
— А что такое, у них закончился Энгельберт Хампердинк?
Наклонившись к ней поближе:
— Он мне тоже нравится, что пристала?
Она отмахивается широкими ладонями — мол, «без проблем»:
— Эй, Марк Твен сказал: «Если бы все люди думали одинаково, никто не играл бы на скачках».
— Так Марк Твен и сказал? — спрашивает он. Она пожимает плечами.
— Ну как-то в этом роде.
Ее длинные пальцы срывают с кассеты целлофан. Она снимает картонку, в которой сидит громоздкая пластмассовая кассета, потом переключает магнитолу «кадиллака» с радио на проигрыватель.
The Box Tops вырубаются.
Пока Клифф одним глазом приглядывает за ней, а вторым — за Голливуд-фривей, Киска вставляет кассету. Раздается громкий щелчок, потом секунду-другую они слушают из динамиков просто шипение, а потом в полном стерео гремит грандиозный хит Тома Джонса «Что нового, Киска?».
— Ладно, — признает Киска. — Эта песня мне нравится.
Она поворачивает ручку и делает погромче, начинает двигать под музыку плечами, исполняя для Клиффа небольшой сексуальный танец на пассажирском сиденье «кадиллака». Поднимает ноги с пола и подворачивает под попку. Потом, привстав на коленях, расстегивает металлическую пуговицу на обрезанных левайсах.
Клифф, до сих пор не издававший ни звука, поднимает брови.
«Ладно, может, это и стоит всего бензина до Четсворта», —думает он.
В ответ на его реакцию брюнетка поднимает коричневые брови, похожие на двух гусениц, и расстегивает ширинку шортиков. Затем стягивает их с задницы и ног, пока они не оказываются в ее руке, и обнажает испачканные розовые трусики с маленькими вишенками. Она крутит левайсы на пальце в такт напоминающему каллиопу пианино из «Что нового, Киска?», потом бросает их на пол.
Покачивая задницей под вокал Тома, Киска подцепляет большим пальцем грязные розовые трусики с вишенками, медленно спуская с ног и их. Затем ложится спиной к дверце и раздвигает ноги, открывая водителю лес темных лобковых волос. Волос таких же буйных и густых, как и на голове.
— Нравится, Клифф? — спрашивает она.
— Еще бы, — честно говорит он.
Она ложится спиной на сиденье «Куп Девиля» Рика, приложив голову с шатеновой копной к дверце. Поднимает левую ногу и упирается пяткой в подголовник Клиффа, поднимает правую и кладет между приборкой и лобовым стеклом, целиком раскрываясь для довольного водителя.
Затем, в ритм песни Тома Джонса о Киске, облизывает два пальца и потирает клитор.
Клифф едет по Голливуд-фривей, одним глазом наблюдая за дорогой, а вторым — за темной небритой киской Киски.
Девушка закрывает глаза и говорит голосом, в котором звенит возбуждение:
— Сунь в меня пальцы.
— Сколько тебе лет? — спрашивает Клифф.
Глаза Киски распахиваются.
Это так давно никого не волновало, что она даже решила, что ослышалась.
— Чего?
— Сколько тебе лет? — повторяет Клифф.
Она недоверчиво смеется.
— Вау, вот это меня спрашивают в первый раз за очень долгое время.
— И какой ответ? — не сдается он.
Она привстает на локтях, но не сводит ноги, саркастически отвечая:
— Ну что, будем играть в детские игры? Восемнадцать. Полегчало?
— У тебя есть какие-нибудь документы? — спрашивает Клифф. — Ну, знаешь, права или еще что?
— Ты прикалываешься? — выпаливает она в удивлении.
— Нет. Мне нужно видеть какое-нибудь официальное подтверждение, что тебе восемнадцать лет. А его у тебя нет, потому что ты младше.
В ответ на это Киска сдвигает ноги и садится, изумленно качая лохматой головой.
— Такого обломщика, чувак, еще поискать.
Все еще без шорт, она снова вытягивает длинные ноги и закидывает огромные ступни на приборку, подложив руки под голову и разлегшись на сиденье целиком.
— Очевидно, я не слишком маленькая, чтобы трахаться с тобой, но зато, очевидно, ты слишком старый, чтобы трахаться со мной.
У Клиффа своя точка зрения, которой он и делится с Киской:
— Я слишком старый, чтобы сесть за перепихон. Тюрьма по мне всю жизнь плачет. Но пока еще ни разу не достала. Но когда все-таки достанет, то не из-за тебя. Уж не обессудь.