Огненная обезьяна
Шрифт:
— Все равно едем, тратим время.
— О чем вы, Теодор?
— Я имею в виду отца нашего сэра Зепитера, расскажите.
— А, сэра Кротурна?
— Что с ним все же произошло?
Зельда вдруг оглянулась на меня, в миленьком личике читалось некое сомнение. Сомнение в чем? Ах, понимаю, понимаю, говорить на эту тему малоприятно.
— Вы обещали, что мне ответят на все вопросы.
— Ответят, ответят, я просто подбираю слова.
Грузовик начал сбрасывать скорость, и гудение двигателя сделалось слабее. Полное впечатление — механизм прислушивается, и ему интересно. Не удивился бы, узнав, что именно так и есть.
— Гениальность и преступление, гениальность и помешательство, эти вещи в истории человечества всегда опасно соседствуют. Так было и прежде, так случилось и с этим гениальным ученым.
— Сэр Кротурн преступник?
Вездеход почти остановился, чтобы круто вывернуть на главную улицу нашей деревни. Тут центр нашей обыденной жизни. Тут даже попадаются люди на улицах. Перебежала перед самым носом нашего экзотического грохота группка молодежи из ведомства господина Посейтуна в плавках и купальниках. Купальные костюмы это у них рабочая одежда, а переодеваться — время тратить. Сейчас хлебнут кофейку, и опять под воду. Господин Гефкан, простой парень, весело погрозил им загорелым кулаком из окошка. Старушка под акацией — кажется, работает в группе опровержения простых погрешностей — жадно терзает остренькой ложкой мороженое в вазочке. Вот этот велосипедист — позитронщик (что это такое, я не знаю), катит навстречу, поднимая на ходу черные очки на лоб. В общем, Бродвей в час пик.
— Да, преступник. В это долго не могли поверить, и не хотели верить. Даже после того, как были добыты несколько неопровержимых и независимых свидетельств. Все же, такой ученый. Такой мозг. Но видимо бывает так, что чрезвычайно выделяясь интеллектуально из рядов обычных людей, отдельные индивидуумы, позволяют себе вырваться и из рамок обычных представлений о морали.
Слева мимо нас проплывали витрины магазинов. Самых разных, от разукрашенных лепными красными драконами чайных домиков, до австралийских, похожих на плоские, бездонные, прохладные склады всего и вся. И все они были почти пусты. Деревня.
— Так чем же он отличился, зарезал кого-нибудь?
Зельда вздохнула. Мессир Теодор азартно хлопнул себя ладонью по влажному колену.
— Угадал! Убийца!
— Не просто убийца — людоед!
Гостю вдруг стало неуютно, он зачем-то оглянулся на меня, надежде, наверно, что я рассмеюсь, опровергну. Нет, не опровергну.
— Сэр Кротурн убивал и поедал, и это особенно чудовищно, детей. И что уж совсем невообразимо, даже некоторых своих. Он был чрезвычайно плодовит.
Сенатор тихо присвистнул.
— Когда в этом убедились, встал вопрос, что же с ним делать.
— Вы же сказали — он изолирован.
Зизу заворчал, и попытался привстать, но тяжелая рука хозяина не пустила.
— Все понимали, что это громадный, небывалый ум, нельзя было такого лишиться совсем.
— В чем проблема, смертной казни на планете нет уже лет пятьдесят. Посадили бы в стальную клетку без дверей, но с компьютером, да и все.
— Так поступали дважды, но он убегал. И сразу же брался за старое. Сам сэр Зепитер едва не попал к нему на обед.
— Ну, это уж, какая-то баснословица, черный юмор.
— Никаких басен, Теодор, никакого юмора. Закованный в четыре пары кандалов, в бронзовом наморднике, притороченный шестью цепями к креслу, он умудрялся найти лазейку… вообще говоря, природа сэра Кротурна, как бы это проще сформулировать, текуча.
