Огненная арена
Шрифт:
— А Аман… — улыбнулся Черкез, прополоскав рот и намочив лицо. — Как дела? Жив-здоров?
— Здоров, слава аллаху. С делами тоже покончили. Цирк закончил сезон, закрылся до осени. Теперь будем ходить на скачки. Кобыл двухлеток объезжаем…
— Ратх тоже с тобой?
— А где ж ему еще быть?
— Галия-ханум ходит на службу?
— Ходит, конечно, — засмущался Аман. — А ты, как вижу, соскучился по ней? О Рааби разве забыл? Вон идет.
— Обеих помню, — буркнул Черкез и поверг этой короткой фразой Амана «в ад размышлений».
Черкез тем временем, умывшись, тихонько о чём-то пошептался с Рааби и направился с ней в комнату. Амана всего передернуло: «Сейчас насладится с ней, а вечером навестит Галию!» К счастью Амана
— Ну, ну, где там наш герой? Вернулся, значит?
Все ли благополучно, Черкезхан? — послышался его голос и он вошел в комнату.
Рааби, смущенная присутствием свекра, потопталась немного и отправилась к женщинам. Аман возблагодарил судьбу, что так случилось. И тут же он решил, что сидеть сложа руки и слушать о чем будет рассказывать старший брат, все равно что слушать приговор. Надо было предупредить Галию. Аман подозвал Ратха, шепнул тихонько:
— Я схожу к ней, а ты побудь с ними. Если спросят, где я, скажи, скоро придет.
— Давай иди, только не горячись.
Аман выскользнул в калитку и быстро зашагал в сторону Скобелевской площади. Он шел и думал, что же теперь делать? Эта мысль точила его уже много дней. Ведь Галия беременна… Вчера днем, запершись на тайной квартирке у Камелии Эдуардовны, они долго искали возможные варианты выхода из создавшегося положения. Но так и не нашли. Галия предложила Аману самый простейший по ее понятиям выход. Приедет Черкез, она капризами и ласками заманит его к себе, проведет с ним ночь до утра, а потом… когда начнется подсчет времени, она его как-нибудь обманет… Аман слушал ее и оглядывал налившимися кровью главами. И едва она договорила, вынул нож и со стиснутыми зубами выговорил: «А вот этого не хочешь? Если ляжешь с ним — зарежу!» После сказанного Галия на целую минуту потеряла дар речи. И пока она молчала, он грозил ей, призывая на ее бедную голову все кары, какие существуют на свете. Молчание ее прервалось судорожным, полным отчаяния, плачем. Выплакавшись, наконец, она сказала: «Придется найти доктора…» Но и с этим Аман не согласился. «Вмешательство чужих рук в святая святых, куда даже аллаху не позволено?! — возмутился он. — Нет, милая Галия, такого я никогда не допущу!» Она вновь заплакала, а успокоившись, решительно заявила: «Хорошо, Аман, если нет никакого выхода — я отравлюсь. Я оставлю этот подлый мир». Тогда он посадил ее рядом и стал успокаивать: «Я спасу тебя, Галия, спасу… Я придумаю, чтобы и тебе, и мне было одинаково хорошо… Только ты не делай глупостей». На этом они вчера расстались, и Аман отправился в караван-сарай с надеждой найти седельщика из урочища Джунейд, но того не оказалось в Асхабаде. А теперь вот он больше всего страшился рук Черкеза, которые могут вновь залапать Галию, и соображал, что ему предпринять, чтобы этого не случилось.
Войдя в коридор редакции, где уже однажды бывал, Аман вызвал Галию и тихонько сказал:
— Черкез дома…
Женщина ойкнула, побледнела и поднесла руки к горлу. Аман взял ее за руку, заглянул в глаза:
— Ты не пустишь его к себе в комнату. Поняла? Как бы он тебя не упрашивал — ты должна его ненавидеть. Если не выдержишь — конец у тебя будет один. И запомни: я требую этого потому, что ты мне нужна… Я никогда не встречал такой, как ты… Если б не нуждался в тебе, я разрешил бы тебе все, что угодно — и спать с ним, и идти к доктору, и травиться… Ты пойми меня, Галия, я жить без тебя не могу… Ты подождешь еще день-два и мы оба будем в безопасности. Прощай пока… До завтра… Я всю ночь не буду спать… Прилеплю глаза свои к дверям твоей комнаты…
Он ушел, оставив ее в полуобморочном состоянии. Галия вернулась со службы совершенно больной, Черкез встретил жену скептической усмешкой:
— Что это вы, ханум? Не болели вроде бы, а как я приехал, то сразу и заболели?
