Однажды в России
Шрифт:
Это пройдет, подумал дядя Сема. И снова угадал.
За окнами носилась толпа. Выстраивались и таяли непонятные очереди. Люди сбивались в кучки и горячо обсуждали новости. Дядя Сема почувствовал, как много работы будет у мальчика, за которым он наблюдает. Если только ему хватит денег. Потом пауза истекла.
Мальчик встал и ушел, поглядев на толпу снаружи, как на тарелку с едой. Толстяк, повеселев, заказал шашлык и помахал в воздухе тонкой пачкой новых денег.
А дядя Сема поднял кларнет, и вся Ялта услышала первый такт фокстрота. Который уже давно перестал быть скандалом, но еще не разучился обращать в танец бессмысленное шарканье ног и копыт...
* * * - Ну?
Страшила
– Красавец, - улыбнулся Генка.
– Все бабы теперь твои.
– Ха! Мне теперь все не нужны. Я теперь выбирать буду.
– Давай, давай...
Друзья, разбогатевшие за три дня, не спеша шли по торговым рядам Лужников. Новое чудо - частный рынок - прижилось в вечно торгующей Москве моментально. Теперь странным казалось, что вчера на месте орущего торжища простирались пустынные аллеи главного споркомплекса страны. От вчерашнего дня Лужи осталась только музыка, да и та сменила марши на попсу и гремела вразнобой из сотен динамиков.
Генка бродил по рынку с удовольствием. Несмотря на толкотню и хамство, рынок был полон жизнью. То есть тем, чего Генке категорически не хватало дома.
Страшила сиял. Он шел впереди Генки, осторожно помахивая бутылкой дорогого "Туборга". Чтобы не пролить на костюм. Неизвестно где, он успел потратить уже всю свою долю и теперь сердился на Генку, что тот своей угрюмостью мешает ему веселиться дальше.
– Смотри!
– Страшила показал на кожаную летную куртку.
– Тебе пойдет. Бери! Будешь как Чкалов, только без крыльев...
– Да ну ее!
– Давай, давай. Вот и штаны крутые, для комплекта. Почем штаны, хозяйка?
Сорокалетняя тетка, поджарая и улыбчивая, отозвалась мгновенно.
– Пятьдесят.
– Сколько?!
– Тебе за сорок пять отдам.
– А за сорок?
– А за сорок сам за ними поедешь.
– Куда это?
– Куда хочешь. В Венгрию, в Югославию... В Турцию...
– И поеду!
– И езжай.
– А с курткой сколько?
– С курткой - сто двадцать.
– Сто двадцать?!
– Ты на материал посмотри. На шов тоже. Это качество, не ширпотреб.
– Так уж и не ширпотреб, - улыбнулся Генка.
– А ты походи по рынку. Если лучше найдешь - бери там. Только не найдешь.
– Значит, в Турцию, говорите...
– задумчиво протянул Гена.
– Да куда угодно. А тебе то что? Тоже челночить собрался?
– Выпить хотите?
– спросил Гена.
Страшила с удивлением поглядел на друга. Чтобы разборчивый Генка, который в последнее время вообще не обращал на девчонок внимания, вдруг начал клеить эту старую кошелку... Странно. К тому же, в новом костюме Страшила поднялся сам над собой и теперь иначе, чем на фотомодель, не был согласен.
– А кто ж не хочет, - охотно откликнулась тетка, - у меня и сухой паек есть на закуску. Бутылка ваша.
– Ага. Страшила, сбегай за пузырем. Что-то я замерз.
– А как я замерзла!
– подмигнула тетка, - холодно у вас, в Москве-то. Даром, что лето на дворе.
Страшила пошел за бутылкой, пожав плечами.
– А сами откуда?
– С Украины.
– Крым?
– Карпаты. Львов.
– Понятно. И давно челночите?
– Уж полгода как.
– Удачно?
– По разному. На дворец не насобирала.
– Что так?
– Четверо по лавкам. Насобираешь тут. Опять же - одна мотаюсь.
