Огонь с небес

Афанасьев Александр

— Кто он?

— Его фамилия Тихонов. Он меня… с креста снимал. Потом в центре особого назначения учил. Без него…

— С креста снимал?

— Ну да… — Араб показал оставшиеся кругляшки на ладонях, — меня же во время бейрутских событий боевики захватили, я рассказывал. На кресте распяли. Наши вовремя подоспели, сняли…

— Сильно ты им насолил.

— Еще бы… Отец…

Араб оборвался на полуслове. Я ждал.

— В общем, человек этот, Тихонов — последний раз я его видел на заброске. Нас тогда в Персию забросили, на разведку и аэродромы готовить. А потом и их. А так — он водила. Караванщик. Здесь ходит.

— Здесь? До Кабула?

— Да…

— Ему доверять можно? Подумай хорошенько.

— Если ему нельзя, значит, никому нельзя, — уверенно сказал Араб, — значит, кончилась Россия. Уходить отсюда пора.

Я поднялся с корточек, несколько раз переступил ногами, распрямился — затекло сильно.

— Что сидишь? Пошли.

Несколько километров от границы. Караван-сарай. 05 марта 2017 года

Quis custodiet ipsos custodes? Кто усторожит сторожей самих?

Быть мертвым… точнее, числиться мертвым — не так и плохо, если поразмыслить. Тебя нет. Тебя никто не ищет. Враг расслабился. И удар, который ты нанесешь, будет для него полной неожиданностью.

Из города мы выехали просто — на автобусе. Поддельные документы были и у Араба, и у меня — не подкопаться. Все-таки мы были не салагами — мы были травлеными, битыми, стреляными волками, за милю чующими стальной дух капкана. Мы были такими же, как все — бородатыми, загорелыми, с небольшими сумками через плечо, деньги у нас тоже были — успели схватить. В этих местах электронику не уважали, поэтому продали нам отрывные билеты старого образца, и вместе с ними мы вошли в старый, с высокой посадкой «Зубр». Водила оторвал контрольные талончики, насадил на подставку с гвоздем и кивнул — проходите, садитесь. Тягучая восточная мелодия сочилась из динамика, подобно каплям меда…

Зарычал мотор. Автобус тронулся. Мы молчали: меня уже потряхивало, Араба тоже — отходняк начался. Но показывать это нельзя…

Мысли ворочались в голове, подобно камням.

Невеселые…

Quis custodiet ipsos custodes?

Как получилось так, что офицеры, клявшиеся в верности Престолу, стали убийцами, террористами и заговорщиками? Как получилось так, что они получили контроль над столь важными частями государственной машины, что сумели совершить то, что совершили в Туркестане…

Что произошло — я знал… догадался, не дурак. Араб не знал, у него допуска не было, да и не очень-то он любил все эти электронные штуки и шпионские игры — а я все знал, потому что и допуск у меня был, и к созданию этой системы я имел самое непосредственное касательство.

Протокол Эпсилон. Четвертый, совершенно секретный уровень реагирования на угрозу. Практически абсолютное оружие, никакого документирования, никакого разбирательства по поводу применения, абсолютное убийство. Ты набираешь нужный номер — сам номер тоже государственная тайна — произносишь в нужном порядке несколько слов, даешь координаты цели — и врагу конец. От боевого беспилотного аппарата не убежать, не спрятаться, к смерти невозможно подготовиться, сам аппарат невидим, он может парить над заданным районом несколько десятков часов. Абсолютное оружие, которое мы создали для того, чтобы убивать своих врагов — но как-то так получилось, что оно теперь убивает нас. Правда, для активации этого оружия нужно иметь очень серьезные полномочия, их доверяют считаным людям. Если по нам нанесли удар беспилотником, значит, дело о коррупции и измене, какое мы раскопали в Кабуле, затрагивает интересы старших офицеров армии и спецслужб. Это один из небольшой группы посвященных, которая никогда не была больше двадцати человек. Может — и не один.

Quis custodiet ipsos custodes?

Так, в невеселых мыслях и размышлениях — не знаю, сколько мы проехали. Пришел в себя от того, что Араб ткнул меня локтем в бок, совершенно не соблюдая субординацию.

Пора…

Переступая через стоящие в проходе большие, из плотной пластиковой ткани сумки, мы добрались до водителя, Араб постучал по перегородке, бросил пятирублевую монету в копилку рядом с водителем…

— Высадите нас здесь, эфенди, и да сделает Аллах вашу дорогу легкой и приятной…

Водитель пожал плечами, начал перестраиваться в крайний ряд, чтобы на ближайшем кармане остановиться. Ничего удивительного нет — может, люди свой кишлак увидели или надо им что-то. Главное, что без билета не едут, билеты до Термеза, а ехать до него или сойти по дороге — это уже их дело…

С шипением отошла дверь.

— Рахмат, эфенди… — поблагодарил Араб.

— Рахмат… — сказал и я, выбираясь из автобуса…

Взревев мотором и окатив нас на прощание сизым облаком дыма из плохо отрегулированного двигателя, автобус тронулся в путь. Мы остались на бетонной площадке кармана.

— Долго? — спросил я Араба.

— За пару часов дойдем… — Араб закинул на плечи свою сумку, чтобы легче было нести, перепрыгнул через ограждение на насыпь. — Раньше выйдем — раньше дойдем.

— Погранцы на нас внимания не обратят? — Я кивнул на висевшую над горами в отдалении серую тушу дирижабля…

— Нет. Они обращают внимание на тех, кто с той стороны идет. Да и что мы несем? Так, слезы одни…

— Логично, — признал я.

До караван-сарая дошли, как Араб и говорил, за два часа. Теперь оставалось только ждать нужного человека.

Говорили, что как только мы возьмем Афганистан, куча людей у границы потеряет работу. Ха, как бы не так! Потребность в перевозках не только не уменьшилась, но и увеличилась, теперь надо было снабжать наш контингент там. Появились частные военные компании… они вообще-то давно появились для конкуренции казакам, но сейчас, с тех пор как неспокойно в Персии, теперь и в Афганистане, как появилась потребность замирять Белуджистан с его огромными запасами газа, строить там порт, способный принять два авианосца… и все эти частные компании тоже нуждались, как говорят североамериканцы, в «логистическом обслуживании». Поэтому на стоянке было еще больше машин, чем раньше, среди бронированных грузовых мастодонтов выделялись бронированные, вооруженные пулеметами и гранатометами внедорожники и легкие бронетранспортеры, их было так много, что места на стоянке не хватало. Часть из них были русскими, часть — афганскими, из дружественных, прежде всего северных, племен и племенных групп. Русских на стоянке было не отличить от афганцев — бородатые, с цветастыми платками, прикрывающими рот и нос от пыли. Мы тоже повязали шемахи, чтобы не выделяться.

Половой предложил номер, предупредив, что вечером может и не быть. Мы отказались — но оставили для него десять рублей, чтобы придержал, если останемся ночевать… деньги здесь текли просто бешеные. Прошли в трапезный зал, заказали плов. Смешно, но афганцы здесь все ели плов с диковинной для них курятиной, а русские — налегали на баранину, которую в средней полосе и не найдешь вовсе. Свинины, конечно, не было…

Десятку отдали не просто так. Тихонов появился на удивление быстро, повезло просто. Он был в компании таких же, как он, караванных водил: жесткие, как свитые стальные тросы, мужики, которые так, наверное, и умрут за рулем. Если не погибнут до этого…