Огни над Деснянкой
Шрифт:
До какого-то мгновения водитель не менял направления, шёл прямо навстречу самолёту, когда казалось – всё, конец! И вдруг по одному ему ведомым соображениям снова отвернул резко в сторону, обратно к дороге.
Бомба взорвалась где-то позади машины, и Пётр тут же громко расхохотался. Только смех его был, как и в прошлый раз, на грани срыва.
– Видал, как мы его? – зло произнёс водитель.
Идущий впереди топливозаправщик вдруг начал ходить по кругу, потом совсем остановился, из него повалил густой чёрный дым. В тот же миг Петро направил свою машину в облако дыма, и ещё через какое-то
Пётр тут же бросился к товарищу, но ему навстречу уже шёл Агафон и нёс на руках раненого водителя. Самолёт к тому времени улетел, и в очередной раз за этот день наступила тишина, которая нарушалась только треском и гулом горящего топлива да громкими криками Петьки.
– Афоня! Что с Ванькой?
– Не ори, помоги лучше, – дрогнущим голосом ответил Куцый.
Водителя первой машины ранило осколком бомбы в левый бок, выворотив наизнанку кишки, свисавшие теперь из-под грязной одежды. Агафон, положив ношу на траву, стоял на коленях перед солдатом, не зная, что делать, что предпринять. Лишь приговаривал:
– Терпи, Ваня, терпи, дружок. Мы сейчас, сейчас, браток, – голос срывался, руки дрожали.
Кузьма с Петром находились рядом, смотрели, как бледнело лицо раненого, как жизнь покидала солдата, не в силах помочь, спасти.
Танк КВ и обнаруженная машина с боеприпасами, прицепленная за танковый трос, находился там, где и указал Кузьма.
Павел Назаров выбежал навстречу, радостно размахивая руками.
– Командир, командир, мы их нашли почти сразу. Чуть-чуть до нас не доехали. Бензин кончился. А как у вас?
Пока танкисты ждали товарищей с топливом, времени они даром не теряли. Невзирая на протесты водителя, загрузили себе полный боекомплект, зарядили несколько лент к танковому пулемёту и сейчас гордо показывали командиру свои достижения.
Однако уже на полигоне часть снарядов, что загрузил себе экипаж Кузьмы, командир роты приказал изъять, чтобы хватило на всех, и поделил поровну. По два цинка патронов досталось на каждый танковый пулемёт, и это уже что-то. Личного оружия так и не было ни у кого. Говорят, его везли на других машинах.
Заправили баки топливом, и небольшая колонна из шести танков, одной танкетки, одного топливозаправщика выдвинулась на исходный рубеж к деревне Мишино. Резерв командира роты под командованием лейтенанта Шкодина ехал в крытом брезентом газике с прицепленной к нему полевой кухней сразу за командирским танком. Машину тыловиков, что доставила боеприпасы, не оставили на танкодроме, а снова зацепили тросом за танк в надежде на то, что удастся достать бензин и для неё.
Выдвинулись ближе к вечеру, чтобы обезопасить себя от налёта вражеской авиации. Но на всякий случай капитан Паршин приказал стрелкам-радистам быть готовыми к отражению воздушной атаки пулемётами.
Первый военный июньский день не спешил покидать землю, цеплялся за жизнь, как цеплялись за неё тысячи и тысячи людей на этой земле. Они потянулись бесконечной вереницей вглубь страны, подальше от границы, туда, где с большей долей уверенности можно было и сохранить
Небольшое воинское подразделение из нескольких танков бежало навстречу войне, торопилось туда, где в ночи вспыхивали сполохи пожаров, гремели страшные взрывы.
Кузьма, как и другие командиры экипажей, сидел на краю люка, свесив ноги внутрь танка, смотрел на покрывшиеся волдырями руки, думал, чем бы их замотать. И вдруг до него дошло, что за весь день он так и не вспомнил о раненых руках, обожжённом лице, да они и не напоминали о себе всё это время. Или не болели? А кто его знает? Вроде, как и не болели, или кажется, что не болели? А вот сейчас заболели, напомнили о себе.
Из люка появилась голова заряжающего Агафона Куцего. Грязное, в масляных потёках лицо смотрело снизу на командира выжидающе и строго.
– Чего тебе? – перекричав шум двигателя, спросил командир.
– Там у меня сухой паёк в сидоре. Когда можно будет его распечатать? А то больно есть хочется, да и ребята…
– Терпите, как остановимся, тогда все вместе.
Спустя минуту Кузьма уже слышал в наушниках, как оповещал по внутреннему переговорному устройству сослуживцев Агафон:
– Приказано терпеть, вот так-то, братва. Голодные, злее будем.
– Вот так всегда, – отозвался механик-водитель Андрей Суздальцев. – И где справедливость?
Остальные члены экипажа промолчали или не были подключены к переговорному устройству.
Огромное, почти чёрное в ночи, облако густой пыли висело над притихшей, затаившейся землёй, словно пыталось собой прикрыть её от чужого вторжения.
По рации командир приказал прекратить всякие разговоры, без крайней необходимости на связь не выходить, строго выдерживать дистанцию.
Обогнали несколько колонн пехоты, что так же спешили навстречу войне.
Вдоль дорог то тут, то там горели небольшие костерки, вокруг них суетились женщины, старики, дети; висели котелки с немудрёным варевом.
Нескончаемый людской поток двигался куда-то вглубь страны, подальше от вражеских самолётов, от стрельбы, взрывов, смерти.
Несколько раз навстречу попадались большие гурты скота, которые тоже гнали по полям, уводили от линии фронта. Погонщики скота стояли в пыли, смотрели вслед проходящим танкам, махали руками.
Непреодолимой преградой для ротной танковой колонны стала небольшая, но топкая речушка Щара, что брала своё начало где-то в болотистом Полесье, чтобы соединиться с Нёманом правее местечка Мосты. Ещё бы с час езды, и вот он – рубеж обороны танкового полка, куда так спешила рота капитана Паршина. Но мост через речку был разбомблен.
Они оказались не одиноки: на этом берегу скопилось немалое количество войск. Видны были тракторные тягачи с тяжёлыми орудиями на прицепах; несколько санитарных машин какого-то госпиталя, чуть в отдалении сосредоточились машины с боеприпасами, укрытые брезентом. Пехота расположилась вдоль дороги по обочинам в мелком кустарнике. Некоторые пехотные подразделения пытались форсировать реку вплавь, уходили куда-то берегом, на подручных средствах переправлялись на ту сторону, ближе к войне. Руководил ими, подгонял пехоту сорвавшимся голосом майор, который уже не мог говорить, а лишь сипел, помогая себе зажатым в руке пистолетом.