Огненный трон
Шрифт:
Постепенно река сузилась. Появились берега. Огненные шары — наши «матросы» — выхватывали из темноты холмы черного вулканического песка. Похолодало. Днище барки задевало за подводные камни, скрипело на перекатах. Все это лишь усиливало течь. Картер устал вычерпывать воду и полез в сумку за воском. Мы вместе попытались залепить дырки и произнесли заклинания, чтобы воск держался. Жевательная резинка тоже сгодилась бы, но у меня не было ни одного пакетика.
Никаких навигационных и опознавательных знаков, само собой, не было. Но мы сразу почувствовали: это другой отрезок реки. Время неслось, а мы еще ничего
— Наверное, первое испытание — это скука, — сказала я. — Постоянно ждешь, когда же что-то случится.
В Дуате нужно следить даже за мыслями. А уж за словами, произносимыми вслух, — тем более. Вскоре я пожалела о сказанном. Перед нами возникла гора. У этой горы была нога, обутая в сандалию. Нога опустилась на нос барки, остановив движение.
Вид у ноги был препротивный. Она определенно принадлежала существу мужского пола. Громадные грязные пальцы с желтыми потрескавшимися ногтями, которые давно не подстригали. Может, обкусывали, но делали это явно нерегулярно. Тесемки сандалии покрывали лишайники и ракушки. Не буду много рассказывать про эту ногу. Казалось, ее хозяин торчит здесь уже не первую тысячу лет. И за все время ни разу не сменил обувь.
Великан разглядывал нас, как диковинных букашек.
— Кому это здесь скучно? — загремел, уносясь в темноту, его голос. — Могу убить вас. Мигом избавитесь от скуки.
У него была такая же юбка, как и у Картера. Думаю, из материи, пошедшей на юбку, удалось бы сделать паруса для десятка кораблей. По строению и пропорциям тело великана напоминало человеческое, только невероятно волосатое. Когда я увидела его, то испытала желание создать благотворительный фонд помощи чрезмерно волосатым. А вот голова у великана была баранья. В самом прямом смысле слова. Белая морда с медным кольцом в носу. Большие изогнутые рога, увешанные множеством медных колокольчиков. И широко расставленные глаза с ярко-красной радужной оболочкой и вертикальными щелями зрачков. Возможно, все это звучит довольно пугающе, но «баран-великан» не показался мне исчадием ада. В нем ощущалось больше меланхолической грусти, чем угрозы. Будто он так давно стоял на каменном островке посреди реки, что забыл, зачем здесь находится.
[Картер спрашивает, когда я успела стать экспертом по части великаньих душ с бараньими головами. Может, ты заметил, что я вообще-то человек наблюдательный. А сейчас закрой рот и не мешай мне рассказывать дальше.]
Честное слово, мне его стало жалко. В глазах у него застыла тоска одиночества. Я бы ни за что не поверила в злые намерения «барана-великана», если бы он не выхватил из-за пояса два громадных кинжала с кривыми лезвиями, чем-то похожие на его рога.
— Вы молчите, — заметил он. — Значит, соглашаетесь, чтобы я вас убил?
— Благодарим за предложение, но мы не согласны, — ответила я, стараясь говорить вежливо. — Хочу произнести одно слово и задать тебе один вопрос. Это слово — «педикюр». А вопрос такой: кто ты?
Великан рассмеялся блеющим, совершенно бараньим смехом (если, конечно, бараны умеют смеяться).
— Если бы вы знали мое имя, все прочее не понадобилось бы. Я бы вас пропустил. Увы, никто не знает моего имени. Стыдно, конечно, но это так. Вижу, вы сумел и найти «Книгу Ра», оживить слуг его барки и доплыть до врат четвертой области. До вас еще никто не забирался
Он поднял кинжалы. Светящиеся шары задергались от радости и зашептали: «Да! Да! Убей ее первой! Обязательно убей!»
— Погоди, — сказала я великану. — А если мы назовем твое имя, ты нас пропустишь?
— Разумеется. Но никто еще не назвал моего имени.
Я посмотрела на Картера. Не в первый раз стражи реки Ночи останавливали нас и требовали под страхом смерти назвать их имена. Похоже, это являлось главным «правилом движения» по Дуату. Зачем оно понадобилось древним египтянам — спрашивайте у них. Но сейчас я не сомневалась, что уже видела бараноголового. Его статуя стояла в Бруклинском музее.
— А ведь это он, — шепнула я Картеру. — Помнишь? В Бруклинском музее мы видели статую парня, похожего на лосиного бога Бульвинкля?
— Не называй его Бульвинклем, — шепнул в ответ Картер. Он посмотрел на великана и с напускной торжественностью сказал: — Ты — Хнум.
У великана в горле что-то булькнуло. Он зачем-то поскреб кинжалом перила барки.
— Это вопрос? Или окончательный ответ?
Картер растерялся. Такого поворота он не ожидал.
— Ответ, но не окончательный! — завопила я, сообразив, что мы едва не угодили в ловушку. — И даже не приблизительный. Хнум — это твое общее имя, известное всем. Но ты хотел, чтобы мы назвали твое истинное имя. Твой рен.
Хнум склонил голову набок. Колокольчики на его рогах не слишком мелодично звякнули.
— Было бы здорово, — сказал он. — Но только моего истинного имени никто не знает. Даже я его позабыл.
— Как это ты мог забыть свое собственное имя? — удивился Картер. — Считай, что я задал тебе вопрос.
— Я — часть Ра, — сообщил бог-баран. — Я — его воплощение в Нижнем мире. Треть его личности. Но когда Ра перестал совершать свои ночные плавания по Дуату, у него отпала потребность и во мне. Он оставил меня здесь, у врат четвертой области. Бросил, как старый плащ. Теперь я стерегу врата… Другой цели я не ведаю. Если бы я вспомнил свое истинное имя, я бы вручил свой дух моему освободителю. Я бы воссоединился с Ра. Но до тех пор не могу покинуть это место.
Я вдруг увидела перед собой не десятиярдового великана с громадными кинжалами, а испуганного потерявшегося ягненка. Мне захотелось ему помочь. Но еще больше хотелось миновать это место и не быть искромсанной на кусочки.
— Если ты не помнишь своего имени, почему мы не можем назвать тебе твое старое имя? — спросила я. — И как ты узнаешь, правильный ответ мы дали или нет?
Хнум опустил кинжалы в воду.
— Об этом я не подумал, — признался он.
Картер сердито посмотрел на меня. «Зачем ты ему сказала?» — спрашивал взгляд моего братца.
— Я узнаю свое истинное имя, когда его услышу, — проблеял Хнум. — Во всяком случае, я так думаю. Поскольку я — лишь часть Ра, то ни в чем не могу быть вполне уверен. Я лишился почти всей своей памяти, силы и еще многого, что делало меня мною. Осталась лишь оболочка от меня прежнего.
— Представляю, каким бесконечно большим ты был, если даже шелуха поражает своими размерами, — пробормотала я.
Может, мои слова и вызвали улыбку на бараньей морде бога. Не знаю. Я не видела, как улыбаются бараны.