Огонь и сталь

Darr Vader

Ярл Лайла Рука Закона не поскупилась на гуляния. Дрессированный медведь, темнокожие алик’рские танцовщицы с проколотыми пупками и руками, витиевато разрисованными хной, даже труппа каджитов-акробатов. Все это стоило немало, казна изрядно похудела, но Рифтен не мог ударить в грязь лицом, особенно перед Империей. Пусть Туллий дважды подумает, прежде чем осаждать ее город! Раз ярмарка с таким размахом гуляется, то уж и на войну за Скайрим ни золота, ни жизни не пожалеют. Женщина тяжело вздохнула. Она глаз не сомкнула со дня смерти Мавен. Стоило только смежить веки, как перед ней вновь представала Черный Вереск. Было так странно видеть ее мертвой, безвольно распластанной на полу в луже крови, с неровными бутонами темно-багровых кровавых капель на посеревших щеках и глазами цвета заката, лишенными блеска и жизни. Хемминг, бедный мальчик, видимо, спешил на помощь матери, но убийца не пощадил и его. Ужасно,

но Лайла даже не могла вспомнить его лица. Черты смазывались, расплывались, и вновь из белесого зыбкого тумана появлялось лицо Мавен. Синие губы шевелились, покойница не произнесла ни слова, но ярл знала, что аристократка зовет ее. Сколько раз за ночь северянка с глухим криком просыпалась в ночи, жалкая, бледная, дрожащая. Не правительница Рифта, просто одинокая испуганная женщина. Венец, трон да город, пронизанный воровством и ложью, словно туман рассветными лучами солнца. С наступлением дня дымка растает, рассеется, но Гильдия воров продолжит ютиться по углам и канавам. Лайла коснулась своей тиары, холодной, надменно мерцающей серебром и сапфирами. Венец красив, спору нет, отражает ее статус, но он холоднее скайримских гор. Что с него? Развеселит ее он? Позаботится в старости? Стук барабанов и звон бубенцов, сопровождающийся смехом и рукоплесканиями. Ярл отпустила всех на ярмарку, даже сыновья будто позабыли о своей ссоре и, перешучиваясь, словно мальчишки, побежали на праздник. Конечно, полуголые танцовщицы в шелках им куда интереснее, чем старая мать, обремененная заботами.

Лайла, зябко поеживаясь, прошла к своему трону. От каменных стен веяло холодом, казалось, Миствейле еще студенее, чем в склепе. Закутавшись в медвежью шкуру, пропахшую дымом, но еще хранящую слабое эхо аромата леса, ярл грациозно, насколько позволяло одиночество, опустилась на свой трон. Пусть Рифтен сегодня гуляет, у его правительницы выходных нет. Харальд и Серлунд уже взрослые мужчины, но город — что дитя малое. Ему нужна твердая, сильная рука. Рука закона.

Северянка не заметила, как оказалась в мягких, уютных объятиях сна. Веки отяжелели, голова склонилась на грудь. Лайла, разомлевшая, сломленная усталостью и тревогами, слабо сопротивлялась накатывающей слабости. Ярл не должен спать на своем троне, но открыть глаз не было сил. Женщина блаженно вздохнула, зарываясь лицом в жесткий мех. Венец ярла сейчас казался ей невероятно тяжелым, стальными объятиями сжимающий ее голову, а тело словно лишено воли и силы. Норжанка прерывисто вздохнула и сквозь ресницы, будто через тюремные решетки, взглянула огонек свечи, пляшущий ничуть не хуже какой-то танцовщицы. Отчего это крошечное пламя сияет ярче солнца?

Мрак сомкнулся вокруг нее, обрушился как гигантская волна, утянул ее в бездонную пучину, а Лайла и не думала противиться. Мягко блуждая по волнам собственного беспамятства, женщина была рада хоть короткой передышке от тревог, забот взбалмошного старшего сына и повредившегося умом младшего… но даже сквозь дымку дремоты, она чувствовала как непрошеные раскаленные слезы режут глаза. Ярл сама не знала, почему плачет во сне, но когда ощутила легкое, почти незаметное прикосновение к щеке, смахивающее горькие капли, вздрогнула и резко распахнула глаза. Перед ней стояла Мавен. Совсем юная, свежая девушка, такая, какой Лайла увидела ее впервые, когда сама была только женой ярла. Мавен улыбалась, в глазах плясали озорные искорки, которых северянка уже много лет не видела в ее взгляде. Черты лица, не тронутые честолюбием и тщеславием, изящные и правильные, в них всегда было что-то порочное и искушающее. С трепетной робкой улыбкой Лайла протянула руку, что бы коснуться нежной, как лепесток, кожи, как вдруг улыбка Мавен померкла, а в глазах расцвели ужас и недоумение, а изо рта хлынула кровь, густа я и черная. Кожа и плоть расползлись в стороны, обнажая извивающиеся черные щупальца, обратившееся сотней окровавленных рук, а посиневшие губы раздвинулись в злобном оскале. Лайла проснулась, задыхаясь от беззвучных рыданий. А в Трясине Вермина, Принцесса Кошмаров, заливалась смехом, потешаясь над глупой беспомощной смертной.

***

— С ума сошла?! Домой ко мне являться! — гневно прошипела Слышащая, кутаясь в шаль. Данмерка кротко склонила голову, хотя в черных, как ночь, и таких же бездонных глазах было ни капли раскаяния. Волосы цвета рассветных облаков заплетены в две косы, меж грубых надбровных дуг бледно-зеленой краской нарисована узкая длань. Деметра раздраженно поморщилась. Она терпеть не могла пачкать лицо краской, даже пудра и румяна ей претили, а меры раскрашивают свои рожи тщательнее, чем стены домов. Какое-то пятно на лбу или щеке не принесет им везения, счастья или благодати. — Еще позже прийти не могла?

