Огневой вал наступления
Шрифт:
В первой половине января Юго-Западный и Южный фронты смежными флангами провели Барвенково-Лозовскую наступательную операцию, вбили глубокий, до ста километров, клин в оборону противника в Донбассе. Наша 28-я армия находилась довольно далеко от этих мест и участия в операции не принимала. Доформировывая артиллерию армии, мы готовили ее к весенне-летней кампании. Штаб фронта разрабатывал крупную наступательную операцию, целью которой был разгром харьковской группировки противника, освобождение Харькова, создание соответствующих предпосылок для наступления в Донецком бассейне. Операция была намечена на май, однако участвовать в ней мне не пришлось. В конце марта меня вызвали в Москву, в Штаб артиллерии Красной Армии. [27].
В Штабе артиллерии Красной Армии
Штаб
Эту творческую атмосферу я почувствовал сразу же, едва переступил порог штаба. Начальник управления кадров генерал П. В. Гамов показал приказ, которым я назначался начальником оперативного отдела штаба артиллерии, и отвел к начальнику штаба генералу Ф. А. Самсонову. Федор Александрович усадил меня в кресло, не торопясь расспросил о прошлой службе и так же неспешно и чрезвычайно скрупулезно стал рассказывать о моих новых обязанностях. Следить за его мыслью было легко, так как он не позволял ни себе, ни собеседнику ни на секунду уклониться от главной темы. Рассказывал просто, точно и емко. Его беседа ввела меня в курс главных дел, планов и замыслов возглавляемого им штаба. Одним из важнейших и актуальнейших дел было внедрение в практику директивного письма Ставки Верховного Главнокомандования от 10 января 1942 года об организации прорыва оборонительных линий противника и артиллерийском наступлении{7}.
Рассказывая об этом документе, генерал Самсонов заметил: [28]
— Некоторые артиллерийские командиры, соглашаясь с требованиями директивы, на практике ее не выполняют. Другие, наоборот, выполняют слишком буквально, то есть едва ли не заставляют артиллеристов наступать в пехотных цепях. И наша с вами задача, задача каждого на его посту, в его конкретной работе — проводить в жизнь положения директивы Ставки. Это сейчас важнейший вопрос. Не научимся группировать в кулак артиллерию, не научимся сопровождать пехоту огнем до полного прорыва вражеской обороны — наши наступательные действия неизбежно будут затухать и выдыхаться. Вы это, надеюсь, понимаете?
Да, я это хорошо понимал. Сам был свидетелем и участником ударов и контрударов, которые не достигали цели — полного разгрома той или иной группировки противника. Почему? Да потому что не научились бить врага артиллерийско-пехотным кулаком, единым и мощным. Это, может, и упрощенная, но в общем верная картина. Нелегко и непросто дался нам этот фронтовой опыт, и потребовались крупные организационные и оперативно-тактические мероприятия, потребовалась директива Ставки, чтобы буквально на ходу, в боях добиваться того, что подсказано жизнью.
Одним из инициаторов этой крупной перестройки в боевой работе артиллерии был начальник артиллерии РККА, заместитель Наркома обороны СССР Николай Николаевич Воронов, тогда генерал-полковник. Его еще задолго до войны хорошо знали в армии, особенно в Московском военном округе, где он был командиром артполка и начальником артиллерии{8} Московской Пролетарской дивизии. Это был высокого роста и крепкого сложения человек, очень спокойный. Не любил формальностей. Дела решал быстро и просто. Мне, тогда командиру артдивизиона Кремлевского училища, несколько раз приходилось обращаться к нему — просить выделить время на полигоне для проведения боевых стрельб. Он, бывало, заглянет в маленькую записную книжку и скажет: такого-то числа, в такие-то часы. Приезжаем с курсантами на полигон — нас ждут. Человек слова, человек дела. Так отзывались о Николае Николаевиче все, кто сталкивался с ним по службе.
К началу Великой Отечественной войны генерал Н. Н. Воронов был опытным боевым командиром. Петроградец по рождению, член КПСС с 1919 года, он красным курсантом [29] и командиром взвода в гражданскую воину участвовал в боях против войск Юденича и белополяков, а много лет спустя, во время национально-революционной войны в Испании, был военным советником республиканской армии. В Мадриде, когда франкисты начали обстрел города, Воронов организовал и лично руководил контрбатарейной борьбой с артиллерией противника. А два года спустя, летом 1939-го, он управлял артиллерией, громившей 6-ю японскую армию на Халхин-Голе. Зимой 1939/40 года на Карельском перешейке генерал Воронов организовал боевую работу артиллерии, в том числе орудий большой и особой мощности, проложивших нашей пехоте дорогу через железобетонный пояс укреплений линии Маннергейма.
Разносторонний личный артиллерийский опыт, большая эрудиция, пытливость мысли, умение видеть вещи и явления в перспективе их развития — все это счастливо сочеталось в этом талантливом человеке. Одним из первых он высказал мысль, что в будущей войне массирование танков неизбежно вызовет массирование противотанковых средств. По его инициативе у нас еще до войны были сформированы сильные противотанковые бригады, да и многие другие артиллерийские части РГК, те самые, на базе которых впоследствии развернулись артиллерийские дивизии и артиллерийские корпуса прорыва. Что же касается упомянутой «Директивы об артиллерийском наступлении», то в ней благодаря познаниям Николая Николаевича Воронова в истории отечественной артиллерии был хорошо использован богатый опыт лучших русских артиллеристов первой мировой войны — организаторов «артиллерийских атак на укрепленные позиции» (такой тогда существовал термин).
Среди других главных вопросов, которыми занимался штаб артиллерии, была организация противотанковой обороны. Опыт показал, что некоторые из довоенных уставных положений устарели, другие требуют решительной корректировки. Например, места расположения противотанковых орудий в общей обороне, их плотности, то есть число стволов на километр фронта, система подчиненности. Преувеличивая роль естественных препятствий, прежние уставные документы требовали располагать отдельные орудия, взводы и батареи, а также и весь противотанковый район именно за такими препятствиями. Мыслилось, что танки, обходя препятствия, будут вынуждены подставлять под огонь свою более тонкую бортовую броню. На деле же получалось, что вражеские танкисты, проводя рекогносцировку или разведку, естественно, выбирали для движения наиболее доступные [30] направления с хорошими дорогами, поэтому часто далеко обходили позиции нашей противотанковой артиллерии, и ее огонь давал слабый эффект. А существовавшие тогда плотности — четыре противотанковых орудия на километр конечно же не могли отбить массированную танковую атаку, когда только в первом ее эшелоне на том же пространстве наступало 20–30 танков. Противотанковая оборона была неглубокой, резерв противотанковых пушек, как правило, не создавался. Во всем этом просматривались те же недостатки «линейной тактики», которые сурово осудила и призвала решительно искоренить директива Ставки.
Когда я представлялся генерал-полковнику Н. Н. Воронову как новый сотрудник его штаба, он расспрашивал о боях, в которых мне довелось участвовать, особо интересовался противоборством артиллерии с танками. Цифровые выкладки о противотанковой обороне не на самых опасных участках Юго-Западного фронта он выслушал, покачав головой. 6–7 орудий на километр? А где взять больше? В том-то и была одна из трудностей, сказывавшихся и в 1942 году: где взять столько артиллерийских орудий, сколько нужно, чтобы повсеместно создать мощные противотанковые заслоны с необходимыми подвижными резервами? Эвакуированная на восток промышленность быстро наращивала выпуск вооружения, но к весне удовлетворить все потребности фронта еще на могла.