— Извини меня, Черкезхан, у меня нездоровый жар… Голова…
Черкез похмыкал, покачал головой. Глядя на него, тотчас зашушукались женщины:. «Вот ведь, бесстыдница… Пока его не было — бегала, как молодая кобыла, а теперь заболела… Да разве это жена?» Женские пересуды еще больше взвинтили Черкеза. «Ладно, завтра поговорим», — решил он..
На следующее утро ровно в девять Черкезхан докладывал Ораз-сердару о своем возвращении и выполнении задания. Ораз-сердар пожал ему руку, затем обошел со всех сторон, осматривая, как овцу, приведенную с базара, и остался довольным.
— Значит так, господин штабс-капитан, — сказал важно, развалившись в кресле. — Рапорт с изложением всего составите на имя его превосходительства, генерал-лейтенанта Уссаковского… Но рапорт передадите через мои руки. Я посмотрю, что вы там нацарапаете. А пока расскажите вкратце о своих успехах. Садитесь, штабс-капитан.
Черкез сел сбоку стола и начал рассказ тоном делового человека:
— Господин майор, проделана невероятно огромная работа. Я завербовал в наши патриотические сотни по меньшей мере триста человек. Я побывал во всех крупных селениях, начиная от Кушки и кончая Баба-Дурмазом. Я беседовал со всеми знатными ханами, баями и арчинами. С их усердной помощью я поговорил со многими, дал задание и привез списки наших новых агентов.
— Берекеля, — отозвался по-туркменски Ораз-сердар. До этого в разговоре с Черкезом он не произнес ни одного туркменского слова. Но и сейчас, сказав «берекеля», он тотчас добавил по-русски: — Молодец, штабс-капитан, молодец… Только будут ли действенны эти списки? Может, они так и останутся на бумаге?
— Господин майор, я старался… Я ночей не спал… Я исколесил все дороги Мургаба и Теджена. Если эти списки не дадут пользы, я буду считать себя несчастным человеком и бездарным офицером.
— Хорошо, Черкезхан… Вижу, что вы старались, Ну, а каково ваше мнение вообще об обстановке в тех краях?
— Неважная обстановка, господин майор. Русские. босяки везде бастуют, и этим мутят головы туркмен.
— Где именно бастуют?
— Но разве вам неизвестно? — удивился Черкез. — Ну, например, о смутах в Байрам-Али? Там, дорогой господин майор, рабочие требуют восьмичасовой рабочий день. Отпуска требуют. Больницы им подай. В государевом имении дехкане забастовали. Тоже прибавку просят. Не говорю уж о налогах — зякете и харад-же. Во многих селах пошла смута. Бедняки обнаглели: отказываются платить налоги. Не платят да еще и землю у ханов требуют: говорят, земля принадлежит народу. Я думаю, господин майор, люди потеряли веру в силу государя. Надо взять всех в руки. Нужны сильные руки, как у Куропаткина. Он мог держать в одной упряжке всех ханов Туркмении, а сейчас они не знают на кого молиться — каждый сам по себе, оттого и беспорядки в селах,
— Господин штабс-капитан, — ухмыльнулся Ораз-сердар. — Значит, по-вашему, господин генерал-лейтенант Уссаковский слабее Куропаткина?
— Что вы, что вы, господин майор… Упаси аллах, я не сказал этого! — перепугался Черкез. — Я попытался передать вам настроение ханов Мургаба и Теджена.
— Оказывается, вы не очень скромный человек, раз говорите сразу за всех, — еще жестче проговорил Ораз-сердар. — Как вы можете говорить о всех ханах, если вы не знаете каково настроение у вашей преданной жены?
Черкезхан от неожиданности разинул рот и выпучил глаза.
— Какой жены, господин майор?
— Ну этой самой… татарочки… Которая вас с ног до головы в цирке… Теперь она в новой роли… сотрудницы редакции крамольной газетки…
— Господин майор!
— Погодите, штабс-капитан, наберитесь терпения выслушать меня до конца. И если после того, что я расскажу, вам захочется побить вашу женушку, то прошу вас, штабс-капитан, не делайте этого. Никогда, ни при каких обстоятельствах не забывайте об офицерской чести и порядочности воспитанного человека…Ну так вот, штабс-капитан… С недавних пор известная всем газетенка, в которой служит и ваша жена, начала как-то наглеть.