— Ну, у ночи кроваво-красный

цвет, — откликнулась Зиссель, поправляя свой бурый потрепанный плащ. Края его были заляпаны грязью. — Вам вообще в час кабан спать не положено.

— У большинства твоих сородичей глаза тоже красные, и что? — этой ночью с гор спустились заморозки. Пусть бретонке холод безвреден, но все же неприятно стоять босой на крыльце. Ветер то и дело запускал призрачные пальцы ей в волосы, оглаживал лицо и шею. Магесса с трудом подавила зевок. — Говори, зачем пришла и проваливай. Не хватало, что бы отец тебя увидел.

— Как скажешь, Слышащая, — если темную эльфку и оскорбили слова Довакин, виду она благоразумно не подала. В Вайтране она лишь помощница Олавы Немощной, серость поганая, а Деметра — тан, приближенная ярла. Со Слышащей за языком своим лучше следить,а то его и вовсе лишиться можно. Данмерка коротко взмахнула рукой, подзывая кого-то. Из темноты выступил человек. Вернее, еще одна эльфийка. При виде нее глаза бретонки вспыхнули расплавленным серебром, но удивление она умело спрятала за снисходительной улыбкой. Зиссель могла потревожить ее только в одном случае.

— Вот он, значит, наш маленький вайтранский мясничок, — пропела Деметра, озорно покачиваясь с пятки на носок. Бледно-золотистый локон упал ей на лоб, придавая Слышащей Темного Братства лукавый вид. Взгляд Тинтур Белое Крыло тускло мерцал в ночной мгле. — Это точно? — обратилась магесса уже к данмерке. — Ситис ошибок не прощает. Никому, — за ее улыбкой и преисполненным насмешки тоном явно крылась угроза. Босмерка позволила себе ухмылку.

— Ситис ошибок не прощает? Или ты столь бесцеремонного нарушения твоего сна? — Зиссель едва не поперхнулась от столь вопиющей наглости по отношению к Слышащей и с опаской взглянула на Довакин. Девушка молчала. Глаза ее как две бледно-серебристые луны скользнули по смятому желтоватому пергаменту с черным оттиском ладони.

— Добро пожаловать в Семью, — молвила она с радушием, который на сей момент совершенно не чувствовала. — А сейчас пошли прочь обе. Еще немного моего терпения — и эта ночь действительно окрасится кроваво-алым.

***

Редгардки были все как на подбор фигуристые, смазливые, кожа, натертая маслами, блестела на солнце. Бедняжки, Деметра скорбно покачала головой, холодно им должно быть в своих шелках и монисто. Она со скучающим видом наблюдала за их танцем. Быстрые ритмичные хаммерфелльские мотивы горячили кровь, заставляли сердце биться быстрее. Шестеро девушек в распашных юбках из темно-лилового шелка и вуалях, едва прикрывающих груди, встали в круг, каждая чуть изогнула спину и отставила ногу. Как только музыканты заиграли, танцовщицы принялись маняще покачивать бедрами. Стройные ноги мелькали в разрезах юбок, платки взметались вверх, смуглянки двигались абсолютно синхронно. Даже внешне они были похожи. А чему тут удивляться? Все редгарды на одно лицо.

Довакин танцовщицы совершенно не впечатлили. Развлечение для озабоченных мужланов, а таких на ярмарке полно. Даже ярловы сынки слюни пускают. Ритм начал постепенно замедляться, музыка становилась более плавной и тягучей, но это только прибавило чувственности представлению. Танцовщицы в лиловом медленно опустились на колени, открывая взору зрителей седьмую плясунью. По толпе пронесся вздох восхищения. Преимущественно мужского.

Девушка была светлокожей для редгардки. Карамельную кожу выгодно подчеркивало бледно-зеленое одеяние, смоляные кудри были собраны в хвост на макушке и перевиты золотой нитью. Танцовщица изображала змею, дразняще извивалась в вихре прозрачных шелков, практически не срывающих соблазнительных изгибов ее тела. Звон септимов, которые танцовщицам швыряли восхищенные, пускающие слюни зрители тонко аккомпанировал барабаном и флейте. Устав от представления томных хаммерфелльских красавиц, Деметра неспешно направилась прочь. Денек выдался облачный, даже не пришлось одевать капюшон. В Рифте ее знают не так хорошо, как в Солитьюде, Вайтране или Фолкрите, и магесса наслаждалась временным одиночеством.

Небольшой мешочек с деньгами бретонка спрятала в рукаве. У девушки совершенно не было настроения на покупки, но, может, пара милых безделушек сможет поднять ей настроение. Слишком многое отравляло минуты в последнее время. Предательство и уход мужа, расставание с Лис… магичка бросила быстрый взгляд в сторону таверны. Гомон, крики и пьяный хохот, Тален–Джей вывел из «Пчелы и жала» норда с красным испитым лицом и грубо швырнул его в лужу под смех детворы. Сомнение и ревность царапнули Драконорожденную изогнутыми когтями по сердцу, и бретонка поспешно отвернулась. Девочке там будет лучше. Да и Слышащей недосуг возиться с ребенком. Будь она постарше, то другое дело… Деметра тряхнула головой, пытаясь избавиться от навязчивой липкой тревоги, но лишь сильнее увязла в ней.