Огонь и сталь
Шрифт:
— Спасибо, босс, — едко откликнулась Сапфир, пряча улыбку. Действительно, из грязи в князи, с соломенных тюфяков Крысиной норы на мягкие перины в особняк Черных Вересков. — Уж не волнуйся, Ларасс. Я не подведу, — женщина погладила щечку Санеры. Сутай–рат одобрительно кивнула. Дело рисковое, то верно, но оно того стоит. Нельзя позволить, что бы Мьол со своими прихлебателями выкурила воров из Рифтена. Дхан’ларасс по себе знала, на что способна амбициозная, решительная женщина.
— Простите, что прерываю, босс, — в комнату заглянул Рун. Заметив преображенную Сапфир, он тихо хмыкнул, усмехнувшись. — Но там у нас гости.
—
— Слышащая Темного Братства.
***
Бретонка поморщилась от тяжелого запаха сырости и плесени, витающего в затхлом воздухе. Даже благовония, тлеющие в медной вазе, не могли разбавить зловония клоаки. Магесса подошла ближе, вдыхая терпкий сладкий дымок, струящийся тлеющей благовонной палочки. Деметра не очень любила такие приторные запахи, а сейчас они только напомнили ей от грудастых редгардках, выплясывающих на площади Рифтена. Любопытно, умей она так плясать, ушел бы от нее Онмунд? Лицо Довакин исказила злобная усмешка. Как она могла позабыть, ведь он ушел, потому что не желал жену — чудовище, монстра, которая питается кровью невинных. Девушка опустилась на стул. Неужели любви и привязанности оказалось недостаточно? Все дело только в ней? В том, что поначалу магичка забавлялась быть вампиром, а потом просто привыкла? Мрачные, невеселые мысли неотступно следовали за ней с той самой ночи в Айварстеде. Жаль, что рядом нет Тинтур. Эльфийка умеет слушать. Правда, Деметра еще не решила, как сообщит ей о том, что отдала Лис. Девочка очень привязалась к босмерке. Ну, ничего, переживет как-нибудь. В жизни далеко не все так, как хотелось бы.
— Моя красавица, я потрясен, — знакомый баритон пробежал вереницей мурашек вдоль позвоночника. — Неужели я настолько запал в твое сердечко, что ты прибежала даже сюда?
Довакин неспешно поднялась на ноги. У кошаков дурная привычка подкрадываться сзади. Как у кобелей, которые не собираются кусать. Схватив со стола каую-то книгу, она с размаху швырнула ее в нахальную рожу каджита. Вор зашипел, прижимая ладонь к носу. В его взгляде вспыхнуло изумрудное пламя, и отнюдь не гневное.
— Колешься, как роза. Мне это нравится, — ухмыльнулся он, протягивая к ней руку, но девушка брезгливо отшатнулась. Серые глаза облили каджита презрением.
— Убери свои руки, если не хочешь их лишиться!
— Моя драгоценная, когда я тебя коснусь, ты не захочешь, что бы я останавливался, — томно промурлыкал каджит, нависая над бретонкой. Магесса рванулась в сторону, но кот оказался проворнее. Руки пирата обвили ее талию, Драконорожденная не успела опомниться, как оказалась прижатой к крепкой мускулистой груди сутай–рат. Темно-коричневая шерсть колола ей щеку
— А ну отпусти меня, ты, вшивое отродье! — негодующе взвизгнула Слышащая, но каджит только рассмеялся. Его руки повторяли каждую линию ее тела. — Я сказала, отпусти!
— Ты слишком красива, что бы я к тебе прислушивался, — нагло заявил вор и подхватил девушку на руки. Серебристый взгляд магички сверкнул гневом, и она наотмашь ударила пирата по лицу, но вот перехватил ее руку и лизнул ладонь шершавым горячим языком. Деметра скривилась и попыталсь схватить его за язык, но каджит, смешливо фыркнул, уклоняясь от ее пальцев. — И откуда ты такая взялась, а?
— Прямиком из Данстара, братец, — в комнату широким шагом вошла каджитка. Прозрачно-голубые
— А что? Я не против! — задорно хохотнул каджит, но магессу отпустил. Он осторожно поставил бретонку на ноги и сморщился в притворном раскаянии. — Пойдешь за меня замуж, красавица?
— Да я лучше драугра поцелую, — рявкнула Довакин, гадливо вытирая руку об подол. Камо’ри грустно вздохнул, прижимая уши, хвост огорченно поник.
— И как красота может быть столь горькой? — выдохнул он печально, но тут же игриво подмигнул сестре и ущипнул бледную от ярости и возмущения Деметру за бедро. Магесса разъяренно взвизгнула, замахиваясь на пирата огненным шаром, но Камо’ри проворно юркнул за дверь, вильнув хвостом на прощание. Дхан’ларасс затворила за ним, тихо посмеиваясь.
— Не сердись, Слышащая. Братцу редко кто нравится настолько сильно.
— О, так это мне польстить должно?! — прорычала Деметра, строптиво передернув плечами. — Я сюда по делу пришла, а не для того, что бы меня всякие… коты… домогались!
— Камо’ри любит блондинок, — лениво откликнулась королева воров. Она вальяжно развалилась в кресле, закинув ноги на стол. По Рифтену блуждали слухи, что глава Гильдии воров родила, но, глядя сейчас на подтянутую стройную фигуру воровки, было сложно в это поверить. Слышащая заняла стул напротив нее и сложила руки на коленях. По ее губам пробежала вежливая улыбка.
— Правда ли, что тебя можно поздравить?
— Аж три раза, — усмехнулась Ларасс, похлопывая себя по животу, — боги наградили меня тройняшками.
— Очень рада, — за богов. — Я пришла по делу.
— Слава Азурах, что не ради моего брата, — золотые серьги сутай–рат лукаво сверкнули, звоном соглашаясь с хозяйкой. — Кстати… как ты нас нашла? Рун сказал, что ты стояла у статуи Ноктюрнал, когда он тебя увидел.
Улыбка Деметры получилась нежной и ласковой, как удар кинжала по горлу.
— У меня свои пути… и свои люди, — она выразительно покосилась в сторону знамени, где на темно-сером фоне зиял знак Гильдии воров. Бахати неуверенно вышла вперед, старательно стараясь не смотреть в сторону гильдмастера. Ларасс хлопнула себя по колену.
— Ну и наглая ты, Слышащая! Мой брат, теперь еще и она! Не многовато ли?
— В самый раз, — отмахнулась магесса. — Не говори, что у тебя нет своих шпионов в моем убежище.
Королева воров склонила голову. Лед в ее бледно-голубых глазах растаял, уступив место уважению и любопытству.
— Думаю, пора перейти к делам. Бахати! Не стой столбом, хвост тебе рубить никто не собирается! Неси вина и чего пожрать, да не скромничай. Пусть Слышащая увидит, как живут благородные воры.
========== Du’uL KRAH (Корона холодов) ==========
Мороз и стужа вынудили босмерку обуться. На каленых северным холодом камнях можно и ноги себе отморозить, а снег в Истмарке сыпучий, искристо-белый, будто лунная стружка, и каждая снежинка жалит ледяным огнем яростнее, чем рой диких пчел. Тинтур не была в Виндхельме почти четыре года. Прожила вдали от города, который ее изуродовал, и возвращается в промерзшие каменные стены, подернутые дымкой инея, который не тает даже под солнечными лучами. Солнце редко заглядывает в этот край.