Офицеры и джентльмены

Во Ивлин

В подобных размышлениях Гай пролежал почти весь день, пока миссис Ститч не позвала его на коктейль.

Прошло немало дней, а Гай по-прежнему лежал в шезлонге в обществе важничающих, прихорашивающихся «павлинов». Непрерывной вереницей, в одиночку и большими компаниями, приезжали и уезжали гости: паши, придворные, дипломаты, политики, генералы, адмиралы и субалтерны; греки и египтяне, евреи и французы. Но миссис Ститч никогда не упускала из виду Гая. Три, а то и четыре раза в день она появлялась рядом с ним, изливая на него очередную порцию своего обаяния.

— Нет ли у вас здесь друзей, кого бы вам хотелось пригласить? —

поинтересовалась она однажды, затевая очередной званый обед.

— Пожалуй, есть один. Полковник Тиккеридж. Я слышал, что он в лагере в Мариауте. Вы не знакомы с ним, но он не может не понравиться вам.

— Я отыщу его для вас.

Это произошло рано утром 22 июня — в день откровения для людей всего мира, для бесчисленных грядущих поколений, и среди них для Гая — одной бессмертной души выздоравливающего лейтенанта-алебардиста.

Новость о вторжении в Россию принес Элджернон Ститч, возвратившийся домой ко второму завтраку. За столом сидели только миссис Ститч, Гай и два секретаря.

— Но почему этот идиот не мог начать именно с России, — возмущенно спросил Элджернон Ститч, — вместо того чтобы причинять нам массу неприятностей?!

— А для нас это хорошо? — тоном школьницы задала вопрос миссис Ститч.

— Трудно сказать. Специалисты считают, что у русских не очень-то много шансов. Зато у них имеется масса вещей, которые окажутся весьма полезными для немцев.

— А что скажет в связи с этим Уинстон?

— Будет приветствовать наших новых союзников, конечно. Что же ему остается?

— А это очень приятно — иметь союзника, — заметила миссис Ститч.

За завтраком только и говорили, что о ресурсах Украины, о количестве самолетов, дивизий, транспортных средств и нефти, о Тильзите и Толстом, об американском общественном мнении, о Японии и «антикоминтерновском пакте» — обо всем том, что занимало тогда важнейшее место в умах большинства людей и горячо обсуждалось во всех уголках мира. Однако Гай сохранял молчание.

Миссис Ститч легко коснулась лежавшей на скатерти руки Гая:

— Чувствуете себя неважно сегодня?

— Отвратительно.

— Не унывайте. Сегодня за обедом вы увидите вашего приятеля.

Но Гай нуждался в чем-то большем, нежели полковник Тиккеридж.

Два года назад, в такой же солнечный, беззаботный день, на Средиземноморье он прочел о русско-германском договоре. Тогда ему казалось, что десятилетний период тьмы и позора подходит к концу, что наступает время рассвета и здравого рассудка, время, когда огромный и ненавистный враг хорошо виден, когда все маски сброшены; это был современный век оружия и войн.

Теперь эта иллюзия рассеялась, как рассеялись киты и черепахи во время бегства с Крита; после менее двух лет паломничества в святую землю иллюзий Гай вновь оказался в старом лицемерном мире, где священники оборачивались шпионами, храбрые друзья становились предателями, а его страну вели к бесчестью.

В тот день он достал свою записную книжку и швырнул ее в мусоросжигатель, стоявший во дворе недалеко от окна его комнаты. Это был символический акт; Гай поступил, как солдат на набережной в порту Сфакии, разбиравший пулемет «брен» на части и швырявший их одну за другой, всплеск за всплеском, в воду, покрытую плавающими нечистотами.

Полковник Тиккеридж в этот

вечер, как обычно, был в бодром настроении. Его не мучили проблемы добра и зла. Чем больше парней будут стрелять в немцев, тем лучше. Это ясно. Скверная форма правления у русских? Так она и раньше была не из лучших. И русские изменили ее. Все это он объяснил Гаю еще до начала обеда. Полковник Тиккеридж был доволен и только слегка озадачен. По его мнению, так много гостей за обедом могло быть только в честь празднования какого-то события. Какого именно, он так и не узнал. Он испытывал некоторое благоговение перед высоким положением присутствовавших, особенно генералов. Его внимание не привлекла ни одна из дам, сидевших с той и другой стороны от него. Когда они разражались тирадами на французском языке, он ничего не понимал. Однако он усердно отдавал должное угощению. «Дядюшка» Гай поступил очень хорошо, попросив пригласить его сюда. Позже, вечером, когда они с Гаем вдвоем сидели под пальмами, к ним присоединилась миссис Ститч.

— «Алебардисты! Где ваши пистолеты? — процитировала она. — Где ваши острые секиры? О, алебардисты!»

— Как? — пробормотал ошеломленный полковник Тиккеридж. — Простите, я не совсем вас понимаю…

— О чем вы разговаривали? — поинтересовалась миссис Ститч.

— Я договариваюсь о своем будущем, — ответил Гай. — Результат вполне удовлетворительный. Полковник берет меня обратно к себе.

— На том берегу мы потеряли много хороших парней, как вы знаете. В настоящий момент мы усиленно занимаемся пополнением своих рядов. Не хотелось бы брать кого попало из общего резерва, если можно обойтись без этого. Рады снова видеть у себя одного из старых сослуживцев. Надеюсь, что бригадир не взъестся на него.

— Бригадир? — рассеянно, но вежливо спросила миссис Ститч. — Кто же это?

— Бен Ритчи-Хук. Вы, должно быть, слышали о нем.

Миссис Ститч внезапно насторожилась.

— Думаю, что слышала. Разве он не умер? Я считала, что Томми именно поэтому и вступил в командование чем-то там таким…

— Он пропал без вести, а не умер. Это далеко не одно и то же. Теперь он объявился на западе Абиссинии, возглавляет группу черномазых. Разумеется, хотел и дальше командовать ими, но власть имущие не допустили этого. Они выдворили его оттуда и отправили в Хартум. На этой неделе он должен прибыть в Каир. Мы только что узнали об этом. День хороших новостей, правда ведь?

— Говорят, он солдафон.

— Я бы сказал, не такой, как считают некоторые. Он всегда сам создает себе неприятности.

— Томми вспоминал о нем позавчера, когда говорил о чем-то… Он, кажется, известен всем как человек, с которым то и дело попадаешь в неприятное положение.

— В неприятное положение попадают только те, кто заслуживает этого, — уточнил полковник Тиккеридж.

— Кажется, я знаю, кого вы имеете в виду, — заметил Гай.

— В прошлую войну был один человек, который подвел бригадира в трудную минуту, — сказал полковник Тиккеридж. — Не из наших, разумеется. Бен был тогда всего лишь командиром роты, а тот человек, служил в штабе. Вскоре после этого Бен получил ранение и несколько месяцев провалялся в госпитале. Ко времени его выздоровления этого человека перевели куда-то в другое место. Но Бен так и не простил ему обиды. Он разыскал его и испортил ему всю карьеру. В Бене сидит безжалостный охотник.