Офицеры и джентльмены
Шрифт:
— Лишился кончика уха, проворчал он. — Совсем не больно. Но буду рад, когда этот день закончится.
— Вы начнете отходить в полночь, как я помню.
— «Отходить» — хорошее слово. Звучит так, будто старая дева отходит ко сну.
— По-моему, вы попадете в Александрию раньше меня, — продолжал Гай. — Группа Хука отходит последней, будет прикрывать посадку на суда. У меня не сложилось впечатления, что немцы горят желанием атаковать.
— Знаете, «дядюшка», что это такое, по-моему? По-моему, они хотят дать нам спокойно сесть на суда, а потом потопят нас с воздуха, когда им заблагорассудится. Куда более легкий способ разделаться с нами.
Недалеко от них разорвалась мина.
— До чего
В этот момент связной вызвал его на командный пункт роты. Гай пошел вместе с ним и снова присоединился к полковнику Тиккериджу.
Отход на фланге занял немного времени. Гай наблюдал, как батальон занимал оборону на новом рубеже. Все было сделано по правилам. Полковник Тиккеридж отдал распоряжения на темное время суток и изложил порядок окончательного отхода. Гай сделал пометки о времени и направлениях отхода алебардистов и новозеландцев через боевые порядки группы Хука. Затем он распрощался.
— Если случайно встретитесь с морячками, — сказал на прощание полковник Тиккеридж, — передайте им, чтобы подождали нас…
В третий раз Гай проследовал по дороге на юг. Наступила ночь. Дорога была забита множеством солдат. Остатки своего штаба он нашел на прежнем месте. Построившись в колонну, они двинулись в темноту. Идти пришлось всю ночь молчаливой составной частью бесконечной процессии шатающихся от усталости, медленно волочивших ноги людей.
Потом прошел еще один день, минула еще одна ночь.
7
— «Ночью и днем, — напевал Триммер, — только вдвоем. И под солнцем и под луной только с тобой…»
— Слушай, — строго сказал Йэн Килбэннок, — ты едешь в «Савой» на встречу с представителями американской прессы.
— «Ив тишине, и в тьме ночной мои мечты лишь о тебе», — продолжал напевать Триммер.
— Триммер!
— Я уже встречался с ними.
— Это другие. Это Скэб Данз, Вам Шлюм и Джо Маллигэн. Они большие люди, эти Скэб, Вам и Джо. Их статьи публикуются во всех американских штатах. Триммер, если ты не перестанешь заливаться, как канарейка, я предложу откомандировать тебя обратно в Исландию, в твой полк. Вам и Скэб, разумеется, — антифашисты. Джо настроен менее определенно. Он — бостонский ирландец и не очень-то интересуется нами.
— Пресса мне осточертела. Ты знаешь, как называет меня «Ежедневный сплетник»? «Демонический цирюльник»!
— Это они так назвали тебя, а не мы. Жаль, что такое название не пришло в голову мне.
— Так или иначе, я завтракаю с Вирджинией.
— Я избавлю тебя от этого.
— А меня эта встреча вовсе не обременяет.
— Предоставь это решать мне.
Йэн стал набирать номер телефона, а Триммер снова погрузился в мир грез и запел:
— «О, как во мне пылает все, и жаждет, и клокочет…»
— Вирджиния? Это Йэн. Полковник Триммер приносит свои извинения. Он не сможет сегодня позавтракать с вами, мадам.
— «Демонический цирюльник»? Мне и в голову не приходило завтракать с ним. Йэн, сделай что-нибудь, пожалуйста, как для старого друга. Внуши твоему юному герою, что меня просто тошнит от него.
— По-твоему, это будет очень любезно?
— Десятки девушек страстно желают провести с ним время. Почему он должен надоедать именно мне?
— Он говорит, что ему все время подсказывает внутренний голос: «Ты, ты, ты».
— Скажи ему, пусть убирается ко всем чертям. Ладно, Йэн?
Йэн положил трубку.
— Она говорит, чтобы ты проваливал ко всем чертям, — сообщил он.
— О-о!
— Почему ты не прекратишь приставать к Вирджинии? Ведь из этого ничего не выйдет.
— Нет, выйдет, уже выходило. Она не может относится ко мне так высокомерно. Ведь в Глазго…
— Триммер, ты достаточно
В штабном автомобиле, увозившем их в «Савой», Йэн пытался ввести Триммера в курс дела.
— Я рад сообщить тебе, что Джо не очень-то интересуется военными операциями. Он воспитан в духе недоверия к красномундирникам [68] . Он смотрит на нас, как на феодальных и колониальных угнетателей, к числу которых ты, Триммер, ручаюсь за тебя, определенно не относишься. Мы должны показать ему новую Великобританию, которая куется в горниле войны. Черт побери, Триммер, я не уверен, что ты слушаешь меня.
68
Распространенное среди неангличан название военнослужащих английской армии в XIX — начале XX веков.
Не был уверен в этом и Триммер. Внутренний голос продолжал нашептывать ему безнадежным тоном: «Ты, ты, ты».
Йэн Килбэннок, подобно Людовичу, обладал способностью изменять манеру разговора. У него была одна манера разговаривать с друзьями, другая — с Триммером и генералом Уэйлом, третья — с Бамом, Скэбом и Джо.
— Здорово, ребята! — громко сказал он, входя в номер отеля. — Посмотрите, кого я привез вам.
Эти три толстых, неряшливых человека жили бок о бок не ради экономии; их расходы никто не ограничивал. В том, что они жили вместе, не играло роли, как иногда бывало в прошлом, и профессиональное соперничество; в этом городе коммюнике и цензуры нельзя было надеяться на какую-нибудь сенсационную новость и не было никакой необходимости следить за соперниками. Просто их тянуло к дружескому общению, к разделению общих для всех условий жизни в чужой стране, да и состояние нервов у них было одинаковое. Скудная диета, беспробудное пьянство и ночные тревоги подкосили их, или, точнее, сильно ускорили процесс разрушения, едва различимый у этих трех широко почитаемых репортеров-асов год назад, когда они беспечно высадились в Англии. Они вели репортажи о падении Аддис-Абебы, Барселоны, Вены и Праги. Здесь они находились, чтобы вести репортаж о падении Лондона, но падение этой столицы почему-то задерживалось, и заготовленный впрок материал покрылся плесенью. Тем временем они подвергались лишениям и опасностям, которые в пору юности переносили с хвастливым видом несколько дней подряд, но которые теперь, затянувшись на неопределенное время и распространившись почти на каждого, стали навевать скуку.
Их комната выходила окнами на реку, однако стекла были заклеены крест-накрест липким пластырем, и сквозь них проникали лишь скудные солнечные лучи. Комната освещалась электрическим светом. В ней были три пишущие машинки, три больших чемодана, три кровати, масса беспорядочно разбросанной бумаги и одежды, бесчисленные окурки, грязные стаканы, чистые стаканы, пустые бутылки, полные бутылки. С трех лиц желтовато-серого цвета на Триммера уставились три пары налитых кровью глаз.
— Бам, Скэб и Джо, это тот самый парень, с которым вы все хотели встретиться.