Огневой вал наступления

Казаков Константин Петрович

Наступательная операция готовилась уже по-настоящему. Создавались ударные группировки, прибыла артиллерия РГК, прокладывались дороги и колонные пути. Однако сроки наступления по-прежнему переносились: с 26 ноября 1939 года на 5 декабря, потом на 11-е и наконец на 16 декабря. И ставка Чан Кайши и командующие военными районами, в том числе Гу Чжутун, каждый раз приводили десятки доводов в пользу отсрочки наступления. Однако за всей этой словесной шелухой явно просматривалось нежелание наступать, главной причиной которого, на мой взгляд, была боязнь очередного поражения, помноженная на слабую профессиональную подготовку гоминьдановского генералитета.

Именно поэтому план

большого наступления в долине Янцзы, предложенный советскими военными специалистами еще в июне, был спущен на тормозах с такой туманной формулировкой: «Судя по изложенным выше данным о противнике, планы и намерения его могут быть сорваны крупным немедленным наступлением наших сил. Однако немедленные решительные операции не принесли бы должного эффекта и могли бы повлиять на нашу тактику продолжения [223] войны. Наступление в большом масштабе может быть осуществлено после полной подготовки и укомплектования войск, то есть через пять-шесть месяцев».

Неопределенность, рыхлость, пассивность «нашей тактики продолжения войны» подтвердила и директива ставки Чан Кайши, переданная в войска в ходе подготовки к этому наступлению. В ней командующим военными районами, в частности, приказывалось:

«Если противник будет действовать малыми силами, оказывать сопротивление.

В случае прорыва фронта обороны отходить на новые рубежи.

Там, где японцы слабы, рекомендуется предпринимать частные наступления отрядами не более батальона»{76}.

Ну, что тут скажешь? И смех и грех! Представляете: наступление отрядами не более батальона! И эта галиматья преподносилась в качестве директивы ставки Чан Кайши. Тактика, о которой шутники говорят: «Нас не трогай, мы не тронем».

Именно эта «тактика» привела к тому, что громадные районы Северного, Центрального и Южного Китая, захваченные японцами главным образом в операциях 1937–1938 годов, оставались под их оккупацией вплоть до августа 1945 года, и только когда Советская Армия, разгромив Квантунскую армию в Маньчжурии, стала стремительно продвигаться к Северному Китаю и все японские вооруженные силы в Китае оказались под угрозой скорого и решительного разгрома, они вынуждены были поспешно отходить.

Но вернусь к ноябрьским дням 1939 года.

Прежде всего — о театре боевых действий.

Река Янцзы, начинаясь на западе Китая, с гор и ледников Кунлуня, и сделав несколько больших поворотов, далее, в среднем и нижнем течении, несет свои воды на восток, мимо крупнейших китайских городов — Чунцина, Ханькоу (Уханя), Нанкина и Шанхая, где впадает в Восточно-Китайское море. Этот последний приморский отрезок реки и входил в полосу боевых действий 3-го военного района. Климат субтропический. Здесь долина Янцзы образует плоскую низменность, насыщенную влагой и очень плодородную. Лесов нет, они давно уже сведены земледельцами. Выжил лишь бамбук, который растет очень быстро, [224] образуя там и сям небольшие рощицы. Они окружены чайными плантациями, фруктовыми садами, полями хлопка и риса. Снимают по нескольку урожаев в год. Богатая сельскохозяйственной продукцией долина.

А с точки зрения оперативной, река Янцзы с крупнейшим в Китае шанхайским морским портом, с расположенным неподалеку от Шанхая городом Нанкин — столицей правительства Чан Кайши, с хорошо развитой транспортной речной сетью, ведущей в глубину Китая на тысячи километров, была для японского генерального штаба весьма заманчивым операционным направлением.

В августе 1937 года ставка японского императора отдала соответственный приказ, и военный флот с десантом направился через Восточно-Китайское море к устью реки Янцзы, к Шанхаю и Ханчжоу. Как и обычно, этот очередной акт

агрессии императорское правительство закамуфлировало заявлением, что главная цель Японии — «устранить коммунистическую угрозу, идущую из Китая»{77}. Ожесточенные бои за Шанхай и все устье Янцзы продолжались до середины ноября. Овладев этим районом, японские ударные соединения продвинулись по речной долине на запад и к концу 1937 года захватили Нанкин, вынудив правительство Чан Кайши эвакуироваться в глубь страны, в Чунцин.

Весь 1938 год и начало 1939-го японские войска, предпринимая на этом направлении частные наступательные операции, продолжали продвигаться вверх по долине Янцзы, на приречные города Ханькоу и Чанша, захватывая попутно плацдармы на южном берегу реки и за обширными озерами Поянху и Дунтинху. Отходя по долине на запад, китайские войска вместе с тем удерживали позиции южней Янцзы. К осени 1939 года, ко времени, о котором веду речь, японо-китайский фронт вдоль речной долины протянулся, если считать по прямой, на 1200–1300 км. С китайской стороны часть этого фронта от берега моря и до озера Поянху обороняли войска 3-го военного района. Западней Поянху до озера Дунтинху и на север к городу Ханькоу держал оборону 9-й военный район.

В ноябре — декабре мне пришлось много раз бывать на различных участках обороны 3-го военного района. Поездки были связаны с перегруппировкой артиллерии, а также с рекогносцировкой местности, с выбором позиционных районов и даже конкретных огневых позиций для той или иной [225] батареи. Дело в том, что в китайской артиллерии все еще господствовали взгляды и методы прошлого века. Стрельбу вели в основном с открытых позиций, то есть таких, с которых орудия можно наводить прямо на цель. Для этого пушки выдвигались куда-нибудь повыше — на холм или береговой обрыв. Японские артиллеристы, полагаю, с удовлетворением наблюдали этот военный архаизм и своими спрятанными в складках местности орудиями быстро расправлялись с китайскими батареями.

И вот ведь что странно: среди китайских командиров были люди, получившие образование в японских, французских, английских и других иностранных военных школах и, следовательно, прекрасно знавшие, что такое стрельба с закрытых огневых позиций. Однако сила инерции была столь всемогуща, что втягивала в себя и артиллеристов с современной военной подготовкой.

Приходилось доказывать, что инженерное оборудование огневой позиции, отрывка орудийных окопов, укрытий для личного состава и боеприпасов, подготовка и маскировка подъездных путей — не прихоть, но элементарные требования войны. Не лучше обстояло дело и с пехотными укрытиями. Выбираясь на передний край, я удивлялся прямолинейности траншей. Никаких изгибов! Поэтому фланговый огонь противника как бы прочищал подобные траншеи насквозь. Брустверы не маскировались, ходы сообщения были мелкие и узкие: встретятся две пары санитаров с носилками — не разминутся.

Приезжаешь, бывало, на огневую позицию, видишь, что все надо начинать сначала. Поработаешь с командиром батареи, разъяснишь, покажешь. Он, как правило, сразу и со всем согласен. А попадешь на ту же позицию некоторое время спустя — опять все по-старому. Так им легче и привычней. И когда сейчас я пишу о работе в Китае в 1939–1940 годах, то первое, что вспоминается, — это инертность командного состава китайской армии. Казалось, никакие кровавые уроки войны не в силах преодолеть уклад, сложившийся тут с древних времен. Мне, к примеру, потребовалось много времени, чтобы привыкнуть к такому зрелищу: четыре солдата-носильщика бегом несут на плечах паланкин, где под шелковой с кистями крышей восседает генерал в парчовом халате и с веером в руках.