Огневой вал наступления
Шрифт:
Близ аэродрома опергруппу ждали легковые машины. Встречавшие товарищи из Сталинградского обкома партии хотели отвезти нас в гостиницу, но генерал Воронов решил иначе. Большую часть группы он, дав каждому задание, направил на различные городские объекты, а сам прямо с аэродрома поехал на запад, к Дону. Полковнику Ростовцеву и мне приказал ехать с ним.
Это была первая, предварительная рекогносцировка местности и оборонительных сооружений на ближних и дальних подступах к Сталинграду. Строительство всех инженерных сооружений — траншей, отдельных окопов, блиндажей, пулеметных дзотов, орудийных окопов с ровиками и убежищами для личного состава — было начато здесь еще осенью сорок первого года. Однако весенние
Наша эмка проехала с востока на запад через три оборонительных обвода — от стен города и до берега Дона, по которому на север и юг простирался внешний оборонительный обвод. Потом мы переправились за Дон, и уже тут, в его так называемой большой излучине, генерал-полковник Воронов провел рекогносцировку местности. Мы с Ростовцевым составляли необходимые боевые документы, для того чтобы резервы, направляемые Ставкой под Сталинград (а мы уже знали о 1-й и 7-й резервных армиях){11}, могли бы без промедления занять оборону здесь, за Доном, в 60–70 километрах западней внешнего оборонительного обвода Сталинграда.
Хочу оговориться. И в этой поездке и во всех других, которые совершал Николай Николаевич Воронов как представитель [39] Ставки, он всегда информировал сопровождавших его штабных работников о сути и целях предстоящей работы в войсках. Однако были вещи, стоявшие вне нашей компетенции. Он ими не делился, а спрашивать о них не позволяла военная этика. Поэтому и сегодня я не могу сказать определенно, намечена ли была оборонительная позиция в большой излучине Дона еще в Москве, в Ставке, или выбор ее был поручен генералу Воронову. Во всяком случае, за день мы объехали сотни километров степных просторов, и генерал Воронов, пока еще вчерне, наметил позицию для прибывающих резервных соединений.
Позиция эта имела и сильные и слабые стороны. Сперва о ее сильной стороне. Она расположена была в большой излучине Дона, то есть в петле, которую делает здесь река, текущая с северо-запада и (после поворота) на юго-запад. Позиция как бы перехватывала эту петлю примерно 140-километровой дугой, опираясь на реку обоими флангами. Следовательно, фланги — самое уязвимое место любой позиции — были надежно прикрыты естественным препятствием — полноводной рекой. А восточнее, в тылу этой позиции, в 65–70 км от нее, располагался внешний оборонительный обвод сталинградских укреплений, а еще ближе к городу — средний и внутренний обводы.
Таким образом, с точки зрения тактической позиция, на которой предстояло воссоздать новый фронт взамен прорванного, выглядела достаточно сильно. Все теперь решал фактор времени. Здесь, за Доном, нет ни лесных массивов, ни болот, ни горных теснин, которые делают местность труднодоступной для танков. Открытые степные пространства давали все преимущества противнику, располагавшему превосходящими силами в танках и авиации. Значит, надо было опередить его хотя бы на несколько дней. Надо было выиграть это время, чтобы наши резервные соединения смогли глубоко зарыться в землю и прикрыть минными полями и прочими инженерными заграждениями наиболее опасные направления.
С рекогносцировки мы вернулись в Сталинград, в обком партии, поздним вечером. Прямо с порога генерал Воронов спросил первого секретаря обкома А. С. Чуянова:
— Алексей Семенович, где у вас телефон ВЧ?
Чуянов отвел нас к телефону, вызвали Москву. Верховный Главнокомандующий, видимо, был занят — минут десять не брал трубку. Николай Николаевич ждал у телефона, справляясь у меня о некоторых деталях рекогносцировки и листая записную красную книжечку. Эта книжечка была [40] хорошо известна
Сталин взял телефонную трубку, Воронов доложил ему результаты рекогносцировки, а также данные, полученные от местного партийного руководства и начальника гарнизона полковника А. А. Сараева. В городе дислоцировалась 10-я дивизия войск НКВД, которой командовал Сараев. Полки хорошо оснащены стрелковым оружием, но штатной артиллерии в дивизии нет. В частях народного ополчения также нет ни одной сформированной артиллерийской батареи. Но есть готовые орудия и танки на сталинградских заводах, так что можно немедленно приступать к формированию артиллерийских батарей и танковых рот из местных ресурсов. 7-я резервная (62-я) армия генерал-майора В. Я. Колпакчи на подходе, связь с командармом установлена, через несколько часов он прибудет в город со своей оперативной группой.
Сталин что-то ответил Воронову, на этом их разговор закончился.
Потом была беседа с Чуяновым. Алексей Семенович Чуянов на всех нас произвел очень хорошее впечатление. Строгий, умный, с ответом не спешит, но дело у него спорится.
— Дайте карту! — приказал мне Воронов.
Развернул я карту с пометками, сделанными в ходе рекогносцировки, Воронов и Чуянов над ней склонились. Карандаш генерала прошел по красной черте в донской излучине.
— Здесь будем создавать новый фронт, сюда выйдут резервы Ставки, — сказал Воронов. — Может статься, что зарыться в землю войска не успеют — противник не даст. Поэтому нельзя терять ни часа. Надо срочно готовить оборону, рыть траншеи, окопы и прочее. Вот примерный объем земляных работ и количество людей, необходимых для его выполнения.
Чуянов просмотрел наши расчеты, вызвал помощника, приказал немедленно поднять по тревоге ополченцев, вывезти за Дон на земляные работы. На нашем же листке набросал несколько цифр. Это задание райкомам партии — сколько людей каждый из них должен завтра же выделить для строительства оборонительных сооружений в излучине Дона. [41]
Затем они оба опять склонились над картой. Воронов коротко обрисовал сложившуюся на фронте тяжелую обстановку. Части и соединения Юго-Западного фронта ведут ожесточенные бои, пробиваясь из окружений и полуокружений, нанося удары во фланги и по тылам подвижных соединений противника. Они пока в какой-то мере сдерживают танки и мотопехоту фашистов, однако в данной ситуации рассчитывать на них нельзя. Надо своими силами прежде всего создать артиллерийский щит Сталинграду.
— 7-я резервная армия спешит к нам, — добавил Воронов. — Но... дело могут решить даже часы.
— Так опасно? — спросил Чуянов.
— Да! — ответил Воронов. — Очень опасно.
Должен признаться, что всю остроту положения на фронте в день этого разговора я до конца прочувствовал лишь много лет спустя, когда по документам (в том числе документам противника) узнал, какая опасность нависла над Сталинградом в то время. Ведь на рекогносцировке мы ее зримо не ощутили. В степи с редкими хуторами стояла знойная летняя тишина, кое-где в высоких хлебах мы видели группы работавших колхозников. Вот и вся картина — типичная для глубокого тыла. Однако в действительности противник в этот момент был близко. Его 40-й танковый корпус, прорвавшись вдоль Дона через Кантемировку, стоял уже на реке Чир, в каких-то 50–60 км от мест нашей рекогносцировки. И хотя Николаю Николаевичу Воронову этот факт не был еще известен, он чутьем старого солдата и опытного военачальника точно оценил ситуацию, создавшуюся на этом участке Юго-Западного фронта, и ни сам не упустил, ни другим не позволил упустить ни минуты в создании обороны на подступах к Сталинграду.