Огненная кровь. Том 1
Шрифт:
Она представила так ярко то, что он описал: загорелого мальчишку с упрямым взглядом серых глаз, который взбирается наверх по лестнице, прикреплённой вдоль стеллажей, держа в одной руке подзорную трубу…
— И почему же ты не стал капитаном? — спросила она, продолжая пытливо разглядывать его лицо.
— Ну, знаешь, поначалу я хотел просто сбежать из этого дома, — он засунул руки в карманы и посмотрел задумчиво куда-то в окно, возможно, на морскую гладь или в небо, — стать матросом на ашуманском или рокнийском корабле и уплыть куда глаза глядят. Меня всегда завораживало необъяснимое чувство свободы, когда ты стоишь на палубе, и нос корабля то погружается
— Нет, не глупость… Но…
— Так, всё-таки, сказал?
Когда он говорил, ей казалось, что она слышит шум волн на мадверском побережье, как они с рёвом бросаются на высокие утёсы, и тревожный крик буревестников и чаек, и ощущает на лице дыхание западного ветра…
Всё это было так неожиданно, так ярко, и так близко ей, что у Иррис даже горло перехватило, и она стояла, затаив дыхание.
— Просто… это, — она замялась, не зная, как выразить всё словами, — так созвучно тому, что испытываю я, когда стою на берегу моря. Когда собирается гроза или усиливается ветер, и волны бьются об утёсы. Когда кричат чайки и хочется сорваться вслед за ними, и полететь в самую гущу шторма… И так странно было сейчас слышать, как кто-то другой чувствует то же самое и произносит мои мысли вслух.
Их взгляды встретились, сплелись, увязли друг в друге, в этом вспыхнувшем внезапно понимании…
Иррис ощутила, как где-то внутри зародилось тонкое веретено вихря, в мгновение ока оно захватило её всю, и в тот же миг по гладкому дереву стола, по рисунку из тёмно-красных жилок прокатилась волна живого огня, обволакивая книги, кресла, стеллажи и паркет, ударилась о стены прибоем и рассыпалась вокруг морем дрожащих искр, опалив, кажется, самое сердце…
Как жарко! И дышать почти нечем!
Кровь прилила к щекам, и кожа, ощутив прикосновение этой волны, отозвалась дрожью предвкушения, вспыхнула желанием, запылала на лице, на руках, даже под платьем, под книгой, которую Иррис, как щит, прижимала к груди. И всё внутри сжалось от странного сладкого предчувствия, названия, которому у неё не было.
Она опустила глаза, пытаясь усилием воли погасить это пламя в себе, и произнесла тихо:
— А ты мог бы быть капитаном…
— Да? — спросил Альберт, тоже понизив голос. — Это почему же?
Иррис сделала шаг в сторону, так, чтобы между ними оказался не только стол, но и две больших стопки с книгами, которые закрывали её почти до шеи.
— Потому что ты любишь ветер и свободу, — произнесла она медленно, трогая пальцами углы толстых фолиантов, пытаясь их выровнять и не глядя Альберту в глаза, — и потому что ты из тех, кто может быть только первым. Кто может бросить вызов Богине Айфур и сражаться с ней на равных. Кто лучше
— Быть первым? Было бы ради чего, — произнёс он изменившимся голосом, в котором прозвучали хриплые ноты, — всякому парусу нужен свой ветер, Иррис… Даже если этот ветер штормовой. И я согласен — странно слышать, как кто-то другой произносит вслух твои мысли и чувствует то же, что чувствуешь ты.
Вторую волну она не видела, она просто почувствовала её всем телом. Не сбивающую с ног, не обжигающую яростным пламенем — невидимые тёплые руки обняли её всю, и невозможно было не поддаться такому объятью. На какое-то совсем короткое мгновенье она закрыла глаза, отдаваясь этому теплу и впитывая прикосновение кожей.
Вихрь растворил в себе огонь и распался, скользнул по щеке ласковым дуновением, сплетаясь с тем невидимым теплом, что обнимало её сейчас…
Никогда Иррис не испытывала ничего подобного. Это было ни на что не похоже и так волшебно, что пальцы её дрогнули, сдвигая фолианты, и стопка книг обрушилась на пол, погасив чудесное видение.
— Извини, я такая неловкая, — пробормотала она и бросилась собирать книги.
— Я помогу, — Альберт обогнул стол.
Иррис схватила четыре фолианта и спешно отошла на несколько шагов назад. И чтобы скрыть смущение и успокоить бешено бьющееся сердце, спросила:
— А куда ведёт эта лестница?
Боги милосердные! Что это такое было? Как же неловко…
Он ведь тоже почувствовал это!
— В башню. Там находится обсерватория. Хочешь посмотреть на звёзды? Идём, — он положил книги на стол и направился к двери.
— Но… сейчас же день, мы же ничего не увидим! — произнесла она удивлённо.
Идти с ним в башню? О, нет!
— Я бы пригласил тебя туда ночью, — усмехнулся Альберт, разглядывая с прищуром её лицо, — но, боюсь, ты поймёшь это превратно. Звёзд, конечно, не обещаю, но ты увидишь самую точную подзорную трубу, и ещё там очень красиво. Не бойся, я буду вести себя хорошо. Обещаю, что тебе там понравится.
И он исчез за дверью.
Наверное, если бы он стал её уговаривать, она бы отказалась, но он просто взял и ушёл, а Иррис, вдохнув и выдохнув несколько раз, подхватила одной рукой платье и пошла следом.
Почему она пошла за ним?
Этого она не знала.
Винтовая лестница делала поворот за поворотом, и казалось, она никогда не закончится. Иррис так и шла, прижимая к груди книгу, как будто это была какая-то защита, способная прикрыть её сердце.
Обсерваторию — большое круглое помещение, состоящее из одних почти окон — венчал прозрачный купол. Часть стёкол по бокам заменяли витражи с изображением созвездий: Парус, Лучница, Стриж, Тур…
Витражи отражали цвета стихий, Лучница сияла голубым, а Стриж светился чёрно-красным. Мозаичный пол из терракотовой плитки украшал малый круг прайдов. Подзорная труба и в самом деле стояла здесь же, на большом постаменте, а ещё множество странных приспособлений и устройств, названий которых Иррис не знала, но встречала их изображения на гравюрах в книгах о морском деле.
Обсерватория выглядела заброшенной — мебель в плотных чехлах из белой ткани, а пол и подоконники покрывал слой пыли. Войдя внутрь, Альберт сразу же открыл несколько окон, и лёгкий утренний ветерок разогнал застоявшийся воздух в башне.