Огонь и сталь
Шрифт:
— Дураки не учатся, — презрительно выплюнула Наяда, залпом осушая кубок. Белое Крыло непримиримо вскинула голову, однако в груди тугим клубком сплетались обида и разочарование, и вязкий холод начал медленно обволакивать ее тело, сковывая ледяной броней. Совсем как тогда, в Виндхельме…
— Мне очень больно говорить это, девочка, но… если ты не изменишь свое поведение, тебе придется покинуть Йоррваскр.
— Согласна, — Охотница бросила на босмерку полный пренебрежения взгляд, — таким, как ты, здесь не место.
— Эй… ну… ну, вы же не серьезно?! — Фаркас двинулся к Кодлаку, но Вилкас силой усадил близнеца на скамью. Удерживая брата за плечо, он повернулся к эльфийке, строптиво поджимая губы. Кодлак прав, другого выхода нет. Она просто не понимает. Ей выпала честь быть одной из Соратников, а Тинтур смеет бросаться этой милостью, продолжает вести себя так, словно она по-прежнему
— Кодлак, ты правда выгонишь ее? — с горячностью воскликнул Фаркас. — Тинтур наша сестра по оружию! Как ты…
— Уймись уже, тугодум, — фыркнула Эйла, — никто Белое Крыло не выгоняет.
— Но… но Кодлак же сказал…
— Я просто хочу, что бы она осознала свою вину, — Белая Грива провел рукой по бороде. — Нельзя уподобляться зверю, даже если в тебе течет звериная кровь.
— Да и куда ей идти? — буркнула Наяда, снимая шлем и приглаживая растрепанные волосы. — Попсихует, подуется, глядишь, надумает чего умное. А то совсем волчонок распоясался в своих рифтенских горах.
Вилкас слабо улыбнулся и сел за стол рядом с братом. Конечно, Тинтур не уйдет. Они же ее семья. Остальные поворчат для порядка, но вскоре все вернется на круги своя. Соратники вновь станут гильдией самых великих воинов Скайрима, вернут Йоррваскру былую славу и уважение. Завтра Вилкас возьмет Белое Крыло с собой на зачистку одного из бандитских притонов. Пусть увидит, чем заканчивается жизнь, которую она вела ранее.
И каково же было удивление Соратников, когда на утро они обнаружили, что спальня Тинтур пуста. Ни вещей, ни книг, ни оружия, ни самой босмерки. На аккуратно застеленной кровати лежал двуручный меч из серебристо-голубой стали. Выкованная на эфесе волчья голова яростно скалилась, темные провалы глаз с немым упреком взирали на воинов.
***
Голод сжигал ее изнутри, прогоняя сон и усталость. Деметра судорожно сглотнула и настежь распахнула окно, надеясь, что ночная прохлада немного остудит ее, но безрезультатно. Наждачная сухость на языке, огненный жар, сменяющийся на лихорадочный озноб и обратно, ломота во всем теле… Довакин медленно обернулась, не мигая глядя на безмятежно спящего Онмунда. Маг тихонько посапывал, обнимая подушку, и чему-то улыбался. При виде его руки, такой тонкой кожи на запястье, бледно-голубых вен рот бретонки наполнился слюной. Он же ее муж, он не будет против… кровь Онмунда насыщена магией, это придает ей особое послевкусие… Драконорожденная облизнулась, но тут же одернула себя. Нет! Нельзя! Нужно выбраться из города, пока ей окончательно крышу не снесло! Торопливо натянув робу и схватив первые попавшиеся свитки, женщина бросилась прочь из дома, моля Девятерых послать ей какого-нибудь разбойника или вора. Выскочив на улицу, Деметра кинулась к воротам. Под бледной кожей рук уже начали проступать почерневшие вены — признак четвертой, последней стадии голода. Еще немного, и она начнет кидаться на первого встречного. Жажда, желание вонзить клыки в чью-нибудь упругую плоть бурлила и клокотала в магичке подобно лаве Красной горы, сопротивление рассудка постепенно таяло… бретонка почти вышла за черту территории города, когда ее окликнул стражник.
— Стой! Кто идет?! — он взмахнул факелом перед самым лицом Довакин, заставив ту разъяренно зашипеть. От чрезмерной близости пламени на щеке вампирши вскочил и лопнул ожоговый пузырь. — Кто такая?! Почему шляешься посреди ночи? Ты местная?
— Да… нет… я… — Деметра сжала зубы, — дай пройти, щенок… я… тан…
— Что? Говори громче, я не расслышал, — стражник слегка подался вперед, наклоняясь к Драконорожденной. Блондинка глубоко вздохнула, пытаясь привести мысли в порядок, но, почувствовав запах мужчины, его тепло, биение его сердца, жадно зарычала, и ее пальцы сомкнулись на шее вайтранца. Стражник захрипел и выронил щит. Не будь Довакин так одержима жаждой крови она бы сильно уступила мужчине в грубой физической силе. Но не теперь. Бретонка вывернула его руку, вынуждая бросить пылающий факел, и сорвала с головы стражника шлем, который с глухим звоном покатился по камням. Увидев свое отражение в расширенных от ужаса глазах вайтранца, Деметра кровожадно оскалилась, проводя кончиком языка по своим клыкам, выглядывающим из-под верхней губы.
