Огненная судьба. Повесть о Сергее Лазо
Шрифт:
Партизаны, отступив от Фроловки на четыре километра, заняли позицию вдоль берега реки Сучан. Ильюхов уверял, что здесь можно остановить противника. Ничего не отвечая, Сергей Георгиевич наблюдал за боем. Он без бинокля, невооруженным глазом увидел в неприятельской цепи солдат в зеленой форме с белыми ремнями. Сомнений быть не могло: японцы. Они вовремя пришли на помощь своим союзникам, американцам.
О длительном сопротивлении, конечно, не могло быть речи. Это счастье, что Ильюхов не позволил противнику совершить обход и отрезать партизан от леса. Полного окружения не вышло. Отряды могут
В крохотной корейской фанзе собрались командиры отрядов и члены недавно избранного исполкома Совета. Обстановка безвыходная. В районе Ольги и Тетюхе высадился сильный японский десант и занял все побережье. Под Иманом и Спасском партизаны были оттеснены в тайгу. В тяжелом положении оказался отряд Певзнера. С большим трудом ему удалось вырваться из окружения.
В темной тесной фанзе стоял устойчивый запах чеснока. Горела плошка с жиром. И не глядя на карту, Сергей Лазо знал, что единственный путь для отступления лежал через труднопроходимую тайгу к перевалам Сихотэ-Алиньского хребта. Последним населенным пунктом на еле заметной тропе будет крохотная деревушка Молчановка. Хорошо, что стояло лето и люди могут ночевать под открытым небом. Но провиант! Но боеприпасы!
— Прошу помнить об одном, — чеканным голосом выговаривал Лазо, — отступление — это не разгром. Война есть война, и без отступлений не обойтись. Мы сейчас вынуждены отступить, потому что противник лучше нас вооружен и имеет численное преимущество. Но наша беда еще и в том, что мы слишком переоценили свои силы и совершенно не подготовились к такой военной необходимости, как отступление…
Снаружи треснул револьверный выстрел. Сергей Георгиевич замолк, все повернули головы и прислушались. Наклонив в низких дверях голову, в фанзу вошел председатель ревтрибунала Глубоков. Лицо его исказила судорога, в руке он держал наган.
— Мне пришлось сейчас пристрелить паникера. Негодяй! Распустил язык, болтал черт знает что… Предлагаю немедленно принять решение: трусы и паникеры приравниваются к предателям.
Он увидел, что помешал. С глубоким вздохом вернул самообладание и, пробормотав извинение, сел, сжал виски. Прошла тягостная минута.
— Наша задача, — стал продолжать Лазо, — остается прежней; помогать Красной Армии. Она уже близко. Вместе мы непременно победим. А сейчас приказываю начать отход. Первыми уходят раненые и больные. Я отхожу с арьергардом…
Несколько дней к Молчановке стягивались остатки уцелевших отрядов. В узкой лесистой пади скопилось около двух тысяч человек. Два десятка крестьянских избушек не могли ни вместить, ни накормить такую прорву народа. Продовольствия у партизан осталось всего на три дня. Возле костров в открытую раздавались голоса, что незачем было браться за оружие. А интервенты продолжали планомерное окружение, заняв Сергеевку, Короленку, Монакино. Надо было спешно искать выход из положения.
Властью командующего Сергей Лазо распорядился распылить отряды и выбираться из «молчановского тупика». В создавшейся обстановке самым важным было сохранить силы для будущих боев. Отряд Петрова-Тетерина обоснуется
Прощаясь с товарищами, Сергей Лазо с трудом держался на ногах. Сказалось чудовищное напряжение последних дней. Не проходила боль в спине, на ногах на месте отеков появились зловещие раны. Когда из молчановской пади ушел последний партизан, Сергей Георгиевич собрал свой старый таежный мешок, вырезал палку и побрел в верховья реки Сучан, там, в непроходимой глухомани, вдали от человеческого жилья, доктор Сенкевич раскинул партизанский лазарет.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Письмо от мужа, где Сергей Георгиевич советовал поскорее выбираться из Владивостока, Ольга показала Сахьяновой. Стали думать вместе, куда уехать. С грудным ребенком на руках рискованно пускаться в дальнюю дорогу. Мария посоветовала небольшую деревушку Гордеевку, в окрестностях Анучино. Там второй год стояла заколоченной школа — не было учительницы. При школе имелась квартирка. За летние месяцы, до начала учебного года, можно сделать ремонт, заготовить дров. Мария добавила, что и с пропитанием в деревне будет легче. Для Адочки, например, свежее молоко…
— Нужен пропуск. Иначе арестуют при первой же проверке.
— Достанем, — пообещала Сахьянова. — Что-нибудь придумаем.
Они поговорили о последних новостях из тайги. После удачной «рельсовой войны» партизанам пришлось вынести мощное наступление озверелых интервентов. Полного окружения удалось избежать ценою громадных жертв. Мелкими группами партизаны рассеялись по всей территории Южного Приморья.
В одном из последних боев, прикрывая отход своих товарищей, погиб председатель ревтрибунала Глубокой.
Вытеснив партизан в глухие таежные районы, интервенты возвратились на свои базы. В подтаежных деревнях остались небольшие гарнизоны белогвардейцев.
Ольга, помнившая бои на Забайкальском фронте, легко представила себе положение партизан, вынужденных скучиться на последнем рубеже, в Молчановке. Однако Борис Кларк любил говорить, что безвыходные положения заставляют нас собрать все силы и увидеть, на что мы способны. И судя по сообщениям из Амурской области, куда прорвалась часть партизан из Сучанской долины, интервентам не удалось сломить дух сопротивления. В Амурской области тоже началась «рельсовая война». Амурская железная дорога подверглась разгрому на протяжении от станции Ерофей Павлович до самой Волочаевки. Народная борьба не затихала ни на один день.
Ольгу тревожило отсутствие вестей о Сергее. Утешало одно: если бы с ним что случилось, об этом сразу стало бы известно. Значит, жив. Может быть, ранен? Или заболел настолько тяжело, что свалился с ног? Больные почки донимали его постоянно. А беречься он не умеет. Не умеет болеть!
Долгими вечерами, искупав ребенка и уложив его спать, обе женщины располагались за столом и за чаепитием вели нескончаемые разговоры.
Потрескивала лампа, ребенок сладко спал. Под завывание ветра женщины вполголоса разговаривали о самом сокровенном. В разговорах они не замечали времени.