Огонь с небес

Афанасьев Александр

Араб вышел из-за столика, привлек внимание своего контактера, маякнув каким-то принятым у них способом. Тот пообнимался еще на арабский манер с кем-то, потом — отошел от своей компании, оказался у нас за столиком.

— Салам алейкум.

Тихонова я тоже знал… не знал, скорее, встречался несколько раз, он был кем-то вроде старшины у большой группы водителей. Ему было за пятьдесят, причем далеко за пятьдесят, но менялся со временем он мало — только морщин на обветренном лице стало больше. Человек из тех, которые умирают на своем посту — умирают, но не сдаются. Тонкие, обветренные бледные губы, настороженные глаза. А седина… он был весь седой, в Афганистане я видел людей, которые в двадцать с чем-то лет были седыми.

— Ва алейкум ас-салам, — ответил Араб, — присоединяйтесь к нашему столу. Знакомы?

— Да, — ответил я.

Тихонов ел плов, как местные, руками. Если бы не глаза, явно русские, светлые — не отличишь от афганца.

— Что-то произошло?

— Произошло… — сказал Араб. — Слышали уже, господин подполковник?

— Мельком. Слухи быстро расходятся.

— Так вот теперь правду послушайте…

— Невеселая история… — подвел итог Тихонов, отпив из своей кружки свежего кваса. Квас научились делать прямо здесь, в караван-сарае, шел он хорошо. Пить что-то надо было — а выпив спиртного, можно было не вернуться…

— Какая есть, господин подполковник… — невесело сказал Тимофеев, перебирая ставшие уже привычными четки.

— Да какой я тебе господин подполковник. Ты меня уже в и звании обогнал… Араб. И в делах своих.

— Какое там обогнал… Смотрите, что делается…

— Да, невесело. В мое время такого не было.

— Было, — сказал я, — мой отец погиб. И мать тоже.

— Было, — согласился Тихонов, — но не так. Чтобы целая организация, чтобы весь советнический аппарат.

— Я подозреваю, что не все, но значительная часть… — сказал я, — следы уходят наверх. На самый верх. Идет грызня за власть, за деньги. Многие из тех, кто в это влез, отродясь больших денег в руках не держали. А тут целая страна на кормление. Соблазн был слишком большой. Афганистан, если и не козырный туз, то точно немалый козырь в этой игре. Картинка [51] , не меньше…

51

Имеется в виду валет, дама или король — старшие карты.

— Что нужно конкретно от меня?

— Пока просто пересидеть. Потом оружие. Хорошее. Мы готовы заплатить за него. Форма. Документы, если есть, левые. Заплатим золотом…

— Не в золоте дело.

— В нем… — Я отхлебнул чая, местного, с жиром и солью, такого, какой пьют все караванщики, — я не хочу вас обидеть или унизить, предлагая плату. Просто мы идем в последний бой. И золото нам на том свете будет ни к чему.

Подполковник перевел взгляд на его ученика, ставшего уже полковником.

— Ты тоже так думаешь?

— Да… — Тимофеев продолжал перебирать четки, — нас предали все, кто только мог предать. Предали не нас — предали наше дело. У нас больше нет чести, нет Родины, нас сделали преступниками. Наше дело оболгали и разрушили, нас использовали против нас же. Самое время… свести счеты.

К нам подбежал местный, кланяясь. Затараторил что-то на фарси… Я разобрал слово «хатарнак» — опасность!

Тихонов выслушал, сказал «ташаккор, дуст», поблагодарив местного, потом встал.

— Здесь жандармерия. Кого они могут искать…

Нас…

— Не знаю.

Тихонов понимающе хмыкнул.

— Не знаете… Ладно, уходим.

Следуя за местным, мы прошли в заднюю часть караван-сарая, туда, где готовили еду, хранились припасы, наверняка можно было тут найти и наркотики. Очевидно, здесь умели тихо препровождать нежелательных гостей так, чтобы этого никто не видел.

— Стоп! — сказал я, когда мне в голову пришла очень невеселая мысль.

— Что?

— Там могут быть беспилотники. Они могут искать нас с помощью беспилотника!

Я бы повесил над объектом беспилотник, а потом так и сделал — подвел жандармов и посмотрел бы, какие крысы и в какую сторону кинутся. Это избавляет от необходимости предпринимать штурм здания, опасного во многих отношениях. Опасного хотя бы потому, что за него надо будет отчитываться и начнут задавать вопросы.

Но нам от этого не легче. Если нас засекут, то нам не уйти.

— И что будем делать?

У всех у нас были пистолеты — я не видел, чтобы пистолет был у Тихонова, но он у него точно есть, к гадалке не ходи. И у меня, и у Араба были по две гранаты. Сдаваться — нам не светило…

— А, вот что. Ты понимаешь по-русски? — спросил я нашего провожатого.

— Да, господин… — ответил тот.

Я достал из кармана несколько ассигнаций, по пятьдесят рублей каждая, — деньги пока были. Демонстративно порвал их пополам.

— На, держи. Принесешь сюда два костюма. Два никаба, женских. Глухих. Получишь оставшиеся половины. Понял?

— Да, господин.

— Если приведешь жандармов, клянусь Аллахом, ничего не получишь…

— Я понял, господин…

Бача отправился зарабатывать деньги. То, что я ему предложил, — было больше, чем десять цен за самый дорогой никаб.

— Как нас выследили? — спросил Араб.

— Через него, — я показал на подполковника. — Давно его знаешь? А…

— Он преподавал в Отдельном учебном центре.

Я вспомнил.

— Через него и выследили. У них есть доступ к базам. И есть беспилотники. А может быть — это просто жандармы завалились сюда. Хочешь проверить, какая из двух версий верна?

Женщина на Востоке неприкосновенна, даже русские не смогли это изменить — верней, смогли сами восточные женщины, но не везде. Если женщина надевает никаб, глухое одеяние до пят с волосяной вуалью, прикрывающей лицо — ни один мужчина, дорожащий своей жизнью и не желающий дать повод к массовым бесчинствам, не решится ее досмотреть. Даже если ясно, что эта женщина — шармута [52] .

52

Проститутка.

Что же касается жандармов — то я не был уверен, то ли они искали нас, то ли просто зарулили сюда для поддержания порядка, для получения мзды, а возможно, и просто — чтобы цивилизованно поужинать. Двое сидели в зале, еще один что-то заказывал, еще один — пялился на шалаву на сцене, последний сидел в машине и ждал, пока друзья ему принесут поесть. Это была всего одна машина, жандармский «Егерь», и на нас никто не обратил особого внимания, кроме одного из жандармов — тот присвистнул.

Служитель и вывел нас из здания. Сцена была проста и понятна. Раз сюда завалились жандармы — нормальной работы не будет. Вот бача и решил вывести шармут, которые подрабатывали в нумерах на втором этаже — от греха подальше, тем более что заведение могли закрыть за то, что здесь устроили бордель. Шармуты надели никабы для того, чтобы не позориться самим и не позорить их семьи, возможно — они так зарабатывают на приданое и, если кто-то увидит их лица, ни про какую свадьбу не может быть и речи. Нравы здесь по сравнению с прошлым веком стали лишь немного свободнее — хотя и в России никто не станет брать замуж женщину, относительно которой известно, что она подрабатывала проституцией.