— Нет! Нет, не надо!.. — о, Ситис, почему все орут, все умоляют… будто это их спасет. Схватив мужчину за жесткие темно-русые волосы, магичка запрокинула его голову и припала горячими губами к бьющейся на шее жилке,
========== VODahMIN ZIN (Забытая честь) ==========
— Я ненавижу стражников, — пробурчала Деметра, — спроси меня, почему.
— Почему? — послушно откликнулся Цицерон.
— Они никогда не ходят по одному, — женщина слегка поерзала в седле, пытаясь устроиться по-удобнее, так, чтобы лишний раз не задевать рану на бедре. Каждая кочка, каждый резкий поворот отзывался резкой ноющей болью. Вот же ведь какая ирония судьбы — она же Довакин, национальный герой, в чьих руках будущее Скайрима да и всего мира. Ей судьбой предначертано убить дракона-первенца Акатоша… при мысли об Алдуине бретонка содрогнулась. Иногда во сне она видела Хелген: охваченные пламенем дома, крики умирающих… и исполинская фигура черного дракона на фоне нежно-голубого шелка небес. Все остальное блекло, тлело и стиралось, превращаясь в размытые цветные пятна. Оставались только магичка и Пожиратель Миров. Бич Монархов расправлял кожистые крылья, заслоняя собой солнце, и вскидывал голову, исступленно ревя. Лишь по милости богов и всех принцев даэдра Деметре удалось избежать смерти. Женщина слегка ослабила воротник туники, тонкие пальцы, не привыкшие держать оружие, нервно играли золотым медальоном с самоцветами. Отец Пустоты, ну, почему именно она?! Да, приятно, когда о тебе слагают легенды, а имя прославится в веках, когда ты снисходишь до общения с высокомерными ярлами, а не наоборот, когда детей называют в твою честь (эх, Деметр и Деметров видимо-невидимо разведется), но… Драконорожденная боялась. Неистово боялась старшее дитя Акатоша. Но ведь героям не позволительно трусить. И быть вампирами, которые нападают на стражников во мраке ночи. И возглавлять гильдию ассасинов… Деметра вздохнула, опустив ресницы. Бретонка не положительный герой. Скорее, даже отрицательный. Если бы не благословение Ауриэля, что бы с ней было? Кем бы она стала? Придворным магом ярла? Ведуньей-странницей? Или бы примкнула к клану вампиров? Но точно бы не стала послушной, верной женой, хлопочущей по хозяйству в ожидании мужа, нет, нет, шило в заднице магички слишком велико для этого. Деметра печально улыбнулась, отвела золотистую прядь волос, щекочущую щеку, за ухо. С Онмундом не удалось попрощаться… надо будет написать ему, как прибудут в Данстар, а то обидится и опять уедет в Винтерхолд. В прошлый раз Довакин почти неделю пыталась выковырять любимого мужа из Коллегии… в груди у женщины сладко защемило, когда в голове пронеслась вереница воспоминаний их бурного примирения. В ту ночь Драконорожденная разбудила всю крепость своими криками…
***
Цицерон шел рядом с Тенегривом, насвистывая и пиная камушки. Сегодня Хранитель отказался от своих любимых песенок, ибо когда страдаешь от зевоты даже нужной ноты не возьмешь. Наверное, этой ночью его разбудил сам Властитель Ужаса… как же хорошо, что Цицерон запасливый и каждый вечер собирает сумку, на случай если Слышащая решит отправиться в путь. Вспомнив трех громил-стражников, размахивающих мечами и копьями, имперец оскалился, руки в черных, шитых золотом перчатках сжались в кулаки. Цицерон им показал… да, Цицерон преподал им урок! Никто не смеет поднимать руку на его Слышащую! Его?! Шут опасливо вжал голову в плечи и покосился на Деметру, страшась, что могучая Слышащая могла услышать, прочесть его нескромные мысли. А что, ведь Матушку же она слышит… но блондинка, кажется, дремала — веки опущены, густые ресницы веером лежат на щеках. Красивая у него Слышащая… нет, нет, глупый, глупый Цицерон! Настоящий Дурак Червей! Не у него, а у них, у всего Братства! Шут печально вздохнул и взял Тенегрива под уздцы. Единственное, что ему остается — восхищаться Слышащей издалека. Ведь Слышащая никогда не обратит свое внимание на глупого, одинокого Хранителя… никогда…
***
Едва двери убежища призывно распахнулись, Цицерон со всех ног бросился к гробу Матушки, громко сетуя, что так долго не навещал ее, не приносил цветов и не натирал маслом ее священные мощи. Деметра с ухмылкой наблюдала за его плясками вокруг мумии Нечестивой Матроны. Что ж, по крайнем мере пару дней она будет освобождена от его бормотания. Довакин направилась в свою комнату, по совместительству и кабинет главы Братства, намереваясь написать пару писем и просмотреть поступившие заказы от Назира, когда ее окликнул тихий шелестящий голос.