Огоньки без огранки
Шрифт:
Артур, при этих словах, щелкнул несколько раз тумблером переключения каналов и с победоносным видом воскликнул:
– Ваймэ! Работает!
На вспыхнувшем телеэкране плясал какой-то национальный хореографический ансамбль. То ли украинский, то ли белорусский. Картинка не отличалась четкостью и цвета были смазанными. Но Артур, поколдовавший с ползунками настройки аппарата, добился, что фигуры танцоров стали четкими и реалистичными.
С телевизором стало значительно веселее проводить одинокие дни в квартире. Роберт даже изучил программу телепередач и выбирал только те, которые ему нравились. С интересом смотрел новости. Особенно такие сюжеты, в которых говорилось об успехах промышленности и сельского хозяйства Армянской ССР. В такие моменты его родина казалась как-то ближе к нему.
По необъяснимой причине, Роберт запал на телесериал «Рожденная революцией», последняя серия которого была снята в уходящем году. Выискивал в программе время показа и успел просмотреть все десять серий, а некоторые и по два раза.
Грустная ирония – Роберт даже сочувствовал главному герою, сотруднику Ленинградского уголовного розыска Николаю Кондратьеву, которого играл Жариков. Переживал за его судьбу, сострадал о трагической гибели жены и желал, чтобы преступники были наказаны.
За таким просмотром одной из серий его как-то вечером застал Артур, неожиданно вернувшийся из города.
Старший брат с удивлением посмотрел на вдохновенную жестикуляцию Роберта и его прочувственные возгласы. Сказал с явным неодобрением по-армянски:
– «Хайтарак!» – Позор! Роберт, ты как слабая баба. Заплачь еще…– и добавил, воскликнув при этом. – Он же мусор! Как ты можешь переживать за него?!
Артур имел в виду телесериального милиционера Кондратьева, ведущего непримиримую борьбу с преступностью.
Ни он, ни Роберт не имели тюремного прошлого. Бог миловал обоих братьев от сидения за решеткой. Но Артур очень хотел подчеркнуть, что между ними и сотрудниками органов все равно лежит пропасть. Находятся они по разные стороны баррикад, и совсем негоже младшему брату распускать нюни по судьбе ленинградского мусора.
Даже слово это – «мусор» – Артур произнес по-русски с брезгливостью и отвращением, на какое только был способен. Это прозвище казалось ему сверхоскорбительным в отношении милиционеров.
Артур лагерных университетов не проходил. Да и с обычным образованием у него было так-сяк – начальная школа и профессия токаря, полученная в ремесленном училище.
Откуда ему было знать, что слово «мусор», на самом-то деле, было лишено оскорбительного смысла. Об этом, в общем-то, и знают не многие.
В царской России сыскной отдел московской полиции назывался Московским Уголовным Сыском, сокращенно МУС. Звучит смешно, конечно, но до революции столичные борцы с преступностью так и представлялись: мусор такой-то. Только имелась в виду не принадлежность сотрудника сыска к отбросам и отходам, а совсем другое. Это была аббревиатура от названия Московского Управления Сыскного Отделения России.
Роберт постарался не обращать внимание на оскорбительное высказывание старшего брата в свой адрес. Проглотил эти обидные слова про слабую бабу молча, хотя, услышав их, мог вполне скрутить Артура в бараний рог и надавать ему тумаков. Жилистый и крепкий от природы Роберт, со своей подготовкой гимнаста, был гораздо сильнее рыхлого и невысокого брата.
Он просто промолчал тогда в ответ, но продолжал включать по телевизору «Рожденных революцией». Теперь правда, только в отсутствии Артура.
А по вечерам, когда старший брат возвращался в квартиру, Роберт безропотно выключал телик и после этого они иногда выпивали коньяку, принесенного Артуром.
Часто вели долгие разговоры, сводившиеся больше к мечтам о светлой, богатой жизни. Брат, умеющий убеждать, говорил:
– Роберт, подождать надо немного! Ты потерпи! Мне самому хочется попить, погулять, с девочками потанцевать. Только опасно это брат! Засыпаться можем на мелочи. Столько готовились, рисковали, а попадемся из-за глупости. Главное – это решить, что с деньгами сделать!
Роберт слушал и соглашался. Вообще, Артур имел влияние на людей, несмотря на отсутствие хорошего образования. Он умел им пользоваться и обладал даром убеждения. Роберт, подчас, удивлялся, как старший брат, не будучи мало-мальски приличным оратором и говорящий по-русски с сильным акцентом, мог убедить любого в своей правоте.
Каждый раз их вечерний разговор заканчивался пугающими словами Артура:
– Ты, брат, не забывай, что нам вышка светит, если попадемся!
Роберт и не забывал об этом. Каждую ночь, перед тем как закрыть глаза и уснуть, он тревожно поглядывал на два больших коричневых чемодана из кожзаменителя, торчавших из-за шкафа. Они были полностью набиты тугими пачками купюр в банковских упаковках.
Эти бешеные деньги они с братом в начале августа умыкнули из хранилища Государственного банка в Ереване. Надо сказать, удача была на их стороне.
Полгода тщательно готовились и сделали дело красиво и, кажется, не оставив никаких следов и зацепок для милиции.
Тем не менее, Роберт, как только проваливался в тревожный сон, почти каждую ночь видел воображаемый тюремный коридор. А затем отчетливо слышал щелчок пистолета, приставленного к затылку.
После этого он сразу просыпался, а потом опять мучительно пытался заснуть. Иногда это удавалось быстро, особенно после выпитого коньяка, а иногда и нет. Ворочался с боку на бок.
Успокаивался только тогда, когда в памяти всплывали карие глаза Егине и ее родной запах. В нем был букет из запахов молодого женского тела, острых приправ, хвойного мыла и даже грудного молока Егине, которым она кормила младшего сына.
«Увидимся ли мы когда-нибудь?!» – думал Роберт, грустя.
Он когда-то поддался уговорам брата и пошел на преступление из-за семьи, которая, как ему мечталось, должна жить в роскоши и достатке.
Тех жалких, мятых трешек и пятерок, которые он приносил с работы и отдавал Егине, не хватало для более-менее человеческой жизни. Они нуждались. Не могли позволить себе не то, что такого нового и цветного телевизора, принесенного Артуром в эту квартиру, а и старого, черно-белого.
Рождение второго ребенка еще больше ударило по благосостоянию семьи. У них не было богатых родственников, которые могли помочь. А у Роберта не было и второй работы, где можно было подхалтурить. Нищая тоска, а не жизнь!
Старшему брату-искусителю не понадобилось долго уговаривать Роберта согласиться на преступление. Артур сказал ему, что уже все продумал, спланировал и уверен, что все пройдет, как по маслу.
А потом нарисовал воздушные замки и богатую, счастливую жизнь семьи Роберта после того, как они тихо и без пыли изымут лишнее из хранилища банка.