– И что?
– А ты потаскай эти сумки с товаром. Мало не покажется.
– Куда ездите?
– В Югославию.
– Выпускают без проблем?
– Какие
– От кого?
– От югослава.
– Зачем?
– Для визы. Да ты и впрямь, что ли, челночить собрался?
– А живете у того, кто пригласил?
– Ага. В его кровати спим... Да ты знаешь, сколько он таких писулек в день заполняет? Попробуй, приедь к нему. Сесть негде будет.
– А где живете?
– Когда как. В теплую погоду на пляже спала.
– Не воруют?
– Нет. Тамошние не приучены, а наши пока боятся.
– Надолго ли...
– Да уж...
– Нашел!
– Страшила был тут как тут с пузырем водки.
– А чего ее искать то?
– удивилась тетка, - на каждом углу теперь продают.
– Не водку! Куртку такую же, и штаны. В комплекте - за сто десять отдают. Пойдем, Генка.
– Не суетись, Страшила. Открывай, посидим еще с... Как вас?
– Ксюша.
– С Оксаной. Доставайте сухой паек, Ксюша. Так что вы говорили насчет приглашений?..
...Столетний ворон, помнивший Лужники еще помойкой, наблюдал с верхушки клена за человеческим морем. Он не обратил никакого внимания на беседующую за прилавком троицу. Он был привычно раздражен и покрикивая на молодняк, решал вечный вопрос: что, кроме привычки, держит его в самом вонючем месте этой самой вонючей из столиц. Разве что, купола недалекого Новодевичьего? Хотя с другой стороны, на кой черт старой птице какие-то купола с фальшивой позолотой?
Ворон поймал себя на мысли, что снова думает по человечески. Мало того. По русски. И, пользуясь случаем, грязно ругнулся сквозь клюв.
И посмотрел на небо, которое везде одинаково.
* * * Небо, которое везде одинаково, розовело над Сплитом. Ночь запрокидывалась за море, а Солнце с заспанным видом карабкалось на верхушку горы.
– Красиво, - вздохнула Злата.
– О, да, - прошептал Горан.
– Кажется, мы просидели здесь всю ночь.
– Она оказалась самой короткой.
– И мы совсем не спали.
– Да... Нам было некогда.
– Красиво, - повторила девушка...
Рассвет застал голубков на пляже, который проявлялся из темноты медленно, как фотография в старом растворе. Сначала из мрака сделали шаг вперед мрачные стены Сплитской крепости. Потом на фото появилось крупное зерно пляжной гальки. Наконец, из полумрака, совсем рядом с Гораном и Златой, проявились человеческие фигуры. Они были темны, неподвижны и казались мертвыми.
– Ой, - вздохнула Злата.
– Кто это?
Девушка была не одета и почувствовала себя неловко.
– Не бойся. Это русские.
– Русские? Что они тут делают?
– Спят.
– Здесь? Странно! А почему они не снимают комнаты?
– Кто их поймет, этих животных. Наверное, экономят.
– Говорят, у русских сейчас все плохо?
– Не знаю и знать не хочу...
– Я полна любви, Горан. Странно. Мне кажется, я люблю даже этих... спящих...
– В конце концов, наши отцы вместе воевали...
– Ах, все равно. Ты не хочешь искупаться?
– Нет. Вода холодная.
– А я пойду. А ты меня потом согрей, ладно?..
– Обещаю, - Горан сверкнул своей чудесной улыбкой.
Девушка встала, и, ничуть не стесняясь своей наготы перед тем, кого полагала животными, зашла в море...
Страшила уже давно поглядывал на воркующую хорватскую пару. Ему было тоскливо на душе, а галька за ночь намяла ему бока так, что нечем было дышать. Рядом, по спартански безучастно, спал Генка. А между ними лежало пять огромных сумок, беременных товаром.
Страшила был верен себе и половину денег истратил на местную колоритную одежду. Теперь он был похож на дохлого петуха в своих пестрых, измятых за ночь, тряпках.