— Текуча? — Поинтересовался комиссар, прищуриваясь сквозь грохот механизма.
— Ну, да. Это со слов госпожи Изифины, а она не всегда считает нужным расшифровывать свои формулировки. Ничего с этим поделать нельзя. Но умные сообразили, надо лишить сэра Кротурна не свободы, которая ему мила, но того чем он опасен — тела! Теперь он живет в лишь качестве одного органа — мозга. Он и жив, и пленен. Он не опасен, но полезен. Он во всех смыслах мозг нашей научной деревни. Зепитер… нет, сэр Зепитер тоже крупный ученый, и это признано всеми, но без тех идей, что непрерывно генерируются его плененным отцом… не даром сэр Зепитер так часто ходит к нему на свидание.
— Так что, сэр Кротурн находится здесь, в деревне?
— Конечно. Где же еще его держать, ведь он должен быть под рукой, а в общие каналы связи его впускать нельзя, уже приходилось за это платиться. Конечно о безопасности, и его, и окружающих хорошо подумано…
— Сэр Кротурн в тюрьме?
— Нет, нет, в Деревне нет ни одной тюрьмы, ни одной камеры. Да и вообще, у нас тут только один вооруженный человек — Альф.
Комиссар почему-то озабоченно оглянулся на меня, и я попытался с помощью улыбки убедить его, что вооружен я только предупредительностью, и желанием услужить.
— Тогда это, верно, какой-нибудь особый великолепный храм, так сказать, в ознаменование заслуг этого гиганта мысли перед наукой.
Мне вдруг стало немного неуютно, как будто происходящее вокруг меня начало как-то не полностью соответствовать регламенту.
Зельда положила свою очаровательную ладошку на грубую, некрасивую кисть мессира сенатора.
— Нет, Теодор, это не храм.
И мне то ли от этого жеста, то ли от этих слов, захотелось почему-то завыть, закричать. Но, глядь, Зельдина ладошка уже и не на руке инспектора, а чего-то там неуловимое приводит в порядок в рыжих прядках над ухом.
Зизу проскулил что-то длинное.
— Да, ладно тебе, едем ведь. — Сказал ему совсем как человеку мессир сенатор.
— Да, мозг сэра Кротурна жив и трудоспособен. Он пребывается в надежном контейнере, с поверхности которого снимаются биопотенциалы, или что там еще, таким образом, происходит общение. Кстати, работы по устройству жилища для личности великого ученого, дали великолепный побочный результат. Прежде, мозг был тем органом человеческого тела, который погибал быстрей и безвозвратнее всех прочих, теперь же, эта, наиболее хрупкая и важная часть человеческого организма, значительно более защищена и обеспечена шансами на выживание.
Зизу просто таки завопил, требуя чего-то своего, собачьего.
— Мозг теперь может жить еще несколько часов после того, как тело истреблено.
— Остановите его. — Попросил мессир сенатор, показывая кивков в сторону кабины. Зельда живо вспрыгнула на сиденье и стукнула ладошкой по железной крыше. Получилось не слишком громко, я пришел на помощь, после моего сигнала, вездеход хрюкнул и вильнул к обочине под обширный каштан. Ничего не понимающий господин Гефкан показался над бортом, гоняя во рту сигарету. Ничего не объясняя, мессир Теодор выбрался из кузова, и спустил Зизу на землю. Тот, игнорируя удобный ствол каштана и не менее удобный фонарный столб, затрусил к дверям ближайшего магазина. Сенатор гигантскими шагами вслед, Зельда вприпрыжку за сенатором, ну и я в конце. Кляня про себя этот безумный денек. Валялся бы сейчас в кроватке с Зельдой и с пивом, так нет, обеспечивай мелкую собачью безопасность. Господин Гефкан сочувственно выдыхал дым нам вслед и я его понимал. Да, я за то, чтобы обеспечивались права животных в полном объеме. Но права, а не капризы.